На причалах Сан-Франциско громоздились ящики с товарами, отправленные Паулиной из Вальпараисо: свежие яйца и сыр, овощи и фрукты прямиком из чилийского лета, сливочное масло, сидр, рыба и моллюски, первосортные колбасы, говядина, потрошеная птица, уже нашпигованная и приправленная для готовки. Паулина заказала у монахинь колониальное печенье с вареной сгущенкой и слоеные пирожные «миль охас»[31], а также креольское жаркое – это любимое у чилийцев блюдо тоже путешествовало в холодильных камерах из синего льда. Первую партию товаров расхватали меньше чем за три дня, выгода от продаж была такая, что братья Родригес де Санта-Крус забросили другие предприятия и сосредоточились на ледяном чуде. Края глыб медленно таяли в течение плавания, но льда оставалось еще много, и капитан намеревался нажиться на его продаже в Панаме. Триумфальный успех первого рейса скрыть было невозможно, и новость о чилийцах, плавающих с куском льда на борту, стремительно разнеслась во все концы. Вскоре начали создаваться товарищества для такого же путешествия с айсбергами с Аляски, но оказалось, что невозможно набрать команду для такого плавания и негде взять свежие продукты, способные достойно соперничать с чилийскими, так что Паулина продолжала свое смелое предприятие без конкурентов и уже искала второй пароход для расширения дела.
Книги капитана Соммерса с эротическими историями тоже распродавались коробками в мгновение ока, но это предприятие Джон держал в тайне и торговал в обход братьев Родригес де Санта-Крус. Капитан должен был любой ценой избежать благочестивых протестов, какие случались в других городах, где цензура изымала безнравственные книги и публично сжигала на площадях. В Европе роскошные экземпляры эротических романов тайно распространялись среди вельмож и коллекционеров, но главную прибыль приносили издания для широкой публики. Печатались такие книжки в Англии и продавались из-под полы за несколько пенни, но в Калифорнии капитан получал за каждый экземпляр в пятьдесят раз больше. Убедившись, что подобная литература пользуется спросом, Джон Соммерс решил присовокупить к тексту еще и иллюстрации, ведь большинство старателей могли читать только газетные заголовки. Новые издания уже печатались в Лондоне с незамысловатыми, но понятными рисунками, и это было как раз то, что требовалось.
В тот же вечер Джон Соммерс, остановившийся в лучшем отеле Сан-Франциско, ужинал с братьями Родригес де Санта-Крус, которые в последние месяцы снова стали выглядеть как кабальеро. Ничто в них не напоминало косматых дикарей, охотников за золотом. А богатство поджидало их прямо здесь, в чистых коммерческих сделках, которые они могли проворачивать, не покидая мягких гостиничных кресел, с бокалом виски в руке, как цивилизованные люди, а не нищеброды, – вот как говорили теперь братья Родригес де Санта-Крус. К пяти чилийским горнякам, которых они привезли в Калифорнию в конце 1848 года, добавились восемьдесят деревенских батраков: это были тихие подневольные люди, они не разбирались в старательском деле, но быстро учились, подчинялись приказам и не бунтовали. Братья поставили своих работников по берегам Американ-Ривер под началом надсмотрщиков, а сами занимались транспортом и коммерцией. Они приобрели два корабля для рейсов из Сан-Франциско в Сакраменто и двести мулов для перевозки на прииски различных товаров, которыми торговали напрямую, без посредников. У беглого раба, прежде служившего телохранителем, открылся талант к математике, и теперь он вел для братьев всю бухгалтерию, тоже одевался как джентльмен, сидел в кресле с бокалом в руке и попыхивал сигарой, несмотря на брюзжание гринго, которые едва мирились с его цветом кожи, но все равно были вынуждены вести с ним дела.
– Ваша супруга наказала передать, что следующим рейсом «Фортуны» она приедет сюда вместе с детьми, служанками и собакой. Она предлагает вам заранее подумать, где вы их разместите, поскольку жить в отеле она не желает, – сообщил капитан дону Фелисиано.
– Ну что за несообразная идея! Золотые прииски скоро обеднеют, и этот город снова станет захолустьем, каким был два года назад. Есть уже признаки: металла становится все меньше, сейчас никто не находит самородки размером с булыжник. А когда золото закончится, кому будет нужна эта Калифорния?
– Когда я попал сюда в первый раз, это место напоминало лагерь беженцев, но теперь оно выглядит как вполне пристойный город. Откровенно говоря, я не думаю, что Сан-Франциско в одночасье растает, – теперь это ворота Запада на Тихом океане.
– И Паулина в письме говорит о том же!
– Фелисиано, послушай совета жены, она у тебя зоркая, как рысь, – вмешался брат.
– Да и к тому же ее не остановить. Следующим рейсом она отправляется со мной. Не будем забывать, что она владелица «Фортуны», – улыбнулся капитан.
К ужину подали тихоокеанские устрицы (одно из немногих гастрономических чудес Сан-Франциско), фаршированных миндалем голубей и груши в сиропе – из товаров, отправленных Паулиной: отель сразу же закупил этот деликатес. Красное вино тоже было из Чили, а шампанское – из Франции. По Сан-Франциско уже пронесся слух о приходе чилийского корабля со льдом, и все рестораны и отели моментально заполнились горожанами, желающими полакомиться свежими яствами, пока они не кончились. Джентльмены уже курили сигары и переходили к кофе и бренди, когда Джона Соммерса кто-то хлопнул по плечу – да так, что бокал едва не выскочил из руки. Обернувшись, он узрел перед собой Джейкоба Тодда, с которым не виделся вот уже три года, с тех пор как высадил бедного и униженного продавца библий в Англии. Встретить этого человека здесь Соммерс никак не ожидал и даже сначала не узнал, потому что сейчас фальшивый миссионер смотрелся как карикатура на янки. Тодд подрастерял волосы и вес, лицо его обрамляли пышные бакенбарды, на нем был тесноватый костюм в клеточку, сапоги из змеиной кожи и несуразная виргинская шляпа белого цвета, а из всех четырех карманов пиджака торчали карандаши, блокноты и газеты. Мужчины обнялись как старые друзья. Джейкоб Тодд объявился в Сан-Франциско пять месяцев назад – он писал статьи о золотой лихорадке, их регулярно печатали в Англии, а также в Бостоне и Нью-Йорке. Тодд приехал в Калифорнию благодаря бескорыстному участию Фелисиано Родригеса де Санта-Крус, который не позабыл, чем обязан этому англичанину. Фелисиано, как истинный чилиец, всегда помнил об оказанной услуге (как и о нанесенном оскорблении) и, узнав о невзгодах Тодда в Англии, выслал ему деньги, билет и записку, объяснявшую, что Калифорния – это самая дальняя точка земного шара; все, что после нее, – это уже возвращение с другой стороны. В 1845 году Джейкоб Тодд сошел с корабля Джона Соммерса, полностью восстановив здоровье и былой энтузиазм, и был готов позабыть скандальное происшествие в Вальпараисо, душой и телом посвятить себя обустройству в Англии утопической общины, о которой так много говорил и мечтал. При нем была его пухлая тетрадь, пожелтевшая от использования и от морского воздуха, вся испещренная записями. Заветная община была изучена и распланирована до последней детали, Тодд нисколько не сомневался, что многие юноши (старики его не интересовали) откажутся от своего тоскливого прозябания, дабы присоединиться к идеальному сообществу свободных мужчин и женщин, основанному на идее абсолютного равноправия, без власти, полиции и религии. Потенциальные кандидаты для эксперимента Джейкоба Тодда оказались куда менее сговорчивыми, чем ему бы хотелось, однако через два месяца у него набралось двое или трое желающих попробовать. Недоставало только мецената для финансирования дорогостоящего проекта, а еще требовался обширный участок земли, ведь общине предстояло жить вдалеке от соблазнов мира и самостоятельно удовлетворять все потребности. Тодд уже вступил в переговоры с одним взбалмошным лордом, обладателем огромных угодий в Ирландии, когда слух о чилийском скандале достиг Лондона, преследуя беднягу, как упрямая собака, и не давая продохнуть. Теперь и в Лондоне перед Джейкобом Тоддом захлопнулись все двери, он остался без друзей, ученики и лорд от него отвернулись, а мечта об утопии полетела ко всем чертям. Несчастный снова попытался обрести утешение в алкоголе, снова погрузился в болото мучительных воспоминаний. Тодд, как крыса, забился в затрапезную гостиницу, и там его нашло спасительное письмо от друга. Тодд долго не раздумывал. Он сменил фамилию и сел на корабль в надежде начать в Калифорнии новую яркую жизнь с чистого листа. Единственной его целью было похоронить свой позор и жить в безвестности, пока не появится возможность возродить идиллический проект. Для начала следовало обзавестись работой: рента Тодда значительно сократилась, славные деньки праздности остались в прошлом. В Нью-Йорке Джейкоб Тодд навестил несколько газетных редакций и предложил свои услуги в качестве корреспондента в Калифорнии; он отправился на запад через Панамский перешеек, потому что ему не хватило духу путешествовать через Магелланов пролив и снова оказаться в Вальпараисо, где еще были свежи воспоминания о его позоре и его запятнанное бесчестьем имя могло коснуться ушей прекрасной мисс Розы. В Калифорнии его встретил друг Фелисиано Родригес де Санта-Крус – он помог ему обосноваться в новом городе и получить место в старейшей газете Сан-Франциско. Джейкоб Тодд, ныне Джейкоб Фримонт, впервые в жизни взялся за работу и с изумлением осознал, что это занятие ему нравится. Он ездил по Калифорнии и писал обо всем, что привлекало его внимание, включая индейские маски, иммигрантов со всех уголков земли, беспардонную спекуляцию перекупщиков, скорое правосудие старателей и повсеместное распространение порока. Один из репортажей едва не стоил Джейкобу жизни. Не называя имен, он совершенно прозрачно описал несколько игорных домов, в которых были в ходу шулерские кости, крапленые карты, разбавленные напитки, наркотики, проституция и практика одурманивания женщин алкоголем, так что они теряли сознание, а потом держатели притона продавали право их насиловать – по доллару с каждого мужчины, который пожелает участвовать в потехе. «И все это покрывается теми самыми властями, которым полагалось бы разбираться с этими пороками», – сетовал журналист в виде заключения. На Фримонта разом ополчились бандиты, начальник полиции и местные политики, так что ему пришлось скрыться на два месяца, пока не поутихли страсти. Несмотря на это осложнение, статьи Фримонта появлялись в газетах регулярно и сам он превращался в уважаемого автора. Джону Соммерсу Тодд обрисовал ситуацию так: стремился к безвестности, а превращаюсь в знаменитость.