Он удивлял меня своими словами, но я молчала боясь хоть чем-то оттолкнуть от себя отца. Сейчас для меня было самым главным, что он не отказывается от меня.
Уже на следующее утро людям Та-Кемет было объявлено, что фараон нашёл свою дочь и имя её Снеферка. Дочь Каа,а и великой царицы Нефертиабет, до того скрывали от врагов, и она находилась под защитой богов.
Подробности произошедших перемен в Египте я узнала много позже, когда отца уже не было. Именно Удиму угрожая мне, сказал что фараон убил половину жрецов, заставив остальных силой, признать моё право на уас. А вот сейчас именно Удиму не даст мне сделать подобного, — так прозвучат слова жреца много лет спустя…
Все жрицы Хатор, хоть что-то знавшие о моём рождении, были истреблены воинами фараона.
Я не знала всего этого и потому была в этот миг счастлива, отец для меня стал целым миром. Мой самый лучший, самый добрый и самый любимый в мире человек. Я готова была на всё лишь бы он был рядом, лишь бы он был доволен и гордился мной.
После объявление о найденной дочери фараона, был провозглашен великий праздник, на котором должны были собраться множество важных гостей со всей Черной земли. Подготовка к нему велась в большой суете и спешке. Среди всего этого я в своей непоседливости не могла никак сидеть на месте, радость обретения отца переполняла меня.
В один из таких дней, Охан, к которому я уже привыкла и почти не ощущала его за своей спиной упустил меня из вида. Моя прогулка по дальним уголкам сада вокруг клетки с дикими кошками привела меня к неширокой тропинке.
Ничуть не сомневаясь в своих шагах, я направилась по ней дальше, желая исследовать и проверить новые места в дворцовом саду. Сама того не замечая я ушла довольно далеко и уже совсем упустила из вида высокие статуи храма рядом с дворцом.
Так не заметно я оказалась вдалеке и совсем устав от ходьбы присела на небольшой камень в тени дерева. В моих мыслях было возвращаться, а главное было отдохнуть, и потом не сбиться с тропинки, возвращаясь.
Неожиданно я услышала, как кто-то поет. Голос был вдали и доходил до меня слабо, но я расслышала, что поющий голос молод. Несколько слов тоже долетели до моих ушей.
— … Где ты и что с тобой? Не печалься, наступит час и я найду тебя…
Голос был приятным, и насколько я поняла, он кого-то потерял и хотел найти.
Приподнявшись с камня я попыталась разглядеть того, кто поёт, но мешали ветви деревьев.
И только в момент когда поющий сам вышел из-за закрывающих его ветвей с листвой, я увидела его.
От неожиданности чуть не вскрикнула. И не от страха, а от неожиданной радости.
Как и почти три года назад, передо мной стоял смуглый и темноволосый мальчишка, хорошо физически развитый для своего возраста. Глаза были тёмно-коричневые, почти черные. Он вырос, стал выше и крепче в плечах. Но я всё равно узнала его.
Мне даже показалась, что я мгновенно перенеслась туда, на берег Нила.
— Хотеп… — произнесла я тихо, несмело.
Но меня не услышали, ветер шумно шевелил листвой. Хотеп, уже повернулся ко мне боком, собираясь пройти мимо. Я не могла этого допустить, ведь всегда мечтала что мы встретимся.
— Хотеп!!! — закричала я и метнулась к нему.
В ответ мальчишка остановился и замер, будто не понял что его зовут.
— Хотеп… — я тоже остановилась, не понимая узнает ли он меня.
А мальчишка повернулся и радостно улыбнулся.
— Нефе? — удивленно выкрикнул он и побежал мне навстречу.
А потом мы без умолку болтали, удивлялись нашей встрече. Говорили, говорили…
— Нефе, ты как тут оказалась?
— Я оттуда, — махнула я рукой в сторону дворца вдали.
— Тебя за фруктами послали? — удивился Хотеп.
— Нет, я просто вышла прогуляться, — его вопросу я не меньше удивилась.
— Конечно, ты же не донесёшь, глупый я, — Хотеп вновь улыбнулся.
— Ты во дворце живёшь? Всё хорошо у тебя? Ты не голодная? — он вновь забеспокоился обо мне.
— Нет, у меня всё хорошо, Хотеп. Не голодная.
— Тебе не тяжело там работать? — задал он следующий вопрос.
— Нет, — кратко ответила я, не решаясь рассказать правду.
— Это я рассказал про тебя…
Он будто бы хотел сказать кому он рассказал, но резко замолчал и тень печали легла на его лицо.
— А ты Хотеп, что здесь делаешь? И почему твоя кожа обожжена солнцем? — я коснулась рукой его плеча.
— Я здесь живу, ухаживаю за садом. А это ерунда, я уже привык…
Он вновь улыбнулся и взяв за руку потянул за собой.
— Пошли покажу мою хижину.
Пока мы шли до хижины, Хотеп так и не отпустил моей руки. Радость была на наших лицах, счастье встречи отражалось на них.
Хижина была небольшой, циновка, кувшин для воды и несколько глиняных плошек. Мы присели на циновку, и я осмотревшись задала вопрос.
— А почему ты здесь Хотеп, ты же служил жрецам?
— Теперь уже нет. Я не хочу быть жрецом.
— Ну и правильно, — поддержала я его по-детски.
Мы долго разговаривали, смеялись, пока я вдруг не спохватилась. Опомнившись, я поняла что меня уже давно ищут. И потому вскочив на ноги, пообещав, что вернусь через несколько дней, побежала к тропинке из сада. Хотеп прокричал, что будет ждать, и долго махал мне рукой.
[1] Сандалии — обувь в первые династии фараонов носили только фараон и верховные жрецы, остальным она была недоступна, ходили простые египтяне босиком. Сами сандалии напоминают сегодняшние вьетнамки или сланцы, то есть открытые тапочки с перемычкой, отделяющей большой и средний палец. Изготавливались они изначально из пальмовых листьев и папируса, а в дальнейшем из кожи. В более позднии династии сандалии фараона могли стоить как половина бюджета небольшого города.
В некоторых странах принято ходить по дому в обуви. Однако у жителей Древнего Египта с этим было все строго. Они всегда разувались перед тем, как войти в жилище и оставляли обувь у порога.
[2] Когда фараоны стали брать в жены дочерей и сестёр, в истории не сохранилось. Нет данных, что это происходило в додинастический или в раннединастический период. Но уже у второй династии эти случаи известны.
Стоит оговорить и ещё одно очень важное обстоятельство (возможно, здесь кроется секрет тяги фараонов к женитьбе на дочерях и сёстрах): именно по женской линии велась родословная и именно дочери считались законными наследниками семейного имущества. Ведь если в отцовстве можно было и усомниться, то материнство никаких сомнений не вызывало.
Между тем государством управляли мужчины и делегировать своё право женщинам не собирались. Возникала досадная закавыка, к решению которой фараоны подошли оригинально. Они легитимировали своё право на престол через женщин. Женившись на сестре или дочери, они упрочивали своё царское положение и гарантировали все законные права своим будущим детям.
Звучит как бред, но не для фараонов. Тем более что подобная идея красной нитью проходит и сквозь египетские мифологемы. Так, два чрезвычайно значимых божества — Осирис и Сет, будучи братьями, женятся на своих сёстрах — Исиде и Нефтиде, причём считается, что близнецы Осирис и Исида полюбили друг друга ещё в чреве своей матери Нут. Позже они стали первыми царями Египта, заложив фундамент неестественной брачной традиции. Отныне фараоны заключали брак с сёстрами по примеру богов, а значит, по высшей божественной воле.
Здесь необходимо отметить, что историк Манефон, по-видимому, делил историю Египта на династии следующим образом. Династия — это ряд последовательно царствовавших фараонов, передающих власть от отца к сыну. А власть от династии к династии передавалась посредством утробного права.
Таким образом, надо думать, что первый фараон 2 династии был женат на дочери последнего фараона 1 династии,
Глава 19
Египет 2899 год до н.э. Тинис. Дворец фараона, празднование обретения Великой женщины фараона Каа, Снеферки[1].
Несколько дней я не могла вырваться на встречу с Хотепом, праздник обретения царской дочери длился несколько дней.
К празднованию тщательно готовились: украшали столы и стены зала, зажигали благовония, приглашали певцов, танцоров и музыкантов и, конечно, ставили на стол как можно больше изысканных кушаний. Гости в своих лучших схенти и париках приветствовали фараона торжественными речами, он соответствующим образом отвечал, движением головы или руки.
«Да будет в твоём сердце милость Амона! Да ниспошлёт он тебе счастливую старость! Да проведёшь ты жизнь в радости и достигнешь почёта! Ты садишься в колесницу, в руке твоей хлыст с золотой рукояткой, вожжи у тебя новые, в упряжке — сирийские жеребцы. Ты нерушим, и враги твои падают. Что о тебе плохое сказали — не существует».
Сам пир я наблюдала уже восседая на новом изготовленном именно для меня высоком троне, он был не менее широк и величествен, чем трон фараона.
Ножки трона в форме кошачьих лап оканчиваются львиными головами — простыми и в то же время очень реалистичными. Ручками на нём служат великолепно изваянные крылатые змеи, увенчанные коронами. Между брусьями, поддерживающими спинку, изгибаются шесть кобр из позолоченного и инкрустированного дерева. Но красой всего трона является, конечно, его спинка. Как мне сказали, что прекраснее этой панели в Египте еще ничего не было.
На спинке кресла изображен один из залов дворца. Это комната, украшенная по бокам колоннами, увенчанными цветочными гирляндами, фризом из уреев и карнизом с традиционным рисунком. Сквозь отверстие в крыше солнце посылает свои дающие жизнь благословляющие лучи.
Спинка трона необычайно яркая и эффектная, украшена красной стеклянной пастой, сверкающим похожим на бирюзу, фаянсом. Многие узоры были из серебра, все орнаментальные детали панели инкрустированы разноцветным стеклом и фаянсом, сердоликом, а также совершенно неизвестным мне сочетанием прозрачных кварцевых пластинок с подкладкой из цветной пасты, очень напоминающим стеклянную мозаику. И все это на фоне листового золота, которым обит весь трон. И он трон, был поистине ослепительным зрелищем, поражающим всех приближающихся[2]