— Я понимаю вашу мысль, полковник Мур, — сказал я, — хотя и не перестаю удивляться вашей манере выражаться в общем смысле и только с научной точки зрения. Уж не хотите ли вы таким образом устраниться от случившейся трагедии? Снять с себя персональную ответственность?
Это совершенно не понравилось Муру, и он ответил:
— Я решительно отвергаю обвинения меня в том, что я не пытался ей помочь или же поощрял ее поведение.
— Так или иначе, — заметил я, — на сей счет в определенных кругах имеются сильные сомнения.
— А что еще ожидать от этих… — он передернул негодующе плечами. — Здесь никогда не были в восторге ни от меня самого, ни от моей работы, ни от школы в целом, ни от наших взаимоотношений с Энн Кэмпбелл.
— Это я вполне могу понять, — кивнул я. — Знаете, я просмотрел некоторые видеозаписи лекций Энн Кэмпбелл и пришел к заключению, что вы занимаетесь нужным и важным делом. Но, может быть, вы порой затрагивали определенные сферы, которые лучше было бы и не трогать, чтобы не нервировать людей.
— Все, что мы делаем, санкционировано руководством.
— Я рад это слышать. Но мне кажется, что Энн Кэмпбелл опробовала некоторые учебные разработки на своем собственном поле боя.
Мур пропустил мое замечание мимо ушей.
— Вам известно, что Энн Кэмпбелл вела записи психологических опросов преступников?
— Мне это не было известно, — подумав, сказал Мур. — Но если это так, то она делала это в личных целях. У каждого психоаналитика, служащего у нас, есть собственные планы и интересы, главным образом они сводятся к сбору материала для докторской диссертации.
— Это звучит резонно, — согласился я.
— А как вы относились к ее беспорядочным половым связям с разными партнерами? — спросила Синтия.
— Ну… — замялся он. — Я… А кто вам об этом сказал?
— Все об этом говорят, — ответила Синтия, — кроме вас.
— Но вы мне и не задавали подобных вопросов.
— А теперь задаю. Как лично вы реагировали на ее сексуальную связь с мужчинами, которые были ей абсолютно безразличны и с которыми она спала только ради того, чтобы напакостить своему отцу?
Мур кашлянул в кулак и ответил:
— Видите ли, я не считал это умным с ее стороны и уж никак не оправданным теми причинами, по которым она этим занималась.
— Вы ревновали ее?
— Конечно же, нет! Ведь я…
— Вы считали, что она предает вас? — перебила его Синтия.
— Да нет же, уверяю вас! У нас были добрые, чисто платонические, интеллектуальные и доверительные отношения.
Я хотел бы спросить, подразумевало ли это распятие ее голой на земле, но мне нужно было узнать, почему он это сделал. И мне, пожалуй, уже был известен ответ и на этот вопрос. И после того, что рассказал Мур о предательстве, мне стало ясно, что несчастная жизнь Энн Кэмпбелл и все ее напасти нуждаются в понимании, и мне следует не только найти убийцу, но и во всем разобраться. Я решил выстрелить наугад и бросил Муру:
— Насколько мне известно, во время операции в Персидском заливе, именно вы с капитаном Кэмпбелл предложили трюк с порнолистовками для арабов.
— Я не вправе обсуждать этот вопрос, — заявил Мур.
— Капитан Кэмпбелл была убеждена, что секс является мощным средством достижения самых различных целей, на первый взгляд весьма отдаленных. Это так?
— Я… Да, она так считала.
— Как я уже говорил, я видел некоторые из видеозаписей ее лекций, так что ее посылки мне более-менее понятны. Однако, хотя я и не отрицаю силу секса, я рассматриваю его как инструмент добра, выражение любви и заботы. Энн Кэмпбелл понимала это иначе, она заблуждалась. Вы согласны?
— Сам по себе секс ни добро и ни зло. Однако верно, что некоторые люди, в основном это женщины, используют его как средство, как инструмент для достижения своих целей, — сказал полковник.
— Ты с этим согласна? — обернулся я к Синтии.
Она была, кажется, слегка раздражена этим вопросом, тем не менее ответила:
— Я согласна с тем, что некоторые женщины действительно используют секс как свое оружие, но подобное поведение не может быть оправдано или считаться приемлемым. В случае же с Энн Кэмпбелл секс представлялся ей единственным оружием против несправедливости или ощущения собственного бессилия. И мне думается, полковник Мур, что, если вы знали, чем она занимается, вы должны были попытаться остановить эту практику, к этому вас обязывал и моральный, и служебный долг ее непосредственного начальника и старшего офицера.
Мур зло уставился на Синтию своими маленькими глазками и сказал:
— От меня ровным счетом ничего не зависело.
— Почему? — парировала Синтия. — Вы офицер или юнга? Вы же считали себя ее другом! Если она не смогла обольстить вас своими чарами, вы могли бы с ней поспорить, убедить ее. Или же ее сексуальные эксперименты представляли для вас научный интерес? Как особый клинический случай? Или вас возбуждало то, что вам известно о ее сношениях с разными партнерами?
— Я решительно отказываюсь разговаривать с этой женщиной и отвечать на ее вопросы, — обратился ко мне Мур.
— До тех пор, пока мы не зачитали вам ваши права как обвиняемого, на вас не распространяется Пятая поправка, — сообщил я ему. — Но в настоящий момент у меня нет намерения предъявить вам обвинение. Я понимаю, что вы расстроены, но пока давайте опустим этот вопрос, а в дальнейшем мисс Санхилл будет формулировать свои вопросы таким образом, чтобы не давать вам повода ошибочно считать их неуважительными.
Полковник Мур понял, кажется, что нет смысла продолжать строить из себя оскорбленного, кивнул в знак согласия и откинулся на спинку стула, всем своим видом выражая полнейшее презрение к нам.
Синтия несколько умерила свой пыл и почти дружественным тоном спросила:
— А когда, по-вашему, Энн Кэмпбелл могла бы посчитать себя вполне удовлетворенной своей войной с отцом?
Не глядя на нас, Мур ответил бесцветным, профессиональным голосом:
— К несчастью, это было известно лишь ей одной. Очевидно, предпринимаемые только ею действия не могли принести ей удовлетворения. Частью проблем являлся сам генерал Кэмпбелл. — Мур криво усмехнулся и добавил: — Но это не тот генерал, который признает себя побежденным, он не признает даже того, что ему нанесен какой-то урон. Кэмпбелл никогда не выкинет белый флаг. Насколько мне известно, он ни разу в жизни не просил прекратить огонь, чтобы начать переговоры. Видимо, он считал свои прежние действия в отношении дочери утратившими какое-либо значение после всего того, что сделала она потом.
— Иными словами, — вмешалась Синтия, — они были оба слишком упрямы, чтобы попытаться мирно договориться. И он так и не извинился перед ней за свое предательство.
— Он извинился, но в присущей ему манере, и вы можете себе легко представить, какого рода извинений можно дождаться от подобного человека.
— Печально, что, пока эти двое выясняли отношения, пострадало слишком много невинных людей, — подытожила Синтия.
— Такова жизнь, такова война, — вздохнул Мур. — Когда было по-другому?
И он был прав. Как сказал Платон, «лишь мертвые конец войны увидят».
— Когда утром вы выходили из дома, вы обратили внимание на то, что машины Энн Кэмпбелл нет на обычном месте? — спросила его Синтия. — Я имею в виду, конечно же, утро после ее убийства.
— Возможно, подсознательно я это и отметил, — подумав, ответил он.
— Вы что же, никогда не обращали внимания на ее машину?
— Нет.
— Значит, вам было безразлично, дома ли еще ваша подчиненная и соседка, или же уехала на службу?
— Нет, отчего же, обычно я обращал на это внимание.
— Она вас когда-либо подвозила?
— Случалось.
— А вы знали, что в то утро капитана Энн Кэмпбелл ждали к завтраку ее родители?
— Нет… то есть да, теперь, когда вы сказали об этом, я вспомнил: она действительно мне об этом говорила.
— И какова же была цель этой встречи за завтраком?
— Цель?
— Разве Кэмпбеллы часто собирались за одним столом?
— Мне кажется, нет.
— Насколько мне известно, полковник, — заметила Синтия, — генерал Кэмпбелл выдвинул перед дочерью ультиматум, касающийся ее поведения. И ответ Энн Кэмпбелл должна была дать именно во время этого семейного завтрака. Не так ли?
Полковник впервые, кажется, занервничал, пытаясь угадать, что и откуда нам известно.
— Так или нет?
— Я… она действительно говорила мне, что генералу хотелось бы покончить с этой наболевшей проблемой.
— Полковник, послушайте, что я вам скажу: либо она вам об этом говорила, либо не говорила, — резко сказала Синтия, явно намереваясь вновь начать решительную атаку на Мура. — Либо она употребляла слова «ультиматум», «трибунал», «принудительное лечение» и «отставка», либо она их не употребляла, полковник. И я хочу знать наверняка, доверяла Энн вам или нет, обращалась она к вам за советом или нет. Вам ясно?
Решительный тон Синтии явно разозлил Мура, как и ее четкие вопросы, касающиеся чего-то такого, что его просто пугало. Но он, видимо, решил, что мы недостаточно много знаем, чтобы прижать его, и поэтому заявил:
— Я уже все рассказал вам, больше мне ничего не известно. Энн никогда не рассказывала мне, чего добивается от нее генерал, и не просила моего совета. Как я уже вам объяснял, во время сеансов психоанализа я только слушал ее и задавал как можно меньше вопросов, а советы давал, если она сама меня об этом просила.
— Не могу себе представить, чтобы мужчина был столь сдержанным с женщиной, с которой знаком шесть лет, — заметила Синтия.
— Вы ничего не понимаете в психоанализе, мисс Санхилл, — воскликнул Мур. — Безусловно, я давал ей советы, но исключительно практического характера: как выбрать квартиру, спланировать отпуск и так далее. Все, что касалось ее семейных неурядиц, мы обсуждали только во время сеансов. В другое время — на работе, после нее, в баре — мы этих болезненных тем не затрагивали. Таковы требования профессиональной этики. Ну, как бы вам это проще объяснить? Ну, например, врачам не нравится, когда во время субботней игры в гольф даже самые близкие и старинные их друзья просят поставить им диагноз. Адвокаты тоже не дают консультаций в барах. Так же ведут себя и психоаналитики.