Мур уставился на меня, как на своего пациента, пытаясь угадать признаки умственного расстройства.
— Похоже, что она стала жертвой маньяка, — попытался подстроиться под его настроение я. — Может быть, и не первой.
В полном соответствии с логикой, свойственной людям его профессии, он задал мне встречный вопрос:
— А почему вы так думаете?
— Просто предполагаю, — ответил я.
— Ничего подобного здесь еще не случалось, — проинформировал он меня.
— Подобного чему? — уточнил я.
— Тому, что случилось с Энн Кэмпбелл.
Очевидно, случившееся с Энн Кэмпбелл не должно было бы получить широкую огласку за прошедшее время, но в армии слухи и сплетни распространяются мгновенно. И то, что было известно полковнику Муру, полковнику Фоулеру и генералу Кэмпбеллу, стало известно всему гарнизону.
— И что же с ней случилось? — спросил я, стараясь изобразить на лице неподдельный интерес.
— Ее изнасиловали и убили, — ответил он. — На одном из стрельбищ.
Я достал блокнот и отхлебнул пива из бокала.
— Знаете, я только что прилетел из Вашингтона и пока еще не в курсе подробностей. Мне сказали, что ее нашли голой и связанной.
— Мне кажется, подробности вам лучше расскажут в военной полиции, — подумав, сказал полковник.
— Вы правы. Как долго она служила в вашем подразделении?
— С тех пор как перевелась в Форт-Хадли, примерно два года тому назад.
— Следовательно, вы хорошо ее знали?
— Да, у нас небольшой персонал, всего двадцать офицеров и тридцать сотрудников младшего состава, как мужчин, так и женщин. Больше для нашей школы и не требуется.
— Понимаю. И как вы восприняли известие о ее смерти?
— Оно совершенно потрясло меня. Я до сих пор не могу поверить в случившееся, — сказал он и принялся распространяться в том же духе. Впечатление раздавленного невероятной вестью человека он не производил, хотя и стремился к этому. Мне приходилось работать по роду службы с психоаналитиками и психиатрами, и я знаю за ними склонность к некоторой экзальтации. Порой они говорят разумные вещи, но ведут себя при этом несколько странновато. Вообще говоря, я подметил, что люди выбирают профессии не случайно, а по природной склонности. Особенно наглядно это проявляется среди военных. Строевые офицеры, например, держатся с подчеркнутой независимостью, слегка надменно и самоуверенно. Сотрудники СКР скрытны, язвительны и смекалисты. Психоаналитики, избравшие ежедневное общение с несколько ненормальными людьми, почему-то сами производят впечатление свихнувшихся. В лице Чарльза Мура, специалиста по ведению психологической войны, по роду своей деятельности пытающегося превратить психически нормального противника в психически больного, мы имеем эквивалент бактериолога, культивирующего тифозные бациллы для ведения бактериологической войны.
Так или иначе, но чем больше говорил Чарльз Мур, тем меньше он казался мне вполне здоровым человеком. Порой он внезапно умолкал и замыкался в себе, порой принимался рассматривать меня, пытаясь угадать по выражению моего лица сокровенные мысли. Я начинал чувствовать неловкость, и это путало мои мысли, приходилось напрягаться, чтобы сосредоточиться. Помимо несколько диковатого вида полковник имел весьма неприятный взгляд: казалось, его темные глаза пронзают вас насквозь. К тому же у него были густой, с придыханием голос и манера говорить медленно и значительно — наверное, этому учат в их школе.
— А раньше вам доводилось встречаться с Энн Кэмпбелл? — спросил я.
— Да. Впервые я увидел ее приблизительно лет шесть назад, когда преподавал в школе в Форт-Брагге. Она была одной из моих слушательниц.
— Насколько мне известно, она защитила диплом магистра психологии в Джорджтауне, — заметил я.
Он взглянул на меня так, как смотрят люди, когда вы говорите нечто такое, чего, по их мнению, не должны были бы знать.
— Да, именно так, — кивнул он.
— А потом? — спросил я. — Вы еще где-то служили вместе?
— В Германии, мы были там примерно в одно время. Затем нас снова направили в Форт-Брагг в качестве инструкторов, потом — в Персидский залив, затем перевели в Пентагон, и вот уже два года как мы вместе служим здесь, в Форт-Хадли. Вам все это так важно знать?
— А чем вы занимались в Форт-Хадли, полковник?
— Это не подлежит разглашению.
— Ага, — кивнул я, сделав пометку в блокноте. Даже для людей с узкой специализацией столь частое совпадение мест прохождения службы трудно назвать случайным. Я знавал супружеские пары военнослужащих, которым везло гораздо реже. Взять, к примеру, хотя бы несчастную Синтию и ее жениха из войск специального назначения: в то время, когда она служила в Брюсселе, он был в зоне Панамского канала.
— У вас, должно быть, сложились добрые профессиональные отношения, — сказал я.
— Да, капитан Кэмпбелл была целеустремленным, умным, дисциплинированным и надежным специалистом.
Это прозвучало так, словно он давал ей характеристику для очередной переаттестации. Несомненно, они работали в одной упряжке. Я спросил его:
— Она была вашей протеже?
Он уставился на меня так, словно бы за этим одним французским словом должны были последовать другие, типа paramour[8] или того похлеще.
— Она была моей подчиненной, — наконец ответил он.
— Ясно, — сказал я и занес этот ответ в графу «Вранье». Меня начинало бесить, что этот слизняк так долго разъезжал по всему свету с Энн Кэмпбелл и провел рядом с ней столько лет. Не он ли запудрил ей мозги? Меня так и подмывало сказать ему: «Послушай, Мур, да тебя нельзя было подпускать на пушечный выстрел к этой богине! Вот я действительно мог бы сделать ее счастливой. А ты просто ничтожный придурок». Но вместо этого я сказал:
— А с ее отцом вы знакомы?
— Да, но не слишком близко.
— Вы встречались с ним раньше, до службы в этом гарнизоне?
— Да, эпизодически. Например, в Персидском заливе.
— Там вы были вместе с его дочерью?
— Да.
Я записал и это, потом задал еще несколько вопросов, чувствуя, что этот разговор нам обоим уже наскучил. Мне нужно было составить о нем впечатление, прежде чем он узнает, кто я на самом деле. Стоит лишь людям узнать, что ты полицейский, они начинают ломать комедию. Но, с другой стороны, репортер армейской газеты не может задавать вопросы типа: «Были ли вы с ней в сексуальной связи?» Полицейские, однако, имеют на это право, и я спросил его:
— Между вами были сексуальные отношения?
Он вскочил со стула.
— Что это вы себе позволяете? Я подам на вас рапорт!
Я предъявил ему свой полицейский жетон.
— Служба криминальных расследований, полковник. Садитесь!
Он уставился на значок, взглянул на меня и заморгал своими красными от злобы глазками, прямо как вампир в фильме ужасов.
— Садитесь, полковник, — повторил я.
Он затравленно огляделся по сторонам, словно бы ожидая увидеть сжимающееся кольцо полицейских, и наконец сел.
Полковники бывают разные. Теоретически этот ранг должен вызывать уважение к себе, независимо от того, кто облачен в полковничий мундир, мужчина или женщина, достойный человек или мерзавец. В жизни же все иначе. Полковник Фоулер, например, обладал и властью, и влиянием, и с ним следовало быть осторожным. Полковник Мур не был связан ни с одной известной мне влиятельной структурой. Поэтому я сказал ему:
— Я расследую убийство капитана Кэмпбелл. Вы не входите в круг подозреваемых, и я не стану перечислять вам ваши права. Поэтому вы будете отвечать на мои вопросы откровенно и подробно. О’кей?
— Вы не имели права выдавать себя за…
— Оставьте мне решать, как выполнять свои служебные обязанности, полковник, — перебил я его. — О’кей? Вопрос первый…
— Я отказываюсь разговаривать с вами в отсутствие адвоката.
— Мне кажется, вы насмотрелись детективных фильмов. Зарубите себе на носу: пока вы не подозреваемый, вы не вправе не отвечать на мои вопросы или требовать адвоката. Если же вы отказываетесь добровольно сотрудничать со следствием, я буду считать вас подозреваемым, ознакомлю вас с вашими правами и доставлю в отделение военной полиции. Посмотрим, как там вы будете разговаривать. Не забывайте, что вы военнослужащий. Итак?
Он подумал и сказал:
— Мне абсолютно нечего скрывать, и я категорически возражаю против подобного предвзятого отношения ко мне.
— Хорошо. Перейдем к делу. Вопрос первый: когда вы в последний раз видели Энн Кэмпбелл?
Он прочистил горло, сосредоточился и ответил:
— В последний раз я видел ее вчера в своем кабинете около половины пятого. Она сказала, что собирается поужинать в ресторане, а потом отправится на дежурство.
— А почему она вызвалась дежурить?
— Понятия не имею.
— Она в тот вечер звонила вам из штаба? Может быть, вы звонили ей туда?
— Позвольте подумать…
— Все звонки на караульные посты, как вам известно, регистрируются, — сказал я, отлично зная, что это не так: звонки по внутренней телефонной связи регистрироваться не могут, а сама капитан Кэмпбелл наверняка не стала бы вносить в журнал отметку о телефонном разговоре частного свойства.
— Да, вспомнил, — ответил Мур. — Я действительно ей звонил.
— В котором часу?
— Примерно в 23.00.
— Что так поздно?
— Нужно было посоветоваться по одному чисто профессиональному вопросу, и я решил позвонить ей попозже, чтобы спокойно поговорить.
— Откуда вы звонили?
— Из своей квартиры.
— А где вы живете?
— Вне гарнизона, на Виктори-драйв.
— И там же проживала убитая, не правда ли?
— Да.
— Вы бывали у нее дома?
— Конечно. Много раз.
Я пытался представить, как смотрится этот тип в голом виде, спиной к камере или в кожаной маске. Любопытно, вдруг подумалось мне, есть ли в судебно-медицинской лаборатории официальный эксперт по мужским членам, кто-то, мужчина или женщина, способный сравнить увеличенный фотоснимок этого долбежного инструмента с прибором сидящего передо мной парня.