Синтия пихнула меня ногой под столом.
Став плохим полицейским, я решил, что настало самое время оставить свидетеля с глазу на глаз с хорошим полицейским, и вышел из комнаты, чтобы навестить рядовую первого класса Роббинс в камере предварительного заключения. Рядовая Роббинс, одетая в полевую форму, но босая, лежала на тюремной койке и читала гарнизонную газету, еженедельно радующую читателя, благодаря усилиям сотрудников отдела общественной информации, новостями исключительно приятного свойства. Хотелось бы мне знать, как в их интерпретации прозвучит сообщение об изнасиловании и убийстве дочери начальника гарнизона. Скорее всего так: «Неопознанная женщина без признаков жизни найдена на стрельбище».
Я открыл незапертую дверь и вошел в камеру. Рядовая Роббинс скользнула по мне взглядом, отложила газету и села на койке, привалившись спиной к стене.
— Доброе утро, — сказал я. — Меня зовут мистер Бреннер, я из отдела криминальных расследований. У меня к вам есть несколько вопросов относительно минувшей ночи.
— На вашей личной карточке написано, что вы сержант Уайт, — отметила она.
— Это форма моей тети, — объяснил я, усаживаясь на пластмассовый стульчик. — В этом деле вы не являетесь подозреваемым лицом… — понес я свою обычную вступительную чушь, но на рядовую Роббинс она не произвела никакого впечатления.
Я начал с общего разговора, но в ответ слышал лишь «да» или «нет». Рядовая первого класса Роббинс оказалась непростой штучкой. Лет двадцати, блондинка с короткой стрижкой, аккуратная и опрятная, с умным проницательным взглядом; несмотря на бессонные минувшие сутки, смотрелась весьма недурно. Говорила она с заметным местным акцентом, что наводило на мысль о том, что, как уроженка здешних мест, она пользуется среди равных ей по званию военнослужащих определенным преимуществом и имеет больше шансов сделать быструю карьеру. Я решил перейти наконец к делу и задал первый конкретный вопрос;
— Вы видели в тот вечер капитана Кэмпбелл?
— Она приходила к нам в караульное помещение в двадцать два часа и разговаривала с дежурным офицером.
— Но вы знали, что это именно капитан Кэмпбелл?
— Кто не знает капитана Кэмпбелл?
— А после этого вы ее видели?
— Нет.
— Она больше не приходила на ваш пост?
— Нет.
— В котором часу вы дежурили уже на складе боеприпасов?
— В час ночи. Чтобы смениться в половине шестого утра.
— А за этот промежуток времени кто-либо, кроме военной полиции, появлялся возле поста?
— Нет.
— Вы слышали что-нибудь необычное?
— Крик птицы, сипухи: их не так много в этих местах.
— Ясно. А чего-нибудь странного вы не заметили?
— Видела свет автомобильных фар. Вероятно, машины, на которой она приехала.
— В котором часу это было?
— В два семнадцать ровно.
— Расскажите об этом подробнее.
— Я заметила свет фар. Он на мгновение замер и погас.
— Так фары погасли сразу же, как машина остановилась? Или чуть позже?
— Сразу же. Я заметила фары, когда машина подъезжала, потом они замерли на месте и погасли.
— И что вы об этом подумали?
— Подумала, что кто-то направляется в мою сторону.
— Но ведь фары замерли на месте.
— Да. И я слегка растерялась тогда.
— Вам не пришла в голову мысль сообщить об этом офицеру?
— Конечно же, пришла. Я подняла трубку и позвонила.
— Кому именно?
— Сержанту Хейсу в караульное помещение.
— И что он сказал?
— Он сказал, что там нечего воровать вокруг, кроме как со склада, где я нахожусь. И приказал мне оставаться на посту.
— И что вы ему ответили?
— Я сказала, что все это подозрительно.
— А он что?
— Сказал, что там уборная и кому-то, возможно, приспичило. Сказал, что это, возможно, проверяющий офицер, и посоветовал быть начеку. Еще сказал, — не без колебания добавила она, — он сказал, что в теплые летние ночи там трахаются. Это его слова.
— Могли бы и не уточнять.
— Я не люблю, когда ругаются.
— Я тоже. — Мне подумалось, что эта молодая женщина, с ее бесхитростностью и прямотой, сочетающимися с природной наблюдательностью, может стать отличной свидетельницей на суде. Но я не вписывался в круг людей, с которыми она привыкла общаться, поэтому мне и приходилось тащить все из нее клещами.
— Послушайте, рядовая, вам известно, что случилось с капитаном Кэмпбелл?
Она кивнула.
— Мне предписано найти убийцу.
— Я слышала, что ее изнасиловали.
— Возможно. Поэтому мне нужна ваша помощь. Расскажите, что вам известно, не дожидайтесь моих вопросов. Поделитесь со мной своими ощущениями, впечатлениями.
На ее лице отобразилось некоторое волнение, она закусила нижнюю губу, и по ее правой щеке покатилась слеза.
— Мне нужно было пойти и посмотреть, что там происходит, — всхлипывая, проговорила она. — Я могла бы это предотвратить. Если бы не этот идиот сержант Хейс… — С минуту или две она тихо плакала, а я разглядывал свои башмаки. Наконец я сказал ей, что она выполняла приказ и не могла покинуть своего поста без разрешения командира.
Она поборола волнение и сказала:
— Верно, но, будь на моем месте любой другой нормальный человек с винтовкой, он бы непременно сходил бы туда и проверил, что там творится. А я просто стояла как дура, хотя и видела, что фары потухли и больше не зажигались. Я не осмелилась позвонить еще раз. И лишь когда я увидела, как подъехали со стороны шоссе другие фары, остановились возле того самого места, потом быстро развернулись и помчались назад по дороге, только тогда до меня окончательно дошло, что стряслась какая-то беда.
— И когда это произошло?
— В четыре двадцать пять утра.
Это совпадало с показаниями Сент-Джона: именно в это время он обнаружил труп, по его словам.
— А между двумя семнадцатью и четырьмя двадцатью пятью вы не видели никаких фар?
— Нет. Только позже, около пяти, когда военная полиция обнаружила тело. А еще спустя четверть часа на мой пост подъехала другая машина военной полиции, и я узнала, что произошло.
— Вы слышали звук мотора или шин с разделявшего вас расстояния?
— Нет.
— А звук захлопывающейся дверцы?
— Могла бы — будь ветер в мою сторону. Но я была с подветренной стороны.
— Вы любите охотиться?
— Да.
— И на кого же?
— На опоссумов, сусликов и кроликов.
— А на птиц?
— Нет. Птичек я люблю.
Я встал со стула.
— Благодарю вас, — сказал я. — Вы мне очень помогли.
— Пустяки.
— Нет, в самом деле. — Я направился к выходу из камеры, но в дверях обернулся: — Если я позволю вам вернуться в казарму, вы дадите мне слово никому не рассказывать об этом?
— А кому я должна дать слово?
— Офицеру армии Соединенных Штатов Америки.
— Но у вас сержантские нашивки, и я даже не знаю, как вас зовут.
— Откуда вы родом?
— Из Алабамы.
— Даю вам неделю административного отпуска. Оставьте вашему командиру номер телефона.
Я вернулся в комнату для допросов, где застал Синтию, в одиночестве склонившуюся над своими записями: подперев голову руками, она была погружена в чтение или раздумья.
Сравнив материалы допросов, мы пришли к заключению, что смерть наступила где-то между двумя семнадцатью и четырьмя двадцатью пятью. Спорным оставался вопрос о том, находился ли убийца в машине вместе с Энн Кэмпбелл или же поджидал ее на месте преступления. Если убийца приехал на собственном автомобиле, значит, он не включал дальний свет либо оставил машину в некотором отдалении от поста рядовой Роббинс. Я склонялся к версии, что капитан Кэмпбелл подобрала его по пути и довезла до места происшествия. Но я не отвергал и возможности, что между ними имелась договоренность о встрече. То, что эта роковая встреча была случайной, представлялось мне менее вероятным, с учетом того обстоятельства, что фары ее машины погасли, едва она остановилась: если бы преступник подстерегал жертву на дороге, между остановкой автомобиля и выключением фар непременно прошло бы какое-то время.
— Если это было любовное свидание, почему она вообще подъехала к месту встречи с включенными фарами? — спросила Синтия.
— Возможно, чтобы не привлекать к себе внимания. Ведь там она была по вполне законному официальному делу, а как раз с выключенными фарами наверняка привлекла бы внимание патруля военной полиции. К чему ей лишние объяснения?
— Логично. Но все же свет фар насторожил рядовую Роббинс. Отчего же капитану Кэмпбелл было не проверить сперва, как она несет дежурство, а уж потом идти на встречу с любовником?
— Вопрос интересный.
— И вообще, почему они условились о свидании под носом у часовых на постах? Разве вокруг мало укромных местечек?
— Правильно. Но там поблизости уборная с проточной водой, а, как выразилась рядовая Роббинс словами своего сержанта, люди частенько ходят туда трахаться. Смею допустить, что после этого мероприятия у них возникает желание подмыться.
— Нельзя исключить, однако, что ее подстерег какой-то маньяк, даже не осознававший, насколько близко от него часовой на посту.
— Справедливое замечание, однако улики и показания свидетелей говорят как раз об обратном.
— И почему ей вздумалось пойти на это именно в ночь своего дежурства? — спросила Синтия.
— Для остроты ощущений. Она же обожала всяческие психологические фокусы и игры. Вспомни, как она развлекалась в подвале.
— Но при этом на службе она выполняла свои служебные обязанности не хуже других. Все прочее она оставляла для другой своей жизни.
— Верно подмечено, — кивнул я. — Как ты думаешь, Сент-Джон от нас ничего не утаивает?
— Он был откровенен в своих оценках. В целом, мне думается, он выложил нам все, что знал. А как вела себя Роббинс?
— Она рассказала мне даже больше, чем сама предполагала, что знает. Милая деревенская девчушка из Алабамы.
— Которая вполне годится тебе в правнучки, судя по ее званию.
— И, вполне возможно, еще девственница.