— Весьма признательна вам за эту информацию, полковник, — сказала Синтия. — Следует ли мне понимать вас так, что убитая даже теоретически не могла бы переговорить с вами об этом ультиматуме и крайнем сроке ответа, которые поставил ее отец?
— Именно так.
— Значит, после стольких лет ваших добрых отношений, в момент, когда все ее переживания, несчастья и обиды достигли кульминации, у вас не нашлось возможности об этом поговорить?
— Энн сама не хотела обсуждать со мной эту проблему. Мы лишь договорились встретиться уже после ее разговора с отцом. Это должно было произойти вчера после обеда.
— Я вам не верю, полковник! — заявила Синтия. — Я считаю, что этот ультиматум ее отца каким-то образом связан с ее убийством, и вам известно, каким именно.
— Я не потерплю, чтобы меня называли лжецом! — вскочил полковник Мур.
— Нам известно, что вы лжете, полковник! — вскочила в свою очередь с места Синтия, глядя ему прямо в глаза.
И она говорила правду. Мы действительно знали, что Мур был на шестом стрельбище вместе с Энн Кэмпбелл, и он, кажется, понял это. Иначе разве посмели бы мы оскорбить полковника? Однако переступать последнюю черту было рано. Поэтому я встал и сказал:
— Благодарю вас за то, что уделили нам время, полковник. Не советую вам жаловаться на нас полковнику Кенту, это вряд ли поможет. Возле вашей двери я поставлю охрану, сэр, и, если вам вздумается уничтожить документы или вынести что-либо отсюда, вас поместят под стражу.
Полковника затрясло, но меня уже не волновало, от страха или от ярости.
— Я подам на вас обоих рапорт, — проговорил Мур.
— Я бы вам не советовал этого делать, — сказал я. — Мы ваша последняя возможность избежать виселицы или расстрела — я уточню, что именно вас ждет, полковник. На моем веку мне не часто доводилось сталкиваться со смертными приговорами. Но в любом случае, не выводите меня из себя. Вы понимаете, что я имею в виду. До свидания, полковник.
И мы ушли, оставив его обдумывать сложившуюся ситуацию и свои дальнейшие действия и намерения, в которые определенно не входило выводить меня из себя.
Глава 23
Синтия поставила машину на площадке перед зданием гарнизонной военной полиции, неподалеку от моего «блейзера». Направляясь ко входу в здание, мы заметили три микроавтобуса и небольшую толпу людей, очень похожих на журналистов. Увидев нас и, очевидно, догадавшись по нашему виду, что мы и есть те самые детективы, ведущие расследование, о которых они уже успели где-то пронюхать, газетчики ринулись нам навстречу, словно туча голодной саранчи. Как я уже говорил, Хадли не является закрытым военным объектом, поэтому здесь не укрыться от любопытства налогоплательщиков, да обычно такого желания ни у кого и не возникает, но сейчас встреча с прессой была мне ни к чему.
Первым подбежал к нам с микрофоном в руке молодой репортер в приличном костюме и с уложенными волосами. Подоспевшие коллеги приготовили карандаши и блокноты. На нас нацелились теле- и видеокамеры. Молодой человек с аккуратной прической спросил меня:
— Это вы уоррент-офицер Бреннер? — и сунул мне под нос микрофон.
— Нет, сэр, — ответил я, — я здесь всего лишь обслуживаю аппарат по продаже кока-колы.
Мы продолжали идти вперед, но толпа настойчиво обтекала нас, отсекая путь ко входу.
— Вы уоррент-офицер Санхилл? — обратилась к Синтии молодая журналистка.
— Нет, мэм, я просто подружка этого парня, — бросила Синтия.
Но журналисты не желали заглатывать эту наживку, и на нас обрушился шквал вопросов, который несколько стих лишь на ступеньках главного входа, где у дверей стояло двое внушительных военных полицейских с винтовками «М-16». Поднявшись по лестнице и ощутив себя наконец в безопасности, я обернулся и сказал:
— Доброе утро!
Толпа журналистов стихла, и я увидел наведенные на нас телекамеры и фотообъективы.
— Расследование убийства капитана Энн Кэмпбелл продолжается. У нас есть несколько версий, но пока нет подозреваемых. Тем не менее мобилизованные силы гарнизона, армейской службы криминальных расследований и местной муниципальной полиции работают над данным делом в тесном сотрудничестве, и в самое ближайшее время мы сделаем официальное заявление для прессы.
Не успел я выговорить все это вранье, как на меня вновь обрушился град вопросов типа: «Это правда, что ее изнасиловали?», «Верно, что ее нашли голой и связанной?», «Ее задушили, не так ли?», «Кто, по-вашему, это сделал?», «Это уже второе изнасилование за минувшую неделю в этом гарнизоне, не так ли?», «Вы допрашивали ее приятеля, сына шефа местной полиции?». И так далее, и в том же духе.
— На все свои вопросы вы получите ответы на пресс-конференции, — снова солгал я, и мы с Синтией нырнули в здание, где тотчас же налетели на полковника Кента, вид у которого был подавленный и взвинченный.
— Я не могу заставить их убраться отсюда, — сообщил мне он, явно раздосадованный этим обстоятельством.
— Верно. Именно за это я и люблю эту страну, — сказал я.
— Они повсюду суют свой нос. Я предпринял кое-какие меры: выставил с десяток своих парней возле дома генерала и приказал патрулям не пропускать их на стрельбища и к ангару на Джордан-Филд. Но эта публика очень пронырлива, может что-нибудь и пронюхать.
— Что ж, возможно, им повезет больше, чем нам, — вздохнул я.
— Мне все это не нравится, — нахмурился Кент. — Что у вас нового?
— Мы беседовали с полковником Фоулером и полковником Муром. Я бы попросил вас послать двоих своих людей в офис Мура, и как можно быстрее: нужно присмотреть за ним. Я запретил ему пользоваться бумагоизмельчителем и выносить что-либо из его кабинета.
— Хорошо, я этим немедленно займусь. Вы намерены его арестовать?
— Нам бы хотелось сперва добиться от него больше данных для составления психологического портрета погибшей.
— Для чего?
— Ну, чтобы облегчить нам с мисс Санхилл нашу задачу.
— Не понимаю. Какое имеет это отношение к Муру?
— Дело в том, что чем больше мне удается выяснить, тем меньше я нахожу объективных причин, которые могли бы толкнуть полковника Мура на убийство своей подчиненной. При этом мне все больше становится ясно, что кое у кого такие причины могли быть.
На мгновение у Кента от ярости перехватило дыхание. Но он быстро поборол волнение и сказал:
— Пол, до сих пор мне было понятно, что ты делаешь все возможное, чтобы раскрыть это дело как можно скорее. Но вот решающий момент настал, и если ты немедленно не арестуешь Мура, а он, как выяснится позже, и есть ее убийца и его арестует ФБР, то ты будешь выглядеть полным дураком.
— Я знаю, Билл. Но если он ее не убивал, а я его арестую, тогда я буду выглядеть еще хуже.
— Докажи, что ты мужчина, наконец!
— Хочешь попробовать мой конец?
— Эй! Вы разговариваете со старшим по званию!
— Мой конец к вашим услугам, сэр! — Я повернулся и пошел по коридору к своему кабинету. Синтия пошла следом за мной. Кент, однако, не тронулся с места.
В кабинете нас ждала куча телефонных сообщений и рапортов судмедэкспертов и коронера, а также груда других служебных документов, половина из которых меня не касалась, но в получении которых следовало расписаться. В армии могут затерять где-то документы на выплату вам жалованья, могут послать вашу мебель на Аляску, а семью в Японию, могут забыть отправить вас в очередной отпуск, но стоит вам уехать куда-то на время в командировку, как ваше имя тотчас же внесут в список лиц, которым надлежит высылать дурацкие меморандумы и информационные бюллетени, даже если вы и выполняете секретное задание под чужим именем и в снятом на время кабинете.
— Тебе не следовало бы так с ним разговаривать, — заметила Синтия. — Это совсем не умно.
— Ты имеешь в виду его предложение доказать, что я мужчина? А что мне следовало бы сделать?
— Он, безусловно, тоже не прав. Но все-таки нужно выбирать выражения.
— Забудем об этом, — сказал я и стал просматривать телефонные сообщения, поступившие в наше отсутствие.
Помолчав, Синтия спросила:
— Однако он все-таки допустил ошибку?
— Ты это верно подметила. И он это знает.
— И все же… нельзя постоянно напоминать ему об этом: так или иначе, нам с ним вместе работать, хоть он и виноват.
— Офицер, злоупотребляющий доверием своих коллег, не вызывает у меня особого сочувствия, — сказал я, оторвавшись от бумаг.
— Если только офицера не зовут Энн Кэмпбелл.
Я пропустил это замечание мимо ушей.
— В любом случае не мешало бы подкрепиться кофе с пончиками.
— Неплохая идея.
Синтия нажала на кнопку вызова секретаря и попросила специалиста Бейкер зайти к нам.
Я раскрыл медицинскую карту Энн Кэмпбелл, на удивление тонкую для стольких лет службы: это наводило на мысль, что она пользовалась услугами гражданских врачей. Тем не менее мне кое-что показалось небезынтересным, в частности, запись, сделанная гинекологом, осматривавшим Энн при поступлении в Уэст-Пойнт: «Девственная плева не нарушена».
— Что ты на это скажешь? — спросил я Синтию, показав ей эту пометку. — Свидетельство о ее девственности на тот момент? И, если да, следовательно, наши подозрения о ее половой связи с отцом отпадают?
— Не забывай, что существуют и другие формы сексуального совращения, — заметила Синтия. — Да и целостность плевы еще не означает, что полового акта не было вообще. Мне кажется, полковник Мур не лгал, когда говорил, что отец нанес ей психическую травму именно на второй год после ее поступления в академию, и я очень сомневаюсь, что в то время он мог ее изнасиловать: ведь ей уже был двадцать один год. Но все же это любопытно, что до Уэст-Пойнта она была еще девственницей. Другие записи гинеколога есть?
— Как ни странно — нет, — сказал я, пролистав карту. — Думается, она посещала частного врача.
— Безусловно. Она не могла за столь долгое время не побывать ни у одного гинеколога, — согласилась Синтия и, подумав, добавила: — А почему, собственно, я решила, что случившееся с ней в то время имело сексуальную подоплеку?