— Она всё? — спросила я Яххотен.
Она не ответила, только согласно махнула головой. Все это время со мной не отлучно находились она и Охан.
Мне не терпелось узнать кто же появился у меня брат или сестра. И вовсе не потому, что от этого зависело кому передаст отец уас. А всего лишь потому, что по-детски, с кем я буду играть. Сестра это хорошо, думала я. Я научу её всему тому, что познаю сама. Нет, всё же брат лучше, продолжала размышлять. Отец будет счастлив, да и мне не придется обучаться всему тому, что нужно знать фараону. И опекать меня будут меньше, и я смогу чаще видеть Хотепа.
Но пойти и узнать кто же родился, не пустила меня Яххотен. Она уложила мня спать, ведь ночью я почти не сомкнула глаз. Решив, что так будет лучше, да и потом всё спрошу у отца, я уснула.
Проснулась я ближе к полудню, Ра уже опалял своими лучами всё вокруг. Яххотен и Охана рядом не было, что показалось мне странным. Обув свои сандали я вышла во внутренний двор, а там было странно тихо.
Я прошла мимо журчавшего ручейка, что наполнял небольшой бассейн, мне даже показалось, что и он затих. Странно, ведь я думала, что Каа устроит праздник, в честь рождения своего ребенка.
Но было очень тихо, я даже не слышала голосов людей. Вокруг никого не было.
Я сняла сандали и прошла внутрь дворца, намереваясь увидеть радостного отца и потому пошла по длинному коридору к его покоям. Ещё больше я удивилась, что не встретила слуг и даже не одного стражника.
В этой напугавшей меня тишине, подошла к входу в покои фараона и остановилась у угла. Каа не слышал как я подошла, босые ноги не издавали шума. Отец стоял ко мне спиной, и не шевелился. Его плечи были опущены, руки висели безвольно, вдоль тела. Я не понимала, что с ним. Выглянула из-за угла, фараон в этот момент опустил голову и тяжело вздохнул.
Я не знала, что делать, молча стояла и смотрела. Мне казалось, что отец должен радоваться.
Каа в этот момент ожил, и сорвал с шее висевший амулет и кинул его в стену. Напуганная я прошептала:
— Отец…
Я сказала это тихо, но в этой звенящей тишине, он услышал и обернулся, его лицо было белым.
— Нефе, ты единственная моя…
Он произнёс это и содрогнулся. Его стало трясти, и я ещё больше испугалась.
Чуть позже когда отец немного успокоился и смог говорить, я узнала что не будет у меня ни брата, ни сестры. После сказанного мы долго сидели молча и печально.
А уже на следующий день начались приготовления к церемонии захоронения детей фараона, мальчик и девочка родились мертвыми, чуть раньше срока. Родившая их молодая наложница фараона, умерла вскоре после этого.
Погребение наложницы по имени Хенеттауи было скромным: саркофаг, доска для него и личные украшения. Это потому что она не была знатного рода, и её захоронение было спешным. Со слов Джета, фараон в этот раз нарушил традицию и повелел возвести для неё небольшую мастабу рядом со своей уже выстроенной в Абидосе.
Я не должна была присутствовать на этой церемонии, так сказал Охан. Но к моему удивлению, отец и здесь нарушил традицию. Вместе с отцом я присутствовала в этой печальной процессии.
Только позже я поняла отца, он пытался постепенно показать мне, как не милостив и порой даже жесток этот мир.
Церемония проходила только в окружении нескольких слуг и охраны дворца. Саркофаг[3] поставили прямо на землю и открыли.
На крышке была изображена Хенеттауи, когда крышку сдвинули внутри лежала завернутая в льняные полотна наложница фараона[4]. Она была в пышном парике, украшенном живыми цветами и с позолоченным лицом. В ее ушах круглые серьги, орнаменты которых восходят к розеткам культа богини Хатхор. На плечах роскошное многорядное ожерелье усех.
Над руками, которые были скрещены, подобно рукам Осириса, два Ока Уджат на знаке незыблемости и два иероглифа «нефер» — красота. Так выражено пожелание вечной красоты и юности, под защитой святых божественных очей.
После небольшого молчания, отец подал знак слугам и саркофаг занесли в мастабу. А когда слуги вышли. вход заложили камнями и установили каменную стелу. На ней была надпись, но времени увидеть иероглифы мне не дали, тут же фараон сел в палантин, и мне пришлось поспешить вслед за ним.
Через несколько дней началась уже более торжественная церемония захоронения детей фараона. И не важно, что они родились мертвыми и от наложницы. Дети фараона должны быть захоронены в его мастабе, рядом с его местом упокоения.
Во время этой церемонии присутствовали жрецы, во главе с толстым и противным верховным. А так же приближенные фараона, все начальники церемоний, и даже писцы, чтобы отразить это в в записях. Маленькие саркофаги стояли рядом, отец подошел к каждому из них и положил руку на крышку. Их не открывали, в молчаливой тишине их занесли внутрь шестеро слуг и две служанки.
Всё это время мы стояли молча у входа, через какое-то время из мастабы раздался приглушённый вскрик. Я удивленно встрепенулась и посмотрела на отца, он все это время смотрел на вход в мастабу.
Услышав, что слуги выходят, я перевела на них взгляд. Вышли четверо, подошли и встали перед фараоном на колени, склонили головы и вытянули руки. Это было обычное преклонение перед Пер О, уже не удивлявшее меня.
Вновь посмотрев на вход, я ждала когда же выйдут остальные, но так и не дождалась[5].
Фараон и все его сопровождавшие в это время двинулись в сторону палантинов, я не понимая, что же происходит, посмотрела на Джета и Охана, что стояли рядом.
— Великая, — произнес Джет, а Охан рукой показал что мне нужно тоже идти к палантину.
Я послушно пошла, но всю дорогу по возвращении во дворец, я размышляла, зачем слуги остались охранять умерших.
Выходя из палантина, я не сдержалась и спросила Охана, сколько положено охранять умерших. Это получилось громче чем я хотела и меня услышал отец.
Он молча посмотрел на меня и подал знак всем удалиться. Я взволновано посмотрела на уходящих Джета и Охана, не понимая почему отец остался со мной.
— Они будут охранять моих детей вечно, — произнес Пер О.
— Как это? — я смотрела на него наивно.
— Они вместе с ними ушли на запад, чтобы там служить им. И вместе с ними переродятся.
Я открыла рот, чтобы задать вопрос, но холод в глазах отца меня остановил. Сглотнув ком образовавшийся в горле, онемев, испуганно смотрела на него.
— Запомни, слабость, твоя слабость, будет всегда против тебя и людей Черной Земли, — его взгляд был страшнее того, что произошло в мастабе.
— Твоя слабость это смерть не одного или двух, твоя слабость это смерть всех.
Я молчала, пытаясь понять произошедшее в мастабе и сказанное сейчас фараоном. Вера, моя вера, в отца сейчас терпела испытание. Она выдержала. Только я ещё не понимала, равна ли жизнь одного человека, жизни целой страны и можно ли ради будущего многих, пожертвовать жизнью одного.
— Иди, — плечи отца опустились, будто тяжесть легла на них.
— Пора тебе взрослеть. Может мужа тебе найти? — нахмурившись проговорил.
Он продолжал смотреть на меня, будто размышляя. Постояв так немного, он ушел, тяжело ступая по каменному полу.
На следующий день я узнала, что фараон вновь заболел, переживая утрату детей.
[1]Египтянки рожали сидя на корточках. Увы, не только в глубокой древности, но и ещё каких-то сто лет назад беременность, роды и послеродовой период были опасными как для матери, так и для ребенка. Нет точных цифр об уровне детской смертности в Древнем Египте, но исследования показывают, что процентные показатели, вероятно, были сопоставимы с теми культурами, по которым есть достоверные данные. Это позволяет предположить, что примерно 20% новорожденных не доживали до своего первого дня рождения, а из тех, кому исполнился первый год, 35% не доживали до своего пятого дня рождения.
[2]Не стоит заглядывать дальше гробницы Тутанхамона, чтобы увидеть трогательное и очень личное свидетельство этой суровой реальности. Среди впечатляющих сокровищ, захороненных вместе с царём, найдены два небольших гроба, в которых находились мумифицированные останки двух крошечных мертворожденных младенцев женского пола, у одной из которых срок беременности составлял около 5 месяцев, а у другой — чуть старше. Эти младенцы были отпрысками Тутанхамона и его жены Анхесенамон. Царь умер, так и не произведя на свет живого наследника.
[3]В этот период искусство украшения саркофагов процветало. Это было особенно важно в то время, потому что никакие изображения не делались в тех простых подземных камерах, в которых хоронили даже высокопоставленных людей.
[4]Находок из погребений I–II династии немного, но даже по ним можно сказать, что попытки искусственного создания условий для мумификации в этот период предпринимались. Тело заворачивали во множество слоев льняных погребальных саванов, которые были пропитаны консервирующими растворами. Но самом тело внутри этого кокона продолжало разлагаться.
Около 2600 г. до н.э., во времена Четвертой и Пятой династий, египтяне научились успешно мумифицировать умерших.
[5]Людей в древнем Египте приносили в жертву только так. Особенно в раннединастический период. Если загробная жизнь — эта тоже жизнь, только где-нибудь в другом месте и в другом состоянии, то и готовиться к ней нужно основательно. Как к переезду. С материальными ценностями, охраной, слугами и прелестницами. Тем более если ты фараон, он мог себе позволить брать в загробный мир целые свиты из слуг. Вельможи, которые не имели возможности обеспечить себя на том свете настоящими слугами, ограничивались их изображениями на стенах гробниц, либо же статуэтками.
Невозможно однозначно утверждать добровольно люди отказывались от жизни для культовых обрядов или всё-таки нет. Очень может быть, что помирать они шли добровольно. Может даже охотно. При этом преданность хозяину здесь ни при чём. Ларчик открывается не сложно. Почти до конца эпохи Древнего царства египтянам не разрешалось самостоятельно возводить себе гробницы. Собственную усыпальницу можно было получить только с разрешения фараона.