— Что ж, в таком случае я снимаю с себя всякую ответственность за возможные печальные последствия. Мне не нужно вам объяснять, полковник, что такое ФБР.
— Да. Многих это решение огорчило. К сожалению, далеко не все в Пентагоне понимают, насколько важно сохранить контроль военных над расследованием и чем чревата его утрата, поэтому, видимо, решение и не встретило особого сопротивления, но определенный компромисс все же был достигнут.
Ни я, ни Синтия не поинтересовались, что же это, собственно, за компромисс, но полковник Фоулер сам проинформировал нас о нем.
— Завтра до обеда расследование будете вести вы. Если по истечении этого времени вы не произведете ареста и не предъявите никому обвинения, вы будете отстранены от расследования, хотя и останетесь в качестве консультантов ФБР.
— Понятно.
— Сейчас формируется следственная бригада в Атланте из сотрудников ФБР, а также следственная группа от министерства юстиции и главной военной прокуратуры. Будут привлечены и ваши коллеги из Фоллс-Черч.
— Надеюсь, для всех них найдется местечко в трейлерном городке, — съязвил я.
— Мы, конечно, не хотели этого, — вымучил улыбку полковник Фоулер, — и вы, как я подозреваю, тоже. Но если хорошенько подумать, то станет ясно, что этого и следовало ожидать.
— Полковник, — вмешалась Синтия, — конечно, в армии не каждый день убивают капитанов, но не кажется ли вам, что дело чрезмерно раздуто и смахивает больше на пропагандистскую шумиху, чем на методичное полицейское расследование.
— Этот вопрос также поднимался на совместном заседании, — сказал Фоулер. — Но все дело в том, что убита именно женщина, и не просто убита, но и изнасилована, и не простая женщина, а дочь генерала Кэмпбелла. Сами знаете, перед правосудием все равны, но для некоторых делается исключение, и они получают его больше, чем другие.
— Я понимаю, что это решение было принято без вашего участия, полковник, — произнес я, — но вам следовало бы обсудить эту проблему с генералом Кэмпбеллом и попросить его добиться пересмотра этого решения, а еще лучше — отмены.
— Я сделал все, что мог, поэтому-то и удалось добиться некоторых уступок. В противном случае еще вчера вас освободили бы от расследования. Но генерал Кэмпбелл и полковник Хелльманн выторговали для вас немного времени. Они считают, что вы уже близки к тому, чтобы произвести арест. Так что, если у вас имеются веские доказательства и сильные подозрения в отношении полковника Мура, можете арестовать его. Мы не станем возражать, если в этом возникнет необходимость.
Я задумался. Полковник Мур был наилучшим кандидатом на роль козла отпущения. А почему бы и нет? Даже не касаясь улик, было уже вполне достаточно и того, что этот чудак занимался какой-то странной секретной работой, на нем мешком висел мундир, генералу Кэмпбеллу не нравились его отношения с его дочерью, Энн Кэмпбелл, у него не было особых наград и медалей, и вообще его недолюбливали другие офицеры. Даже капрал военной полиции готов был с радостью помочь утопить его. Да этот парень сам шел в капкан, уткнувшись носом в книгу заумных мыслей Ницше.
— Что ж, если у меня в запасе еще тридцать часов, я согласен продолжить расследование, — сказал я Фоулеру.
Полковника такое заявление явно огорчило.
— А что мешает вам сделать решительный шаг, основываясь на уже имеющихся доказательствах? — поинтересовался он.
— Доказательств пока еще маловато, полковник, — ответил я.
— А мне кажется, что вполне достаточно.
— Это вам сказал полковник Кент?
— Да… Да и вы сами сказали, что по заключению судмедэкспертов получается, что полковник Мур находился на месте преступления.
— Верно. Но речь идет о точном времени, мотиве и в конечном счете о характере происшествия. У меня имеются основания предполагать, что полковник Мур каким-то образом причастен к случившемуся там, но я не могу утверждать, что он действовал в одиночку, с преступным умыслом, и ему вполне можно предъявить обвинение в преднамеренном убийстве. Нужно еще многое уточнить, прежде чем арестовать его и спихнуть дело в суд.
— Понимаю. Вы думаете, он признается?
— Это невозможно предугадать вплоть до самого последнего момента. Спросим и посмотрим, что он ответит.
— И когда же вы намерены это сделать?
— Обычно я задаю главный вопрос, когда и я сам, и подозреваемый уже готовы к такого рода разговору. В данном случае не исключено, что мне придется оттягивать его до последней минуты.
— Хорошо. Вам нужна помощь гарнизонной службы криминальных расследований?
— У меня есть данные, что майор Боуэс был одним из любовников убитой.
— Но это всего лишь сплетни.
— Согласен. Но если я, или нет, полковник, лучше даже, если вы спросите его как офицера, то вам он, вероятно, скажет правду. Так или иначе, поскольку у нас возникли сомнения, он обязан устраниться от данного дела. Мне также не хотелось бы обсуждать это с его подчиненными.
— Я понимаю вас, мистер Бреннер, и сочувствую, но огульное обвинение, пусть даже и признание, в половой связи с убитой еще не основание для отстранения майора Боуэса от расследования…
— Осмелюсь не согласиться с вами. Осмелюсь также предположить, что это дает основания включить его в список подозреваемых второй или третьей очереди. Мне нужно будет выяснить, имеется ли у него алиби. И в этой связи, полковник, если вы закончили, позвольте перейти к собеседованию с вами лично.
Полковник Фоулер твердой рукой налил себе еще чашку кофе. Солнце поднялось выше над горизонтом, и в лоджии, где мы сидели, стало темнее. В моем пустом желудке бурлил кофе, а в голове еще не до конца рассеялся туман. Я скосил глаза на Синтию и заметил, что она чувствует себя гораздо лучше, чем я, и это лишний раз убедило меня, что пора уже выбирать что-то между сном, сексом, питанием и работой.
— Может быть, желаете позавтракать? — спросил полковник Фоулер.
— Благодарю вас, полковник, нет.
Он взглянул на меня и сказал:
— Начинайте ваш артобстрел.
И я открыл огонь.
— Вы находились в сексуальной связи с Энн Кэмпбелл?
— Нет.
— Вам известно, кто был ее любовником?
— Полковник Кент сказал вам, что он был одним из них. Я не стану упоминать других имен, не желаю тем самым давать вам основание включить этих людей в список подозреваемых.
— О’кей, в таком случае ответьте, у кого, по-вашему, было основание убить Энн Кэмпбелл?
— Этого я не знаю.
— Известно ли вам, что младший адъютант генерала Кэмпбелла лейтенант Элби был до безумия влюблен в нее?
— Да, известно. И я не нахожу в этом ничего удивительного. Почему бы ему и не увлечься дочерью своего командира? Они ведь оба не состоят в браке, привлекательны и оба офицеры. А как, по-вашему, люди знакомятся и женятся? К тому же лейтенант не евнух.
— Аминь. А она отвечала ему взаимностью?
Полковник Фоулер немного подумал, прежде чем ответить.
— Она никому не отвечала взаимностью. Она провоцировала мужчину на роман с ней и обрывала его по собственному усмотрению.
— Не ожидал от вас такого услышать, полковник.
— Ах, прошу вас, мистер Бреннер, ведь вам и без меня все прекрасно об этом известно. Я не намерен пытаться выгородить ее перед вами двоими. Эта баба была… О Боже, мне даже трудно подобрать подходящее слово… она была даже и не соблазнительницей, и не распутницей в банальном смысле слова… — Он взглянул на Синтию: — Подскажите лучше вы, как ее следует коротко охарактеризовать.
— Я полагаю, что ее следует называть не иначе как мстительницей, — сказала Синтия.
— Мстительницей? — вскинул брови полковник Фоулер.
— Она не была жертвой злословия, как вы пытались сперва это представить, как не была и распутницей в обычном понимании этого слова. Не являлась она и нимфоманкой, то есть женщиной с больной психикой. Она просто использовала свое обаяние и тело, чтобы взять реванш, полковник, и вам это известно.
Такое развитие беседы пришлось не по душе полковнику Фоулеру. У меня возникло подозрение, что полковник Кент лишь вкратце изложил ему суть нашей с ним беседы, опустив то обстоятельство, что сексуальное поведение Энн Кэмпбелл имело специфическую цель, а именно — сделать из папочкиной внешности козью морду. Наконец полковник произнес:
— Да, она ненавидела армию.
— Она ненавидела своего отца, — поправила его Синтия.
Впервые Фоулер казался выбитым из седла. Невозмутимый по натуре человек, закаленный и проверенный в сражениях, всегда готовый дать противнику достойный отпор, он не позаботился о том, чтобы прикрыть тылы, и именно туда и нанесла удар Синтия.
— Генерал искренне любил свою дочь, — сказал он. — Поверьте, это действительно так. Но у нее выработалась в отношении него какая-то навязчивая и беспричинная ненависть. Признаться, я советовался с одним независимым психологом по этой проблеме, и хотя ему и трудно было заочно выявить истинную причину такого ее отношения к собственному отцу, он предположил, что у нее пограничное состояние расстройства личности.
— То, что мне известно о ней, не дает оснований для подобного заключения, — заметила Синтия.
— Да черт этих психологов разберет! — воскликнул полковник. — Я многое не понял из того, что он говорил, но все сводилось к тому, что дети сильных людей, пытаясь подражать им, как правило, терпят неудачу, испытывают комплекс неполноценности, теряют веру в свои силы и возможности; наконец, движимые инстинктом самосохранения, находят что-то такое, что у них неплохо получается, нечто далекое от того, чем занимается отец, какую-то сферу деятельности, где им не нужно соревноваться с ним, но при этом общественно значимую. Многие люди такого склада, как сказал мне этот психолог, занимаются общественной деятельностью, становятся учителями, медицинскими сестрами, воспитателями. А некоторые — педагогами-психологами, — добавил он с многозначительным видом.
— Я бы не назвал специалиста по психологическим боевым операциям педагогом, — заметил я.