ным и незаинтересованным в сглаживании острых углов сотрудникам. Так что можете сослаться на его мнение в беседе с генералом. Рекомендую вам сейчас же поехать к нему.
— Сперва я предпочел бы побеседовать с Чарльзом Муром.
— Сделайте на сей раз исключение, займитесь сначала политикой.
Я посмотрел на Синтию, и она кивнула. Я пожал плечами.
— О’кей. Пусть будут сперва генерал Кэмпбелл с супругой.
Кент проводил нас до двери и на прощание сказал:
— Знаете, мне вспомнилось одно излюбленное выражение Энн, своего рода девиз, почерпнутый ею у одного философа… Ницше: «Что нас не уничтожает — нас укрепляет». Теперь она уничтожена…
Глава 13
Мы поехали к резиденции генерала в гарнизоне.
— Мне начинает вырисовываться картина измученной, несчастной молодой женщины.
— Поправь зеркало заднего вида.
— Прекрати, Пол!
— Прости. — Я, видимо, задремал, потому что очнулся от тычка локтем в бок.
— Ты слышал, что я сказала? — спросила Синтия.
— Да, чтобы я прекратил.
— Я сказала, что, по-моему, полковник Кент что-то темнит.
Я потянулся и зевнул.
— Да, у меня тоже такое впечатление. Где мы могли бы выпить чашку кофе?
— Сейчас не до кофе. Скажи мне, ты подозреваешь полковника?
— В теоретическом смысле, да. Мне не понравилось, что некому подтвердить его алиби: ведь жена-то в отъезде. Обычно женатые мужчины по утрам спят с женами в постели. А когда их нет и происходит нечто подобное, невольно задаешься вопросом, случайно ли такое совпадение.
— А что ты думаешь о Ярдли?
— Он не такой глупец, каким кажется.
— Да, ты прав. Он далеко не прост. Год назад, после командировки в Европу, я вместе с ним расследовала одно изнасилование. Подозреваемым был солдат, а его жертвой — девушка из Мидленда. Вот так я и познакомилась с начальником местной полиции.
— Он хороший специалист?
— У него большой опыт работы, почти тридцать лет, и все эти годы он прослужил в Мидленде, так что знает территорию как свои пять пальцев. Он может быть любезен, когда ему это нужно, ну и хитер как лис.
— И демонстративно оставляет отпечатки своих пальцев везде, где побывал.
— Но ведь мы тоже наследили, и Кент.
— Верно. Но мы с тобой не убивали Энн Кэмпбелл. Ведь ты спала в это время, не так ли?
— Да, — холодно сказала Синтия.
— Одна. Это плохо. Лучше бы ты пригласила к себе меня, тогда у нас обоих было бы железное алиби.
— Уж лучше пусть меня подозревают в убийстве.
Прямое и узкое шоссе черной стрелой пронзало сосновую рощу, пахнущую горячей смолой.
— У вас в Айове так же жарко? — спросил я.
— Да. Но там сухой воздух, — ответила сна.
— Тебя не тянет порой вернуться домой?
— Бывает. А тебя?
— Я часто туда езжу, но каждый раз все меньше узнаю родные места. Южный Бостон меняется.
— Айова совершенно не меняется. Зато я стала другой.
— Ты еще молода и можешь начать гражданскую карьеру.
— Мне нравится моя работа.
— Почему бы тебе не поступить на службу в полицию родной Айовы? Тебя с удовольствием возьмут, им нужны опытные сотрудники.
— Последний уголовник сдох от скуки в Айове десять лет назад. В окружной полиции всего десять полицейских. Я нужна им разве только для того, чтобы варить им кофе.
— Это у тебя неплохо получается.
— Катись к черту, Пол.
Ловко я ее поддел. Что ни говори, трудно выбрать правильный тон разговора с женщиной, которую видел голой и с которой барахтался в постели. После этого невозможно соблюдать невозмутимость и делать вид, что между вами ничего не было. Но и фамильярничать нельзя, поскольку все это в прошлом. Так что приходится придерживать язык и руки, хотя порой так и подмывает отпустить сальную шутку, похлопать по попке или ущипнуть за щечку. Не следует, однако, избегать рукопожатия, можно даже потрепать по плечу или ткнуть пальцем бывшего любовника в живот, как это любила делать Синтия. Вообще следовало бы выпустить учебник по этому вопросу или же издать закон, запрещающий экс-любовникам приближаться друг к другу более чем на сто шагов. Конечно если они не намерены возобновить свои прежние отношения.
— Не могу избавиться от ощущения, что мы так и не выяснили наши отношения до конца, — сказал я.
— А я не могу избавиться от ощущения, что ты просто предпочел не выяснять отношения с моим… с моим женихом и исчез, — выпалила она. — Видимо, я не стою того, чтобы из-за меня наживать неприятности.
— Что за дикость! Этот парень грозился меня убить, поэтому я предпочел проявить благоразумие. Это вовсе не трусость.
— Возможно. Но иногда нужно сражаться за то, чего хочешь добиться. Разве тебя не награждали за храбрость?
Мне это начинало действовать на нервы, поскольку задевало мое мужское самолюбие.
— Да будет вам известно, мисс Санхилл, что я имею Бронзовую Звезду за личную доблесть, проявленную в бою за чертову высоту, до которой мне совершенно не было никакого дела. Но будь я проклят, если стану ломать комедию вам на потеху! — воскликнул я с яростью. — Во всяком случае, что-то не припомню, чтобы вы выражали подобное пожелание.
— Я тогда еще не знала, кто из вас мне нравится больше, — сказала Синтия. — Поэтому решила выбрать того, кто останется в живых.
Я покосился на нее: она улыбалась.
— Это совсем не забавно, Синтия, — сердито заметил я.
— Извини, — потрепала она меня по колену, — мне просто нравится заводить тебя.
Я промолчал, и до самого гарнизона мы не разговаривали.
Вскоре стали появляться первые строения, и на одном из старых бетонных зданий я прочитал надпись: «Школа психологических операций армии США. Посторонним вход запрещен».
— Мы можем заглянуть сюда после встречи с генералом? — спросила Синтия.
— Попытаемся, — ответил я, взглянув на часы.
Нужно было спешить. И не только для того, чтобы раскрыть преступление по горячим следам: у меня было ощущение, что очень скоро начальство в Вашингтоне и Форт-Хадли спохватится и начнет вставлять мне палки в колеса. В ближайшие трое суток здесь будет полно агентов ФБР и СКР, не говоря уже о пронырливых журналистах, которые наверняка уже прикидывают, как быстрее добраться сюда из Атланты.
— Что будем делать с материалами из подвала? — спросила Синтия.
— Не знаю, — ответил я. — Может быть, они нам и не понадобятся. На это я, собственно, и рассчитываю. Пока все пусть остается как есть.
— А если подвалом заинтересуется Ярдли? Если он обнаружит потайную комнату?
— Тогда это станет его проблемой, пусть сам и решает, что делать с подобной информацией. Нам хватит и того, что мы уже видели, чтобы сделать нужные выводы.
— Но там может быть след, который ведет к убийце.
Я уставился в окно на придорожные здания, помолчал с минуту и сказал:
— В этой потайной комнате достаточно компромата, чтобы разрушить жизнь и карьеру многим людям, включая ее родителей. Я уже не говорю о дурной славе самой покойной. Не думаю, что нам следует возвращаться к этой комнате.
— И это говорит Пол Бреннер?
— Да, это говорит Пол Бреннер, всю жизнь прослуживший в армии, а не Пол Бреннер — полицейский.
— О’кей, я поняла. Оставим этот разговор.
— Благодарю. Если бы такое случилось с тобой, я поступил бы так же.
— Спасибо, но мне нечего скрывать.
— Ты замужем?
— А вот это не твое дело!
— Верно.
Наконец мы подъехали к официальной резиденции генерала, большому кирпичному зданию в колониальном стиле, с белыми колоннами. Особняк располагался на восточной окраине гарнизона и был окружен парком, своеобразным оазисом среди убогости и запустения остальной территории: здесь были разбиты цветочные клумбы, росли старинные дубы и магнолии. Называлось это местечко Бомонт.
Раньше это было родовое гнездо клана Бомонт, все еще существующего в округе. Дом семьи Бомонт уцелел во время марша войск Шермана[7] к океану, поскольку стоял в стороне от его маршрута, но был ограблен и разрушен бесчинствующими янки.
Местные жители рассказывают приезжим, что озверевшая солдатня изнасиловала всех женщин в этом доме, хотя в справочниках для туристов сказано, что семье Бомонт удалось ускользнуть из-под самого носа северян.
Дом некоторое время служил штаб-квартирой союзных оккупационных войск, затем вновь вернулся к своим владельцам, а в 1916 году был продан вместе с прилегающими к нему плантациями федеральному правительству и стал основой поселка Кэмп-Хадли. Таким образом, судьбе было угодно в конце концов опять сделать этот дом собственностью армии, а хлопковые поля вокруг него превратить в гарнизон. Приблизительно сто тысяч акров лесов, окружающих поля, теперь служили тренировочной зоной.
Трудно с достаточной степенью определенности судить, как история влияет на формирование характера местного населения, но в этих краях влияние это гораздо сильнее, чем может это себе представить парень из южного Бостона или уроженка штата Айова. Я стараюсь принимать этот факт во внимание в своей работе, но, когда сталкиваешься с таким типом, как Ярдли, не приходится рассчитывать на единство душ и мнений.
Мы вылезли из машины, и Синтия сказала:
— У меня дрожат коленки.
— Пойди погуляй по парку. Я все сделаю сам, — предложил я.
— Ничего, я постараюсь взять себя в руки.
Мы поднялись по ступенькам на веранду с колоннами, и я нажал на кнопку звонка. Дверь отворил симпатичный молодой лейтенант по фамилии Элби, как было напечатано на его нагрудной карточке военнослужащего.
— Уоррент-офицеры Бреннер и Санхилл к генералу и миссис Кэмпбелл, — отрекомендовался я и добавил: — По их просьбе.
— О да. — Он окинул взглядом одетую не по форме Синтию, отступил назад, и мы вошли в дом. — Я — личный адъютант генерала, — представился Элби. — Его старший адъютант полковник Фоулер хотел бы поговорить с вами.
— Но я приехал, чтобы увидеться с генералом, — сказал я.