укты, однако, как только Паулина оказалась в Вальпараисо, она поняла, что та же идея посетила уже многих и жестокой конкуренции не избежать. Паулина покрутила головой и отметила буйство зелени и фруктов, признак щедрого лета. Продать все это не представлялось возможным. Овощи разрастались в огородах, деревья сгибались под тяжестью плодов, и мало кто был готов платить за то, что можно взять даром. Паулина вспомнила усадьбу своего отца, где фрукты гнили на земле, потому что никто не утруждался их собирать. «А ведь если продукты вывезти в Калифорнию, там они будут ценнее, чем само золото, – подумала Паулина. – Свежие фрукты, чилийское вино, лекарства, яйца, приличная одежда, музыкальные инструменты и – почему бы нет? – театральные постановки, оперы и сарсуэлы[12]. Сан-Франциско ежедневно пополняется сотнями иммигрантов. Пока речь идет об искателях приключений и бандитах, но очевидно, что туда прибудут и переселенцы с другого края Соединенных Штатов: честные фермеры, адвокаты, врачи, учителя и прочие благопристойные граждане вместе с семьями. Где женщины – там и цивилизация, и когда Сан-Франциско встанет на этот путь, мой пароход будет уже там со всем необходимым», – решила предпринимательница.
Паулина пригласила капитана Джона Соммерса и его сестру Розу на чай, когда полуденный зной слегка спал и задул свежий ветер с моря. Паулина была одета слишком роскошно по меркам портового общества: с ног до головы в муслине, в кремовых кружевах, с венцом кудряшек над ушами, и драгоценностей на ней было больше, чем допускалось в этот вечерний час. Двухгодовалый сын дрыгал ножками на руках у няни в униформе, а хозяйка кормила кусочками пирожка мохнатую собачонку, лежащую на полу. Первые полчаса ушли на приветствия, питье чая и воспоминания о Джейкобе Тодде.
– Что сталось с нашим другом? – спросила Паулина, не забывшая о роли этого взбалмошного англичанина в ее любовной истории.
– Я давненько ничего о нем не слыхал, – ответил капитан. – Два года назад он отправился вместе со мной в Англию. К тому времени Тодд совсем пал духом, но море пошло ему на пользу, и к прибытию прежнее благодушие к нему вернулось. Последнее, что я слышал о Джейкобе Тодде, – это что он собирается основать утопическую общину.
– Это еще что такое?! – хором воскликнули Паулина и мисс Роза.
– Сообщество людей, живущих вне общества, с собственным правительством и законами, руководствуясь принципами равноправия, свободной любви и совместного труда, – вот как я это понимаю. По крайней мере, о таком устройстве Тодд мне все уши прожужжал во время плаванья.
– Да он еще безумнее, чем нам казалось, – заключила мисс Роза с ноткой сочувствия к своему верному ухажеру.
– Людей с нетривиальными идеями в конце концов всегда принимают за сумасшедших, – вздохнула Паулина. – Вот, например, у меня есть идея, которую я хотела бы обсудить с вами, капитан Соммерс. Вы уже изучили мою «Фортуну». Сколько времени займет путешествие на полном ходу от Вальпараисо до залива Пеньяс?
– Залив Пеньяс? Это же на самом юге и даже южнее!
– Да. Южнее, чем Пуэрто-Айсен.
– И что же мне там делать, сеньора? Там ведь нет ничего, кроме островов, леса и дождя.
– Вам знакомы эти места?
– Да, но я думал, что речь идет о рейсах в Сан-Франциско…
– Попробуйте слоеные пирожки, они просто чудо, – предложила хозяйка, поглаживая собачку.
Пока Джон и Роза беседовали с Паулиной в гостиной «Английского отеля», Элиза и няня Фресия обходили район Альмендраль. В это время ученики и гости собирались на танцевальный вечер в академии, и мисс Роза в порядке исключения разрешила Элизе спуститься в город в сопровождении няни. Обычно Роза настаивала, что в академии они могут появляться только вдвоем, но учитель танцев не угощал алкогольными напитками до захода солнца, поэтому в начале вечера юные шалопаи в зал не заглядывали. Элиза решила воспользоваться редкой возможностью и, оказавшись на улице без мисс Розы, убедила индианку помочь в исполнении ее плана.
– Благослови меня, нянюшка. Я решила ехать в Калифорнию искать Хоакина, – взмолилась она.
– Ну как же ты поедешь – одна, да еще беременная! – ужаснулась няня Фресия.
– Если ты не поможешь, я все равно поеду.
– Я все расскажу мисс Розе!
– Если ты расскажешь, я себя убью. А потом буду являться к тебе каждую ночь. Вот клянусь! – пригрозила девушка с недоброй решимостью в голосе.
Накануне Элиза видела в порту группу женщин: они договаривались о посадке на корабль. Выглядели они совсем не так, как женщины, которых Элиза привыкла встречать на улице: те и зимой и летом кутались в темные покрывала, поэтому Элиза предположила, что это те самые проститутки, с которыми развлекался дядя Джон. «Это потаскухи, они дают за деньги и отправятся прямиком в ад» – так когда-то объяснила няня Фресия. А еще Элиза перехватила несколько фраз капитана, обращенных к дяде Джереми, и знала, что чилийки и перуанки отправляются в Калифорнию, чтобы заграбастать золото старателей, но девушка не понимала, каким образом они намереваются это проделать… «Если эти женщины могут путешествовать в одиночку и жить без посторонней помощи, значит и я смогу», – решила Элиза. Она шла быстро, прикрыв лицо веером и потея под декабрьским зноем; сердце ее бешено колотилось. Драгоценности из приданого лежали в маленьком бархатном кошельке. Новые туфли оказались для Элизы настоящей пыткой, корсет давил на ребра; зловоние из открытых сточных канав усиливало тошноту, но Элиза держалась прямо, как приучили ее годы хождения с книгой на голове и игры на фортепиано с металлическим прутом за спиной. Толстая няня Фресия с разбухшими венами на ногах подвывала и творила молитвы на своем языке, едва поспевая за непоседой.
– О господи, дочка, куда мы идем-то?
На это Элиза ответить не могла, потому что и сама не знала ответа. Она была уверена лишь в одном: нет смысла закладывать драгоценности, чтобы на вырученные деньги купить билет до Калифорнии, потому что дядя Джон сразу об этом узнает. Хотя корабли каждый день выходили в море дюжинами, Вальпараисо – город маленький, и все в порту знают капитана Джона Соммерса. Элиза не могла получить и удостоверение личности, не говоря уже о паспорте, потому что в эти дни консульство Соединенных Штатов в Чили было закрыто из-за несчастной любви североамериканского дипломата к одной чилийской даме. Элиза решила, что единственный способ отправиться вслед за Хоакином Андьетой в Калифорнию – это пробраться на корабль зайцем. Дядя Джон рассказывал, что порой безбилетники проникают на борт, вступив в сговор с кем-нибудь из команды. Возможно, некоторым удавалось прятаться в течение всего рейса, другие умирали, и их тела сбрасывали в море, а Джон ничего об этом не знал, но уж если капитан обнаруживал безбилетного пассажира, он с одинаковой суровостью карал и его, и всех, кто ему помогал. Дядюшка говорил, что это один из тех случаев, когда он использует непререкаемую власть капитана корабля: в открытом море нет других законов и справедливости, помимо капитанской воли.
По словам дяди Джона, о большей части незаконных перевозок договаривались в портовых тавернах. Элиза никогда не бывала в подобных местах, но сейчас увидела женщину, заходящую в ближайший шалман, и тотчас опознала в ней одну из тех, что вчера искали случая попасть на корабль. Это была молодая толстушка с черными косами за спиной, в хлопчатой юбке, расшитой блузке и с шалью на плечах. Элиза, не раздумывая, последовала за ней, а няня Фресия осталась снаружи, причитая:
– Сюда только шлюхи заходят, девочка, это же смертный грех!
Когда Элиза толкнула дверь, ей потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте и табачному смраду пополам с запахом дрянного пива. Таверна была битком набита мужчинами; на двух вошедших женщин глядели во все глаза. В первый момент повисло выжидательное молчание, а потом их засыпали похабными шуточками и сальными комплиментами. Толстушка воинственным шагом направилась к столу в глубине зала, шлепая направо и налево по рукам, пытавшимся ее залапать, а Элиза вслепую попятилась назад, не понимая, что происходит и что ей кричат эти мужчины. Поравнявшись с дверью, она натолкнулась на очередного посетителя, входившего в таверну. Мужчина что-то выкрикнул на незнакомом языке и успел подхватить поскользнувшуюся девушку. Элиза сразу же узнала китайского повара, с которым их вчера знакомил дядя Джон.
– Тао Цянь? – спросила Элиза, радуясь, что у нее хорошая память на имена.
Китаец приветствовал ее, сложив ладони перед лицом и несколько раз поклонившись, а таверна продолжала улюлюкать. Два матроса поднялись из-за стола и, шатаясь, подошли к ним. Тао Цянь указал Элизе на дверь, и они вышли.
– Мисс Соммерс? – удивился он уже снаружи.
Элиза кивнула, но сказать ничего не успела: в дверях появились два матроса – они были пьяны и искали ссоры.
– Как ты осмелился приставать к прекрасной сеньорите, китайский говнюк? – зарычали матросы.
Тао Цянь склонил голову и повернулся, собираясь уходить, но один ухватил его за косичку и резко дернул, а второй в это время расхваливал прелести Элизы, дыша ей в лицо винным перегаром. Китаец с ловкостью кошки развернулся, принимая вызов. В руке он уже держал свой длинный нож – лезвие блестело, как зеркало под летним солнцем. Няня Фресия завопила, ловко лягнула ближайшего к ней матроса, схватила Элизу за руку и зарысила вниз по улице с проворством, изумительным для такой дородной особы. Они пробежали несколько кварталов, выбрались из зоны красных фонарей и не останавливались до самой площади Святого Августина, где индианка, сотрясаясь всем телом, рухнула на ближайшую скамейку.
– Уй, доченька! Если хозяева про такое прознают, мне конец! Пошли-ка домой сейчас же…
– Нянюшка, я еще не сделала то, зачем пришла. Я должна вернуться в таверну.
Няня Фресия скрестила руки на груди и наотрез отказалась двигаться с места, а Элиза расхаживала взад-вперед, лихорадочно пытаясь придумать хоть какой-то план. Времени оставалось мало. Мисс Роза дала предельно ясные инструкции: ровно в шесть возле танцевальной академии их заберет карета и доставит домой. «Действовать нужно быстро, второго такого шанса не будет», – твердила себе Элиза. Так обстояли дела, когда женщины вновь увидели китайского повара: тот спокойно направлялся к ним, покачиваясь на ходу и, как всегда, улыбаясь. Он проделал свой ритуал с поклонами в качестве приветствия, а затем на хорошем английском обратился к Элизе с вопросом, нуждается ли досточтимая дочь капитана Джона Соммерса в его помощи. Элиза объяснила, что она не дочь, и тут же, поддавшись приступу доверчивости или отчаяния, сообщила, что действительно нуждается в помощи, но речь идет об очень личном деле.