— И с этим типом вам приходится работать? — с сожалением посмотрел на Синтию Кэл.
— Со мной такие номера не проходят, — сказала она. — Я его вообще скоро перевоспитаю.
— Не тратьте зря время, — хмыкнул Кэл.
— Похоже, вы правы, — согласилась Синтия. — Вы получили материал по делу Нили?
— Да. Анализы подтверждают показания арестованного. Так что поздравляю вас, теперь нет сомнений в чистосердечности его признания.
— А на этом трупе обнаружены следы спермы?
— Обследование в лучах ультрафиолетового света не дало результатов. Мы взяли мазки с влагалища, из ротовой полости и анального отверстия, результаты будут получены через полчаса. Кстати, отпечатки пальцев с тела убитой, ее машины, сумочки, палаточных колышков и веревки уже сняты. Фотографии почти готовы, теперь ждем результатов анализов крови и слюны. Должен сказать, что я не обнаружил ни одного чужеродного волоска на ее теле, только ее собственные и от одежды. Эксперты по инструментам тоже ничего интересного не установили: колышки и веревка стандартные, ими уже неоднократно пользовались. Иными словами, ничем определенным вас пока порадовать не могу: в буквальном смысле никаких следов.
Кэл любит все усложнять. Потом, правда, он сообщит вам, что в результате многочасовой титанической работы в лаборатории ему удалось-таки добыть кое-какие результаты. Секрет популярности — в умении выставить свою работу в наиболее выгодном свете. Я сам порой прибегаю к этому способу. Синтия до подобных секретов ремесла еще не доросла.
— Вы уже трогали или переставляли колышки? — поинтересовался я.
— Один — возле левой лодыжки, чтобы взять мазок из ануса и осмотреть колышек на предмет постороннего грунта. Но похоже, что на нем только следы от местной красной глины.
— Постарайтесь установить, могла ли жертва самостоятельно выдернуть колышки, — попросил я. — Уточните также тип узлов на запястьях. Я также попросил бы вас сделать заключение относительно того, могла ли жертва держать в руке конец веревки, стягивающей ей горло.
— Вы хотите, чтобы я сделал это немедленно?
— Если возможно.
Кэл повернулся и ушел.
— Если твои предположения подтвердятся, — сказала Синтия, — мы сможем сделать вывод, что это не несчастный случай с фатальным исходом на сексуальной почве, спровоцированный самой жертвой. Я правильно понимаю?
— Правильно.
— И тогда нужно будет искать преступника.
— Преступника или соучастника, — поправил я. — Мне все еще кажется, что изначально это была игра. Но это строго между нами, — добавил я, понизив голос.
— Понятно, — кивнула Синтия. — Кстати, не мешало бы еще разок взглянуть на труп. Теперь я знаю, на что следует обратить внимание.
С этими словами она двинулась вперед по брезентовой дорожке и вскоре смешалась с толпой экспертов, облепивших тело. Я вернулся по дорожке назад и встал рядом с джипом убитой. Отсюда до склада боеприпасов было не менее километра, так что его не было видно. Я повернулся и посмотрел в том направлении, откуда мы приехали, и увидел, что дорога искривляется вправо, и если поставить машину у пятого полигона, метров за сто от того места, где я теперь стоял, часовой на складе боеприпасов не увидит света ее фар. Что-то настораживало меня в этой истории с огнями автомобилей в ночь убийства. Если свет, который заметила рядовая Роббинс со своего поста, был светом фар машины Энн Кэмпбелл, то что капитан делала в промежуток между часом ночи, когда она уехала из штаба, и двумя часами семнадцатью минутами, когда Роббинс впервые заметила на шоссе лучи от фар? А может, там был еще какой-то автомобиль?
Подошли Кэл и Синтия, и эксперт сказал мне:
— Колышки прочно сидят в грунте. Наш сотрудник даже в хирургических перчатках едва не натер себе пузыри, вытягивая их. Узлы артиллерийские, их с трудом развяжешь даже с помощью механического приспособления. Что же касается веревки, которой ее задушили, то убитая, конечно, могла дотянуться руками до концов, но только вряд ли сама затянула ее у себя на шее. Вы полагаете, что это самоубийство по неосторожности на сексуальной почве?
— Есть такое предположение, между нами говоря.
— Разумеется. Но похоже, что у нее была компания в ту ночь, хотя следов ее приятелей мы пока и не нашли.
— Где остались следы ее ступней?
— Приблизительно на полпути от дороги к месту происшествия. Вон там, — указал он пальцем на фигуру одного из экспертов, снимающего отпечатки босых ног на поле.
— Как была обрезана веревка? — спросил я.
— Отрублена топором или тесаком, возможно, что на деревянной поверхности. И скорее всего, как утверждают наши специалисты по инструментам, не здесь, а где-то заранее, в другом месте. Так обычно и поступают, готовясь к изнасилованию, — заключил Кэл, удержавшись от соблазна добавить «заранее обдуманному», или «организованному». Мне нравятся эксперты, не выходящие за рамки своего дела. Шнур для удушения жертвы очень смахивал на сексуальные приспособления в подвале убитой. Но лучше было бы, если бы об этом никто не знал.
— Тебя все еще интересует то пятно на ее правой ступне? — спросил Кэл.
— Да.
— На девяносто девять процентов я уверен, что это след от асфальта. Точно смогу сказать через час. Попытаюсь сравнить с образцом, взятым отсюда, но это мало что даст.
— О’кей.
— Как ты влип в это дело? — спросил он.
— Сам напросился.
Кэл расхохотался.
— Не хотел бы я оказаться на твоем месте.
— Я и сам уже не рад, а если отпечатки моих ботинок обнаружат в ее машине, то и подавно.
Он улыбнулся, и мне показалось, что мое общество ему по душе. Я решил спустить его с небес на землю и напомнил:
— Учти, если запорешь мне вещественные доказательства, тебе придется подыскать себе другую работу. Некоторые ребята уезжают в Мексику.
— Если я и запорю что-нибудь, то выпутаюсь. А вот если ты наделаешь глупостей, полковник Хелльманн с тебя три шкуры спустит, — осклабился Кэл.
И он был абсолютно прав.
— Все имущество жертвы из ее кабинета и дома мы свезли в ангар на Джордан-Филд, так что как только закончишь здесь, отправляйся туда, — распорядился я.
— Знаю. Мы управимся до темноты, а ночью будем работать в ангаре, — сказал Кэл.
— Полковник Кент был здесь? — спросил я.
— Заезжал на несколько минут.
— Что ему было нужно?
— То же самое, что и тебе. Только он обошелся без шуточек. Он хочет, чтобы ты съездил к генералу. Ты получил сообщение?
— Нет. Хорошо, Кэл. Я буду в военной полиции. Все справки и запросы направляйте непосредственно мне или Синтии в запечатанном конверте и с пометкой «Секретно». Или можешь позвонить и заехать. Мою секретаршу зовут специалист Бейкер. Ни с кем не обсуждай это дело, даже с начальником военной полиции. Если он станет чем-то интересоваться, отошли его к Синтии. И проинструктируй соответствующим образом своих людей. О’кей?
Кэл кивнул и спросил:
— Так значит, и полковнику Кенту ни слова?
— Даже самому генералу.
— О’кей, — пожал он плечами.
— Пошли осмотрим сортиры, а потом там могут начинать работать твои ребята, — сказал я.
— О’кей.
По пути Синтия спросила у Кэла:
— Когда тело отправят на вскрытие? Вы скоро закончите?
— Ну, часика через три, — почесал Кэл лысый череп.
— Почему бы вам не позвонить в гарнизонный госпиталь и не пригласить коронера сюда, чтобы он осмотрел труп на месте преступления? И скажите ему, что нам срочно нужны данные о вскрытии, пусть свяжется с нами в любое время. Рапорт с его предварительным заключением пусть пришлет не позднее сегодняшнего вечера. Передайте также, что генерал Кэмпбелл был бы ему за это чрезвычайно признателен, поскольку он и его супруга, миссис Кэмпбелл, не хотели бы затягивать с похоронами.
— О’кей, — кивнул Кэл.
Синтия, похоже, брала инициативу в свои руки, явно по моему примеру.
Мы все втроем прошли мимо трибун по густой траве, на которой не осталось следов ног, и подошли к аллее возле двух общественных туалетов. Кент распорядился огородить место происшествия, и нам пришлось переступить через желтую ленту. Один из сортиров был отмечен надписью «Мужской туалет», другой — «Дамский туалет». Слово «дамский» как-то плохо сочеталось с грязноватым сортиром на стрельбище, но откуда в армии взяться гармонии и здравому смыслу? Мы вошли в мужской туалет, и я с помощью носового платка повернул выключатель.
Цементный пол, деревянные стены, металлическая сетка на окнах под потолком. Три рукомойника, три унитаза и три писсуара — все в относительно чистом виде. Я прикинул в уме, что если накануне были стрельбы, то они закончились не позднее пяти вечера, после чего туалет убирали. Об этом свидетельствовали и пустые мусорные корзины, и чистые стульчаки, и поднятые вертикально сиденья.
Синтия обратила мое внимание на один из рукомойников. На раковине остались следы от капель и волосок.
— Взгляни-ка, — сказал я Кэлу.
Он подошел и нагнулся над раковиной.
— Волос человеческий, кавказского типа, с головы, без корня, выпал или был срезан. Не ахти какой образец, но я попытаюсь и по нему определить группу крови и пол; генетический код без корня установить не удастся.
— А имя? — пошутил я.
Кэл шутки не понял. Он окинул взглядом сортир и изрек:
— Займусь этим сразу же, как только закончим здесь.
— Отвинтите сифоны под раковинами, — напомнил я.
— Мог бы и не напоминать, — буркнул Кэл.
— Ладно, извини.
Мы прошли в дамский туалет, он тоже оказался убранным.
Здесь было шесть унитазов и все — с поднятыми сиденьями, в соответствии с уставом гарнизонной службы, хотя женщинам это лишь добавляло хлопот. Я сказал Кэлу:
— Определите, пользовалась ли капитан Кэмпбелл этим туалетом.
— В любом случае мы найдем следы пота или жира на сиденье или кожные клетки в отстойнике рукомойника. Я постараюсь, — заверил он меня.
— И не забудьте об отпечатках пальцев на выключателе и вокруг него.