у меня.
— Я бы испустил последний вздох именно с этой мыслью!
— Прекрасно. Ты профессионал и сумеешь наладить с мисс Санхилл профессиональные взаимоотношения. Конец дискуссии.
— Так точно, сэр! Кстати, она замужем?
— А тебе-то какая разница?
— У меня есть некоторые личные соображения.
— До завершения этого расследования ни у тебя, ни у нее не должно быть никаких личных соображений. Вопросы есть?
— Ты сообщил мисс Санхилл об этом странном эксперименте?
— Доверяю эту миссию тебе. — С этими словами Карл Густав положил трубку, оставив меня размышлять, подать ли прошение об отставке или тянуть лямку дальше. При выслуге в двадцать лот я имел полное право написать заявление, получить пенсию в половину оклада и нормальную жизнь.
Завершить военную карьеру можно по-разному. Большинство мужчин и женщин стараются потихоньку дотянуть последний год и кануть в неизвестность. Некоторые же еще долго цепляются за службу, но остаются обделенными при выдвижении на новый чин и волей-неволей подают рапорт, чтобы уйти без скандала. Отдельным везунчикам удается уйти на пенсию в ореоле славы. Случается, однако, что в последний момент ловец славы сгорает в ее лучах дотла. Нужно уметь правильно подловить момент.
Но довольно о карьере. Я отдавал себе отчет, что, откажись я всеми правдами и неправдами от этого дела, оно бы преследовало меня, словно призрак, до конца моих дней. Крючок был заглочен, и, признаться, я не знаю, что бы делал, попытайся Карл освободить меня от него. Но Карл был упрямым сукиным сыном и все делал шиворот-навыворот, поэтому, когда я начал отбрыкиваться от задания, я его получил, а когда сказал, что мне не нужна Синтия, то получил и Синтию. Карл явно преувеличивал свои мыслительные способности.
На рабочем столе в моем новом офисе лежали папки с личной и медицинской учетными картами капитана Энн Кэмпбелл, и я начал с первой из них. В этом досье была отражена вся ее военная карьера в хронологическом порядке и содержались весьма интересные и полезные сведения.
Почти двенадцать лет тому назад Энн Кэмпбелл поступила в Уэст-Пойнт, закончила академию в числе лучших, получила традиционное увольнение на тридцать дней и была направлена, по ее просьбе, в школу подготовки офицеров военной разведки в Форт-Хуачука, штат Аризона. Оттуда она перевелась в Джорджтаун и, проучившись там в адъюнктуре, получила ученую степень магистра психологии. После этого она решила специализироваться на психологических операциях и поступила в школу специальных военных операций имени Джона Ф. Кеннеди в Форт-Брагге, где прослушала соответствующий курс и потом служила в Четвертом полку психологических операций. Затем она была направлена в Германию, откуда вернулась в Форт-Брагг. Далее война в Персидском заливе, служба в Пентагоне, и наконец она очутилась в Форт-Хадли.
Характеристики на нее были на первый взгляд безупречны; впрочем, иного я и не ожидал. Ее коэффициент умственных способностей соответствовал категории гениев, составляющей лишь два процента всего населения. Обычно лица с таким умственным коэффициентом, попадавшие в поле моего зрения в качестве подозреваемых, фигурировали в делах об убийствах. Гении плохо переносят раздражающих их людей, особенно если те путаются у них под ногами и мешают достижению поставленной цели, а кроме того, они склонны воображать, что могут не подчиняться общепринятым правилам поведения. Очень часто это несчастные, раздражительные субъекты, с нарушенной нервной системой и психикой, мнящие себя судьями и присяжными заседателями одновременно, а порой и исполнителями собственного приговора, — вот тогда-то они и становятся мне небезынтересны.
Но теперь я имел дело не с подозреваемым, а с жертвой из разряда гениев, что в данном конкретном случае могло ничего не значить. Однако интуиция подсказывала мне, что Энн Кэмпбелл сама нарушила правила какой-то игры, прежде чем стала ее жертвой.
Я раскрыл медицинскую карту и первым делом заглянул в самый конец, где обычно находится информация о психическом состоянии индивидуума. Там я обнаружил старое заключение психологической пригодности для учебы в Уэст-Пойнте. Вот что писал составивший его психиатр:
«Личность целеустремленная, высокоинтеллектуальная и уравновешенная. Двухчасовое собеседование и результаты тестов не дают оснований заподозрить у нее склонностей к авторитарности, навязчивым идеям, депрессии, возбудимости, фобии, комплексу неполноценности или сексуальным расстройствам».
Далее в заключении говорилось, что не имеется никаких очевидных психологических проблем, которые препятствовали бы выполнению обследуемой ее обязанностей и обязательств в качестве курсанта военной академии США. Энн Кэмпбелл была нормальной восемнадцатилетней американкой с точки зрения критериев конца двадцатого столетия. Положительной девушкой во всех отношениях.
Но в этом же разделе имелось еще несколько страниц, где я обнаружил, в частности, короткую запись психиатра, датированную осенним семестром третьего года обучения в Уэст-Пойнте. Энн Кэмпбелл предписывалось проконсультироваться у главного психиатра, но кто сделал это распоряжение и в связи с чем, не указывалось. Психиатр, доктор Уэллс, записала в карте следующее:
«Курсанту Кэмпбелл рекомендовано лечение и/или обследование на предмет пригодности. Курсант Кэмпбелл утверждает, что жалоб не имеет. Однако она неконтактна, хотя и не в той степени, чтобы дать основание для рапорта на имя ее непосредственного командира. Во время четырех собеседований, каждое продолжительностью примерно в два часа, она неоднократно заявляла, что просто переутомилась, не выдержала физической и учебной нагрузки, волнуется по поводу своего соответствия высоким требованиям и дальнейшего прохождения службы. Такие жалобы и тревоги типичны для курсантов первого и второго курсов, однако крайне редко отмечаются у учащихся на третьем курсе. Мне почти не приходилось наблюдать у них усталость и психический стресс такой степени, что дает мне основания предположить какие-то иные причины для ее нервного расстройства и перевозбужденности, возможно, любовный интерес или семейные неурядицы. Она заверила меня, что дома у нее все в полном порядке и она не испытывает в настоящее время никакого любовного интереса ни к кому-то из курсантов академии, ни к кому-либо вообще.
Наблюдаемая мной молодая женщина явно потеряла в весе, подавленна и чем-то взволнована. Во время наших бесед она несколько раз плакала, но всякий раз справлялась со своими чувствами и брала их под контроль, прося ее извинить.
Временами складывалось впечатление, что она готова раскрыться передо мной, но всякий раз в самый последний момент передумывала. Тем не менее однажды она сказала: „Мне все равно, буду я допущена к занятиям или нет. Как не имеет значения и то, что́ я здесь делаю. Им все равно придется выдать мне диплом“. Я спросила, не является ли причиной такой ее уверенности тот факт, что она дочь генерала Кэмпбелла, на что она заявила: „Нет, они дадут мне возможность доучиться потому, что я сделала им одолжение“.
Когда же я попросила ее уточнить, кто именно и чем ей обязан, она ответила: „Стариканы“. Наводящие вопросы остались без ответов.
Считаю, что в этот момент беседы мы были на грани прорыва, однако все последующие предписания в отношении нее, отданные ее командиром, были отменены без всякого объяснения высшим руководителем, причем фамилия лица, отдавшего данный приказ, мне осталась неизвестной.
Я считаю, что курсант Кэмпбелл нуждается в дальнейшем обследовании и лечении, добровольном или принудительном. В противном случае настаиваю на ее обследовании специальной комиссией на предмет решения вопроса об исключении из академии по психиатрическим показаниям».
Я переписал это короткое заключение, не в силах отделаться от недоумения по поводу того, как вполне уравновешенная восемнадцатилетняя девушка превратилась к двадцати годам в неврастеничку. Легче всего это можно было бы объяснить суровыми порядками в академии, но доктора Уэллс такое объяснение не удовлетворяло, равно как и меня.
Я пролистал досье, решив изучить его более тщательно в другой раз, и уже было захлопнул папку, как вдруг мне на глаза попался вложенный между страниц листок бумаги, на котором я прочел следующее:
«Сражающемуся с чудовищами следует позаботиться о том, чтобы самому не превратиться в чудовище. Слишком долго заглядывающему в бездну следует помнить, что и бездна вглядывается в него. — Ницше».
Я не понял, почему эта цитата оказалась в медицинской карте, но если военный психиатр все-таки счел нужным оставить этот листок в папке, то и сотруднику службы криминальных расследований он мог пригодиться.
Глава 9
Ни нужды, ни желания оставаться сержантом Фрэнклином Уайтом у меня больше не было, тем более что сержанту Уайту надлежало отдавать честь каждому встречному сопливому лейтенанту. Так что я прогулялся до бараков учебной пехотной бригады, забрал свой грузовой пикапчик и отправился на нем в Сосновый Шепот переодеваться в гражданское.
Проезжая мимо оружейного склада, я не заметил на парковочной площадке служебной машины сержанта Элкинса, и у меня шевельнулось подозрение, что он обстряпал дельце в одиночку и растворился в туманных далях, оставив меня объясняться, как несколько сотен автоматических винтовок «М-16» попали в лапы колумбийских бандитов.
Но всему свое время. Я выехал из гарнизона и вырулил на трассу. До поселка было минут двадцать езды, и за это время я восстановил в памяти события этого утра, начиная с того момента, когда в арсенале раздался телефонный звонок. Я вынужден был это сделать, поскольку мой наниматель, армия США, большой дока по части хронологии и фактов. Только вся штука в том, что для раскрытия убийства одних только фактов и отсчета времени мало, ибо природа совершения убийства такова, что главное случается раньше, чем ты оказываешься на месте преступления. Есть своеобразный мир теней, соседствующий с видимым и ощущаемым нами миром, и нужно соприкоснуться с этим сонмищем фантомов посредством ворожбы, своего рода детективной магии. И хрустальный шар тут не поможет, хотя я бы и им воспользовался, если бы был хоть малейший прок. Нет, нужно просто от всего отрешиться и вслушиваться в голоса безмолвия, и вглядываться в то, чего перед глазами нет.