— А ты не забываешь дышать?
— Стараюсь, но иногда не получается.
— Я ничего не забываю.
— Замечательно.
Мы еще раз осмотрели помещение, но никаких следов, имеющих отношение к жертве, месту преступления и преступнику, не обнаружили, хотя, если верить теории переноса и обмена, сортир должен был бы кишеть вещественными доказательствами.
Мы вышли на воздух и пошли назад к дороге.
— Не обижайся, — обратился я к Кэлу, — но я должен напомнить тебе о необходимости обеспечить сохранность вещественных доказательств. Все должно быть тщательно помечено и задокументировано, как если бы улики проверял самый дотошный адвокат, которому пообещали заплатить лишь в случае оправдательного приговора. Договорились?
— Не беспокойся на этот счет. Пока я буду возиться с уликами, ты поймаешь преступника, и мы возьмем у него соскоб с кожи, сделаем анализ крови, выдернем у него волосы и заставим стряхнуть в резинку, как Синтия того парня на днях.
— Надеюсь, что здесь найдутся образцы для сравнения.
— Что-нибудь всегда находится. Между прочим, где ее одежда?
— Исчезла. Она была в маскировочной полевой форме.
— Ну и что? Здесь почти все в такой ходят.
— Справедливое замечание. Ты снял слепки с подошв сапог военных полицейских, задействованных в оцеплении?
— Так точно.
— Включая полковника Кента?
— Именно так.
Мы вышли на шоссе и остановились.
— Помните, Кэл, — предупредила Синтия, — только мы вправе на вас давить. И никто другой.
— Я вас понял. — Кэл бросил взгляд в направлении трупа. — Она была очень красивой. У нас в лаборатории висит один из агитационных плакатов с ее портретом. Что ж, удачи вам!
— И вам тоже, — сказала Синтия.
Кэл Сивер повернулся и пошел назад к трупу.
Мы с Синтией сели в ее машину, и она спросила:
— Куда теперь?
— В ангар на Джордан-Филд, — ответил я.
Глава 12
Скорее, скорее, как можно скорее. Чем запущеннее дело, тем холоднее следы. Чем холоднее следы, тем сложнее дело.
Перенос и обмен. Официально это из области судебно-медицинской экспертизы и касается вещественных доказательств. Но для расследующего убийства в этих терминах заключен и некий метафизический подтекст. Изучая правонарушителей и анализируя насильственные преступления, начинаешь понимать убийцу, которого еще не видел в глаза. С помощью виктимологии — науки о потенциальных жертвах — и психологии обретаешь способность выяснять о жертве больше, чем рассказывают знавшие ее люди. И в конечном итоге из отношений между преступником и его жертвой делаешь вывод, что они знали друг друга. Исходя из посылки, что существует эмоциональная и психологическая связь между преступником и жертвой и взаимный обмен между убийцей и убитым, можно начинать суживать круг подозреваемых. Но, с другой стороны, не помешает при этом иметь и результаты экспертизы судмедэкспертов, в моем случае — Кэла Сивера.
Мы направлялись на север, в сторону гарнизона, но за знаком «Джордан-Филд» свернули налево.
— После того, что Кэл рассказал нам о палаточных колышках и шнуре, — заметил я Синтии, — не вижу необходимости распинать тебя на земле.
— Карл типичный кабинетный детектив, — сказала она.
— Это точно, — согласился я. Помимо всех своих прочих дурных привычек, Карл имел обыкновение подавать блестящие идеи. Ему нравилось формулировать версии и давать рекомендации следователям, сидя в своем кресле в Фоллс-Черч и почитывая докладные из лабораторий, протоколы допросов свидетелей и разглядывая фотографии. Он полагал, что оперативникам такой подход нравится, и возомнил себя этаким европейским ученым, нисколько не смущаясь тем, что толку от его деятельности ровным счетом никакого.
Следует, однако, признать, что Карл хороший руководитель. Он четко организует операцию, не лижет задницу начальству и дорожит своими сотрудниками. В данном случае полковнику Карлу Густаву Хелльманну наверняка предстоял вызов на доклад в Пентагон. И может быть, там, стоя в кабинете министра обороны в присутствии начальников штабов, директора ФБР, генерального прокурора и прочих высших чинов из президентского окружения, он, нисколько не дрогнув под их стальными взорами, заявит: «Этим делом занимается мой лучший сотрудник старший уоррент-офицер Пол Бреннер, и он не нуждается, по его словам, ни в какой посторонней помощи и заверяет меня, что успешно завершит расследование в течение нескольких ближайших дней. Преступник будет арестован». Верно, Карл. Вот только сначала, возможно, арестуют меня самого.
— Ты что-то побледнел, — заметила Синтия, покосившись на меня.
— Просто устал.
Мы подъехали к Джордан-Филд, закрытой зоне, и на въезде туда нас остановил часовой. Он взглянул на служебное удостоверение Синтии и спросил:
— Вы расследуете это убийство, мисс Санхилл?
— Да, — ответила она. — А это мой папочка.
— Ангар номер три, — улыбнулся, пропуская нас, часовой.
Синтия тронула машину с места, и мы поехали к ангару номер три. Джордан-Филд был построен ныне расформированным корпусом армейской авиации в 1930 году и смахивал на декорации фильма о Второй мировой войне. После войны эти конструкции устарели для использования новыми воздушными силами. Сухопутным же войскам от них тоже было мало проку: во-первых, в силу ограниченности собственных авиационных подразделений, а во-вторых, из-за непригодности этого огромного комплекса для размещения личного состава. Если бы вся эта необъятная застроенная территория принадлежала компании «Дженерал моторс», то половину сооружений отправили бы, разобрав, в Мексику, а другую половину вообще бы закрыли. Но армия руководствуется своими законами, и ее продукция, сиречь защита страны, являет собой абстрактную материю, а потому цены не имеет. На деле же, тем не менее, гарнизон и прилегающие к нему объекты обеспечивали местное население рабочими местами: промышленный бум эпохи войны приносил дивиденды и в мирное время.
На гудронированной площадке стояли два грузовых вертолета и три самолета воздушной разведки, принадлежащие армейской артиллерии. Мы прошли к ангару номер три, перед которым увидели служебный автомобиль Кента и бело-голубой «форд» городской полиции. На золотистом полицейском знаке на его дверце значилось: «Начальник полиции Мидленда».
— Это машина Ярдли, — уверенно сказала Синтия. — Я с ним сотрудничала. А тебе не приходилось?
— Нет, и у меня нет намерения начинать это сейчас, — буркнул я.
Мы вошли в ангар, и первое, что мне попалось на глаза, был белый «БМВ-325» с откидным верхом, принадлежавший, как я догадался, Энн Кэмпбелл. В дальнем углу помещения были сложены вещи погибшей, причем в определенном порядке, как я понял — покомнатно, о чем свидетельствовало и ковровое покрытие из дома Энн Кэмпбелл, выложенное в соответствии с его планировкой. Подойдя поближе, я увидел и обстановку из ее кабинета. На длинном столе лежали фотографии ее дома и офиса. По краям этого макета расхаживали сотрудники военной полиции во главе с полковником Кентом, а также мужчина в ковбойской шляпе, в котором я угадал начальника местной муниципальной полиции Ярдли. Это был массивный человек в темно-бежевом поплиновом костюме с красным — то ли от солнца, то ли от прилива крови — лицом. Похоже было, что он вне себя от ярости.
В этот момент Ярдли и Кент беседовали, поглядывая в нашу сторону. Наконец Ярдли обернулся и направился мне навстречу. Он поприветствовал меня следующими словами:
— Ну и обделался же ты, сынок! Придется тебе теперь разгребать эту кучу дерьма. Я жду объяснений!
Я думал иначе, поэтому сказал ему:
— Если вы трогали здесь что-либо руками, мне потребуются отпечатки ваших пальцев, а также нитки из вашей одежды.
Ярдли отступил на шаг и принялся меня разглядывать.
— Ах ты сукин сын! — наконец расхохотался он. — Ты слышал, что он сказал? — обернулся он к Кенту.
Кент изобразил кислую улыбку.
— Прошу вас иметь в виду, — продолжал я, — что вы находитесь на военной базе и что я полностью отвечаю за данное расследование.
— Позвольте представить вам мистера Бреннера и мисс Санхилл, — несколько запоздало спохватился полковник Кент.
— Позволяю, — буркнул Ярдли, — но не могу утверждать, что мне это очень приятно.
Как вы уже, видимо, догадались, говорил он с провинциальным южным акцентом, который действует мне на нервы и в более благоприятных обстоятельствах. Могу лишь себе представить, как раздражал его мой бостонский акцент.
Ярдли обернулся к Синтии, перевоплотившись в саму южную любезность, и произнес, чуть приподняв шляпу:
— Кажется, мы с вами встречались, мэм!
Мне надоели его кривляния, и я спросил:
— Могу я узнать, что вас, собственно говоря, сюда привело?
Он вновь расплылся в улыбке: я, несомненно, забавлял его.
— Меня привело сюда желание спросить тебя, сынок, как все это здесь оказалось.
Помня добрый совет Кента и желая, чтобы этот тип поскорее убрался отсюда, я ответил:
— Семья погибшей попросила меня позаботиться о ее имуществе и перевезти его на хранение сюда.
Несколько секунд он осмысливал мои слова, после чего изрек:
— Ловко придумано, сынок. Ты меня перехитрил.
— Благодарю вас, — поклонился я. Мне этот парень начинал нравиться: мне вообще симпатичны кретины.
— Скажу тебе вот что, — продолжал в своей мерзкой манере Ярдли, — ты допускаешь меня и окружных экспертов к этому барахлу, и мы будем квиты.
— Я подумаю над этим, когда закончат свою работу эксперты службы криминальных расследований.
— Не выводи меня из себя, сынок.
— У меня и мысли не было о чем-либо подобном.
— Вот и замечательно. Тогда пораскинь мозгами вот над чем: ты допускаешь нас к этому делу, а я допускаю тебя в дом убитой, который мы опечатали и охраняем.
— Мне наплевать на этот дом, — заявил я, не имея в виду, конечно же, подвал. У парня на руках был туз, а он об этом даже не подозревал.
— О’кей, у меня есть кое-какой материал на погибшую.