ного отчета о всем ее распутстве. И кто-то мог решить, что пора избавиться от свидетеля. Избавиться от Энн Кэмпбелл.
— Такая мысль и мне приходила в голову, — кивнул полковник Фоулер. — Признаться, я понимал, что ее убил кто-то из ее знакомых. Но объясните мне, зачем понадобилось убийце привлекать внимание к сексуальному характеру преступления. Почему он не покончил с ней как-то иначе?
«Хороший вопрос», — мысленно отметил я и сказал:
— Возможно, это было сделано умышленно, чтобы скрыть истинный мотив преступления. Злоумышленнику нужно было убрать ее, но он специально представил убийство как следствие изнасилования, чтобы сбить сыщиков с толку. У меня было два случая, когда мужья убивали своих жен, обставив это так, словно бы убийцей был незнакомый жертве насильник.
— Это уже из сферы компетенции судмедэкспертов, — заметил Фоулер, — не мне об этом судить. Я понял вашу мысль, но согласитесь, не каждый решится на убийство женщины ради того, чтобы заткнуть ей рот. А лучше уж предстать перед судом за недостойное поведение.
— Согласен с вами, полковник. Но так думаем мы, люди из рационального мира. В мире же иррациональном, где действуют иные внутренние законы, одним из главных побудительных мотивов убийства является стремление избежать позора и унижения. Так сказано в инструкции.
— И вновь это поле вашей деятельности, а не моей.
— Но все же подумайте над тем, кто из любовников Энн Кэмпбелл мог решиться на убийство, чтобы избежать позора, развода, трибунала и увольнения со службы?
— Насколько мне известно, мистер Бреннер, ваш главный подозреваемый, полковник Мур, не был с Энн Кэмпбелл в половой связи. Так что у него не было и объективных причин затыкать ей рот. Но у него вполне могли быть другие мотивы, чтобы изнасиловать и убить ее. Поэтому вам лучше бы сосредоточиться именно на его возможных побудительных мотивах, если только это удерживает вас от произведения ареста.
— Я учитываю и такую возможность, полковник. Мне нравится проводить расследование убийства по схеме боевых операций пехотных и бронетанковых частей — отвлекающий маневр, пробная атака, главный мощный удар, прорыв и окружение противника. Как говорится, окружаем и добиваем.
Полковник криво усмехнулся и сказал:
— Так вы только ослабите свои силы и утратите инициативу. Бейте сразу наверняка, на поражение, мистер Бреннер, а всю эту теоретическую дребедень оставьте для учебных занятий.
— Возможно, что вы и правы, полковник, — согласился я. — Скажите, когда вы прибыли в то утро на службу, вы видели дежурного сержанта Сент-Джона?
— Нет. Позже до меня дошли слухи, что в штабе остался только один дежурный капрал и прибывший на смену дежурный офицер поднял большой шум. Капрал сказал, что дежурный сержант покинул пост уже несколько часов тому назад и как в воду канул, впрочем, как и дежурный офицер. Мне об этом сразу не доложили; майор Сандерс, штабной офицер, решил сперва связаться с военной полицией, и оттуда ему сообщили, что дежурный по штабу сержант Сент-Джон сидит у них в камере, хотя пока и неясно, за что именно. Все это мне стало известно лишь в девять утра, и я тотчас же доложил обо всем генералу Кэмпбеллу, который приказал мне разобраться.
— И никто не поинтересовался, куда подевалась Энн Кэмпбелл?
— Нет. Позже, конечно, все встало на свои места, но тогда я решил, что Энн просто ушла с дежурства пораньше, оставив вместо себя сержанта, который поручил охрану штаба капралу, а сам отправился по своим личным делам, может быть, шпионить за своей женой. Такое ведь в армии часто случается: мужчине вдруг приходит в голову, что его жена ему изменяет, пока он на службе, он все бросает и мчится домой.
— Да, мне доводилось расследовать два убийства и одно избиение с тяжелыми последствиями в аналогичной ситуации.
— Значит, вы меня понимаете. Именно так я и подумал тогда. Это уже потом узнал, что Сент-Джон угодил в военную полицию и не вернулся в штаб. Но я не стал расследовать это происшествие, решив, что оно связано с преждевременным уходом с дежурства Энн Кэмпбелл. Однако увязывать это с прояснившимися позже обстоятельствами мне даже в голову не приходило.
Все это звучало весьма убедительно, хотя и требовало дополнительной проверки. Я напомнил полковнику:
— Вы сказали, что накануне задержались в штабе по каким-то служебным делам.
— Да.
— Вы видели капитана Кэмпбелл, когда она принимала дежурство?
— Нет. Мой кабинет находится на первом этаже, рядом с кабинетом генерала. Дежурный офицер и сержант находятся в комнате секретаря на втором этаже. Они принимают дежурство и вахтенный журнал, облюбовывают себе один из письменных столов и устраиваются поудобнее на ночь. Вам все ясно, мистер Бреннер?
— Да, сэр, все выглядит довольно логично, однако мне все равно придется перепроверять факты. Это моя работа, полковник, и я не умею выполнять ее иначе.
— Уверен, что и в вашей работе есть определенные допуски, мистер Бреннер.
— Весьма незначительные, полковник. Дюйм влево, дюйм вправо. Но стоит мне чуть ошибиться, и я уже лечу прямо в пасть своего босса полковника Хелльманна, который пожирает своих подчиненных, если они не осмеливаются как следует допрашивать старших по званию офицеров.
— Это действительно так?
— Именно так, сэр.
— Что ж, в таком случае я передам ему, что вы блестяще выполнили свои обязанности, не выказав ни малейшего страха.
— Благодарю вас, полковник.
— И вам все это нравится?
— Да. Мне нравится делать свое дело. Но со вчерашнего дня я не испытываю особого вдохновения, должен вам признаться.
— Я тоже не в восторге от происходящего.
— Надеюсь.
Мы замолчали. Мой кофе давно остыл, но меня это мало волновало. Наконец я спросил у Фоулера:
— Полковник, не могли бы вы устроить нам встречу с миссис Кэмпбелл сегодня?
— Я постараюсь.
— Если она и в самом деле хорошая жена солдата, как вы нам рассказывали, она поймет необходимость этого разговора. Нам также хотелось бы сегодня же встретиться с генералом Кэмпбеллом.
— Я это тоже устрою. Как мне с вами можно будет связаться?
— Боюсь, что мы будем разъезжать по всему гарнизону. Позвоните в военную полицию. А вас где можно будет найти?
— Я буду в штабе гарнизона.
— К похоронам все готово?
— Да. Сегодня после отбоя и завтра утром желающие проститься с погибшей смогут сделать это в гарнизонной часовне. А завтра в одиннадцать состоится церковная церемония, после которой тело будет доставлено на Джордан-Филд, а затем, после прощания, поднято на борт самолета, который доставит его для захоронения в Мичиган, где находится фамильный склеп Кэмпбеллов.
— Понятно. — Обычно офицеры оставляют в своем личном деле завещание и инструкции относительно похорон, поэтому я спросил полковника Фоулера: — Такова была воля покойной?
— Этот вопрос имеет отношение к расследованию убийства?
— Я полагаю, что дата составления завещания и распоряжений о похоронах имеет определенное отношение к расследованию.
— Все упомянутые вами документы были составлены накануне командировки Энн Кэмпбелл в район боевых действий в Персидском заливе, что было нормальной практикой. Если уж это вас так интересует, то скажу вам, что это она сама пожелала быть похороненной в фамильном склепе, а все свое имущество завещала брату Джону.
— Благодарю вас, полковник, и на этом разрешите закончить нашу беседу. Мы весьма признательны вам за помощь следствию, — сказал я, мысленно прощая полковнику его попытку заморочить нам голову.
Я ожидал, что теперь он встанет, как это предусмотрено этикетом, но вместо этого полковник спросил:
— Вы нашли в ее доме какие-либо компроматы?
Теперь настала моя очередь прикидываться простаком, и я с наивным видом поинтересовался:
— Что вы имеете в виду?
— Ну, дневники, фотографии, письма, списки любовников. Вы же сами все понимаете.
— Моя незамужняя тетушка при всем своем желании не нашла бы там ничего компрометирующего, даже музыки, пробудь она в доме покойной хоть целую неделю, — сказал я, что было истинной правдой, поскольку моя тетушка, при всем своем назойливом любопытстве, утратила ощущение пространства.
Полковник Фоулер встал, и мы последовали его примеру.
— В таком случае вы плохо искали, — сказал он. — Энн Кэмпбелл все документировала. Это было ее профессиональной привычкой психолога и обдуманным действием расчетливой развратительницы, не желающей полагаться на одни только воспоминания о своих забавах в стогу сена, мотеле или в чьем-то служебном кабинете. Ищите лучше.
— Хорошо, сэр. — Признаться, мне не очень-то нравилось слышать подобного рода советы от Кента или Фоулера. Откровенно говоря, Энн Кэмпбелл стала для меня чем-то большим, чем просто жертвой убийцы. Возможно, мне и удастся найти его, но ведь нужно еще и установить, почему она так себя вела, и объяснить это людям типа Фоулера и Кента. Жизнь, которую прожила Энн Кэмпбелл, не требовала ни прощения, ни сожаления. Она требовала разумного объяснения и, возможно, оправдания.
Полковник Фоулер проводил нас до парадной двери, видимо, досадуя, что разговаривал по телефону, когда мы пришли, и не встретил нас сам: наша встреча с миссис Фоулер вряд ли входила в его планы. Пожимая на прощание ему руку, я сказал:
— Кстати, мы так и не нашли памятный перстень Энн Кэмпбелл. Она всегда носила его?
— Я не обращал внимания, — подумав, ответил он.
— Но на пальце у нее остался след от перстня.
— Значит, она его носила.
— Знаете, полковник, если бы я стал генералом, мне бы хотелось иметь именно вас своим адъютантом.
— Если бы вы были генералом, Бреннер, вам без меня было бы просто не обойтись, — парировал он. — Всего хорошего.
Зеленая дверь за нами захлопнулась, и мы пошли по дорожке к машине.
— Мы почти добрались до главной тайны Энн и ее отца, но в самый последний момент вновь уперлись в стену, — сказала Синтия.
— Верно, — кивнул я. — Но мы все-таки знаем, что тайна существует, и никакие рассуждения о воображаемых несправедливостях и неестественной ненависти к ее отцу не объясняют ее. Во всяком случае, я ничему подобному не верю.