— Да, сэр, — кивнула Синтия. — Постарайтесь, пожалуйста, устроить нам как можно скорее встречу с генералом и его супругой миссис Кэмпбелл. Нам потребуется не менее часа. И свяжитесь с начальником военной полиции, если вспомните что-то важное.
Он открыл дверь, и мы вышли на террасу. Прежде чем он успел захлопнуть дверь, я обернулся и сказал ему:
— Кстати, мы слышали запись вашего сообщения для мисс Кэмпбелл на автоответчике.
— Ах, да. Теперь это выглядит довольно нелепо.
— В котором часу вы ей позвонили, полковник?
— Около восьми утра. Генерал и миссис Кэмпбелл ожидали ее к завтраку к семи часам.
— Откуда вы звонили, сэр?
— Со службы, из штаба.
— Вы не проверяли, не задержалась ли капитан Кэмпбелл на дежурстве, прежде чем ей позвонить?
— Нет… Я был уверен, что она просто забыла, что ее ждут, и поехала домой. Такое уже случалось с ней раньше.
— Понимаю. А вы не посмотрели в окно, нет ли на парковочной площадке ее машины?
— Нет… Видимо, нужно было это сделать.
— Кто посвятил вас в подробности смерти капитана Кэмпбелл?
— Начальник военной полиции полковник Кент.
— И он рассказал вам, как ее обнаружили?
— Именно так.
— Значит, вам и генералу Кэмпбелл известно, что ее привязали, изнасиловали и задушили?
— Да. А разве было что-нибудь еще?
— Нет, сэр. Скажите, где я могу застать вас, когда вы не на службе?
— Я живу в доме для офицеров на Бетани-Хилл. Это в гарнизоне. Вы знаете, как найти это место?
— Кажется, знаю. К югу отсюда, по дороге к стрельбищам.
— Верно. Номер моего телефона указан в справочнике.
— Благодарю вас, полковник.
— До свидания, мистер Бреннер. Всего доброго, мисс Санхилл.
Он затворил дверь, и мы с Синтией направились к машине.
— Что ты думаешь о нем? — спросила она.
— Он не произвел на меня особого впечатления.
— Выглядит внушительно. Конечно, в какой-то степени это всего лишь профессиональная привычка, но в целом он, как мне кажется, и по характеру соответствует своей внешности: столь же аккуратен, гибок и решителен.
— Нам от этого вряд ли будет легче, — заметил я. — Он предан своему генералу, и только ему. От него зависит его дальнейшая карьера, а полковник сам мечтает о Серебряной Звезде.
— Иными словами, ради генерала готов и солгать.
— И глазом не моргнет. Он уже солгал нам, сказав, что звонил Энн Кэмпбелл домой в восемь утра. Мы приехали к ней домой до восьми, а запись уже была на автоответчике.
— Да, я это заметила, — кивнула Синтия. — Что-то здесь не то.
— Внеси его в список подозреваемых, — сказал я.
Глава 14
— Ну что, едем в школу психологических операций? — спросила Синтия.
Мои наручные часы показывали семнадцать пятьдесят, что означало приближение «часа блаженства», а проще говоря, времени для узаконенной выпивки. Поэтому я сказал:
— Нет, высади меня возле офицерского клуба.
Клуб находился на холме, в стороне от казарм и складов, но в пределах досягаемости.
— Как ты оцениваешь нашу деятельность? — спросила Синтия.
— Если ты имеешь в виду профессиональную, так я работаю как вол. А ты что скажешь?
— Я первая тебя спросила!
— Пока я тобой вполне доволен. Ты настоящий знаток своего дела. Молодец.
— Благодарю. А что скажешь о наших личных отношениях?
— Мне лично с тобой работается хорошо.
— И мне с тобой тоже.
Синтия помолчала, потом сменила тему:
— Как ты находишь генерала Кэмпбелла?
Я ответил не сразу. Реакция друзей, родственников и коллег на смерть близкого им человека важно проследить как можно скорее после трагедии. Мне удалось раскрыть не одно преступление исключительно благодаря наблюдениям за поведением людей, впервые услышавших печальную новость. Остальное уже было делом техники. Я сказал Синтии:
— Он не выглядел потрясенным и отрешенным, как отец, узнавший о гибели своего ребенка. С другой стороны, он такой, какой он есть.
— А какой, по-твоему, он?
— Отважный солдат, герой, вожак. Чем выше поднимается человек по служебной лестнице, тем дальше он отстраняется от всего личного.
— Возможно. — Она помолчала, потом сказала: — Но принимая во внимание обстоятельства гибели Энн Кэмпбелл… То есть в каком виде ее нашли мертвой… Я уверена, что это не отец ее убил.
— Во-первых, нам неизвестно, что ее убили именно там, где обнаружили труп. Во-вторых, мы не знаем, умерла ли она раздетой или одетой. Первое впечатление обманчиво. Умный убийца способен создать такое впечатление, как тебе известно.
— И все же, Пол, я не могу поверить, что он способен задушить собственную дочь.
— Такое не часто случается, но все же случается, — сказал я. — Будь она моей дочерью, я пришел бы в ярость, узнав о ее сексуальных забавах.
— Но не до такой же степени, чтобы придушить!
— Пожалуй, нет. Впрочем, как знать… Все это лишь версии.
Мы подъехали к офицерскому клубу, занимавшему, как я уже говорил, здание в духе испанского барокко. Этот стиль был в моде в двадцатых годах, когда и возводили этот клуб и другие капитальные строения для будущего гарнизона, готовясь к будущей — последней войне, хотя еще не стихли победные марши предыдущей. Видимо, человечество всегда будет жить с мыслью о неминуемых баталиях и содержать армии, так что любые сокращения войск, как это ни печально, — всего лишь временное явление.
Я открыл дверцу машины и сказал Синтии:
— Жаль, что мы не одеты соответствующим образом, а то бы я пригласил тебя со мной поужинать.
— Что ж, я могла бы и переодеться, если тебе этого хочется. Или все же предпочитаешь поужинать в одиночестве?
— Я буду ждать тебя в гриль-баре, — сказал я, вылезая из автомобиля, и она уехала переодеваться.
Войдя в здание, я нашел кабинет администратора, предъявил свой значок сотрудника СКР и попросил предоставить мне телефон и гарнизонный телефонный справочник. Номера полковника Чарльза Мура в нем не оказалось, так что я позвонил в школу психологических операций. Шел уже седьмой час, но дежурный был на месте, иначе в армии и не бывает, армия не спит. Дежурный сержант соединил меня с кабинетом полковника, и я услышал в трубке:
— Школа психологических операций, полковник Мур слушает.
— С вами говорит уоррент-офицер Бреннер, — представился я. — Я из газеты «Арми таймс».
— Вот как…
— Я по поводу гибели капитана Кэмпбелл.
— Да… Это чертовски печально. Настоящая трагедия.
— Да, сэр. Не могли бы вы сказать в связи с этим несколько слов?
— Да, конечно. Что ж, я был непосредственным начальником капитана Кэмпбелл…
— Мне это известно, сэр. Вы не могли бы подъехать в офицерский клуб прямо сейчас? Я не задержу вас больше чем на десять минут. — Если только, полковник, вы меня серьезно не заинтересуете.
— Ну, пожалуй…
— Через два часа я выхожу на связь с редакцией, и мне бы хотелось включить в репортаж ваш комментарий как начальника погибшей.
— Да, конечно! Так где мы встретимся?
— В гриль-баре. Я в голубом гражданском костюме. Спасибо, полковник! — Я положил трубку. Большинство американцев знают, что они не обязаны, если не хотят, разговаривать с полицией, однако почему-то все уверены, что с прессой дело обстоит иначе. Так что поневоле приходится идти на хитрость.
Я вооружился телефонным справочником Мидленда и с его помощью установил, что Чарльз Мур живет в том же жилом комплексе, что и Энн Кэмпбелл. В этом ничего особенного, конечно, не было, хотя для полковника иметь квартиру в одном доме с лейтенантами и капитанами и считается непрестижным. Впрочем, у него могли быть финансовые затруднения или же ему было безразлично, что на автостоянке он каждый день будет сталкиваться с младшими офицерами. А может, ему хотелось быть поближе к Энн Кэмпбелл.
Я переписал к себе в блокнот его телефон и домашний адрес, после чего позвонил в гостиницу для командированных и застал Синтию уже на выходе из номера.
— Я пригласил к нам на встречу полковника Мура, — сообщил я ей. — Учти, мы с тобой журналисты из «Арми таймс». И узнай, есть ли там у вас свободный номер для меня: мне бы не хотелось сталкиваться с начальником мидлендской полиции в своем поселке. Загляни по дороге в гарнизонную лавку и купи для меня зубную щетку, бритву и тому подобное. И еще трусы, среднего размера, и носки, может быть, рубашку на смену, воротник пятнадцатый номер, и захвати с собой кроссовки и фонарик, потому что поедем на стрельбище. О’кей? Синтия? Алло!
Разъединили, кажется. Я положил трубку и спустился в ресторан, вернее, в гриль-бар, где заказал себе пиво, хрустящий картофель и соленые орешки. Вокруг обсуждали смерть Энн Кэмпбелл, но вполголоса и с оглядкой. В барах Мидленда наверняка говорили теперь о том же, но более свободно.
В бар вошел пожилой полковник в зеленом мундире и принялся оглядывать помещение. Я понаблюдал за ним с минуту, обратив внимание на то, что с ним никто не здоровается и не подзывает его к столику. Очевидно, полковника Мура здесь либо не знали, либо не любили. Я встал и подошел к нему. При виде меня он натянуто улыбнулся.
— Мистер Бреннер?
— Да, сэр. — Мы пожали друг другу руки. Форма на полковнике сидела несколько мешковато, что говорило о его принадлежности к какому-то нестроевому подразделению.
— Спасибо, что пришли, — сказал я.
Полковнику Муру было за пятьдесят, у него была неухоженная курчавая шевелюра и вид гражданского психиатра, только вчера призванного на военную службу. Мне всегда были интересны армейские врачи, армейские юристы, армейские психоаналитики и армейские стоматологи; я всегда задавался вопросом, то ли они лишились патента на частную практику и скрываются в армии от судебного преследования, то ли просто преданные патриоты. Я подвел полковника к угловому столику, и мы сели.
— Выпьете что-нибудь? — спросил я.
— Да, — кивнул он.
Я помахал официантке, и полковник Мур заказал себе рюмку вишневого ликера, что не предвещало ничего хорошего.