— Верно. Фотографии могут рассказать о многом. А те люди, которые позабавились с ней и продолжали жить дальше как ни в чем не бывало, ведь они наверняка даже и не задумывались над тем, что разрушили человеческую жизнь!
— Да, я тоже так думаю. Последствия насилия всегда оборачиваются личной драмой для жертвы. Но обычно возмездие настигает преступника. В данном же случае никто не заявил в полицию о преступлении.
— Да, этого не случилось. Зато сейчас мы ищем преступника. Как ты собираешься вести себя с генералом Кэмпбеллом?
— Я хотел бы вывести его из себя. Но мне кажется, что он уже заплатил слишком большую цену за собственные ошибки. Я не знаю, дело непростое. Придется действовать по ситуации. Он все-таки генерал.
— Правильно мыслишь.
Стоянка напротив штаба гарнизона была почти пуста, но темно-зеленая машина генерала стояла на месте. Кроме нее, было еще несколько джипов для офицеров из штаба, таких же, как тот, который находился в ангаре на Джордан-Филд.
Стоя на парковочной площадке справа от здания штаба, я сказал Синтии:
— Она вышла вон из той боковой двери около часа ночи, села в служебный джип и поехала на встречу с духами прошлого.
— И духи победили, — закончила Синтия.
Двухэтажное здание штаба из темного кирпича чем-то напоминало среднюю школу тридцатых годов — разве что пустые стаканы от 155-миллиметровых снарядов, приспособленные под вазоны для цветов, окаймлявшие дорожку к парадному входу, да артиллерийские орудия различных времен, выставленные на газоне в качестве экспозиции прогресса ударного фактора, не без иронии подсказывали, каково истинное назначение этого строения.
Мы вошли в парадный подъезд, и молоденький солдат, сидящий за столом у дверей, встал при нашем появлении. Я сказал ему, что нас ждет генерал Кэмпбелл, он сверился со списком посетителей на этот день и направил нас по длинному коридору в глубь здания.
Пока мы с Синтией шли по пустынному проходу с вымытым до блеска линолеумным покрытием, я сказал под аккомпанемент эха наших шагов:
— Мне еще не доводилось арестовывать генералов. Похоже, я нервничаю сейчас сильнее, чем он.
— Он не убивал ее, Пол, — сказала Синтия.
— Почему ты так считаешь?
— Я не могу себе этого наглядно представить, а если я не могу себе чего-то представить, то этого не было.
— Что-то я не помню ничего подобного в инструкции.
— В любом случае мне кажется, что ты не имеешь права арестовывать генералов. Сверься с уставом.
Наконец мы очутились перед закрытой дверью, медная табличка на которой гласила: «Генерал-лейтенант Джозеф Кэмпбелл».
Я постучал в дверь, и мне открыла женщина в мундире капитана, личная карточка на груди которой подсказывала, что ее фамилия Боллинджер.
— Добрый вечер, — поприветствовала она нас, — я старший адъютант генерала Кэмпбелла.
Мы обменялись рукопожатиями, и она пригласила нас в крохотную приемную. Капитану Боллинджер было лет тридцать пять, это была невысокая толстушка с живым дружелюбным взглядом.
— Вот уж не думал, что у генерала адъютантом может быть женщина, — заметил я ей.
— Такое случается, хотя и редко, — улыбнулась она. — Зато второй адъютант у генерала мужчина, лейтенант Элби.
— Мы с ним знакомы, — сказал я, подумав о том, что капитан Боллинджер, в отличие от лейтенанта Элби, не могла стать пешкой в игре между отцом и дочерью: Энн вряд ли бы удалось совратить ее, и она вполне устраивала миссис Кэмпбелл.
Капитан Боллинджер предупредила нас:
— Генерал готов побеседовать с вами, но прошу вас учесть его состояние: он очень подавлен случившимся.
— Мы понимаем, — кивнула Синтия.
А я подумал, что время для нашей встречи было выбрано не случайно: генералу явно не хотелось иметь лишних свидетелей возможно неприятного завершения этого разговора.
Капитан Боллинджер постучалась в дубовую дверь и, отворив ее, сообщила генералу о прибытии уоррент-офицеров Бреннера и Санхилл, после чего отступила в сторону, пропуская нас в кабинет.
Генерал шагнул нам навстречу, и мы обменялись рукопожатиями.
Генерал Кэмпбелл указал нам на массивные кресла, и мы с Синтией сели. Я подумал о том, что подобная любезность с его стороны вряд ли случайна, поскольку генерал вполне мог бы и оставить нас стоять перед ним по стойке «смирно» или, в лучшем случае, «вольно». Наверняка это было связано с нашими встречами с миссис Фоулер и миссис Кэмпбелл и их признаниями и наводило на мысль о нечистой совести. Однако вполне возможно, что мы просто были симпатичны генералу.
— Не желаете ли чего-нибудь выпить? — поинтересовался он.
— Нет, благодарим вас, сэр, — ответили мы, хотя и было самое время для этого, поскольку пушка уже выстрелила и флаг был спущен, что в армии является эквивалентом знаменитого павловского звонка, предвещавшего подопытным собачкам ужин.
С минуту все сидели молча, и я воспользовался паузой, чтобы оглядеться. Багеты и карнизы белых стен были сделаны из натурального дуба, как и вся мебель. Пол устилал красный ковер восточной работы. Излишних украшений типа военных трофеев, сувениров, почетных грамот в рамках на стенах я не обнаружил, но на круглом столике с голубой салфеткой лежало несколько занятных предметов: сабля в ножнах, старинный длинноствольный пистолет, синяя форменная фуражка и еще что-то в этом духе.
— Это вещи моего отца, — перехватив мой взгляд, сказал генерал. — Он в двадцатых годах служил в кавалерии в ранге полковника.
— Я был во Вьетнаме в составе первого батальона восьмого кавалерийского полка.
— В самом деле? Это полк моего отца. Когда-то этот полк сражался против индейцев, очень давно, разумеется.
Мир тесен, как выяснилось, и между нами было что-то общее. Хотя и с большой натяжкой. Синтии эта пустая болтовня вряд ли была интересна, но никогда не помешает потолковать с человеком о мужской солидарности, прежде чем прихватить его за яйца.
— Значит, вы не всегда были сыщиком? — спросил генерал Кэмпбелл.
— Нет, сэр, когда-то и я выполнял нормальную работу.
— У вас есть награды?
Я сказал, какие именно награды имею, и он понимающе кивнул. Наверное, ему было легче воспринять то, что я намеревался ему сказать, из уст боевого ветерана. Даже если бы я таковым и не был, мне следовало бы им назваться. Ради истины сыщику дозволено лгать, как, впрочем, и не приведенному к присяге свидетелю. Свидетелю же, приведенному к присяге, лучше не рисковать, а обвиняемый волен поступать по собственному усмотрению. Вся заковыка в том, что порой трудно определить, кто есть кто.
Генерал посмотрел на Синтию и задал ей аналогичные вопросы об ее послужном списке и гражданских корнях. Она ответила, и я узнал кое-что новое для себя о ней, хотя и не был уверен, что она говорит чистую правду. Как я подметил, генералы и полковники вообще любят интересоваться происхождением и жизнью младших офицеров. Не знаю, интересует ли все это их на самом деле, или же это какая-то азиатская хитрость, которой их обучают в военных училищах, но приходится принимать условия игры, даже когда собираешься прощупать собеседника на предмет его причастности к уголовному преступлению.
Итак, несмотря на всю скудность остающегося у нас в запасе времени, мы продолжали еще минут пятнадцать пережевывать эту тягучую жвачку, пока наконец генерал не произнес:
— Насколько мне известно, вы уже беседовали с миссис Фоулер и моей супругой, так что вы в курсе случившегося в ту ночь.
— Да, сэр, — кивнул я, — но, откровенно говоря, многое стало ясно нам еще до беседы с этими уважаемыми дамами.
— В самом деле? Что ж, весьма похвально. Я рад отметить, что в нашей службе криминальных расследований готовят отличных профессионалов.
— Так точно, сэр. И хотелось бы добавить, что немалый опыт мы приобрели в ходе практической работы, хотя в данном случае, нужно отметить, мы кое с чем столкнулись впервые.
— Да, случай не совсем обычный, — согласился генерал. — Вы знаете уже, кто убил мою дочь?
— Нет, сэр.
— Значит, убийца не полковник Мур, — пристально посмотрел на меня генерал.
— Это не исключено.
— Похоже, вы здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы.
— Вы совершенно правы, сэр.
— И в таком случае, как бы вы хотели построить нашу беседу?
— Мне думается, сэр, что было бы удобнее для всех нас, если бы вы просто рассказали нам для начала о том, что случилось в ту роковую ночь. Начните с телефонного звонка, раздавшегося в вашей спальне без четверти два. А я буду по ходу дела задавать вам вопросы.
— Хорошо, так и поступим, — кивнул генерал. — Итак, я уже спал, когда зазвонил телефон экстренной связи на столике возле кровати. Я поднял трубку и сказал: «Кэмпбелл слушает». Но в ответ раздался какой-то щелчок, после чего в трубке зазвучал голос моей дочери, записанный на пленку.
Я кивнул головой. Хотя на наблюдательных вышках на стрельбище и имелись телефоны, на ночь их запирали. У Энн Кэмпбелл и Чарльза Мура наверняка были с собой переносной телефон и плейер.
— Ее послание мне, записанное на пленку, содержало следующую информацию, — продолжал тем временем свой рассказ генерал: — «Отец, это говорит Энн. Мне нужно обсудить с тобой нечто крайне важное. Будь на стрельбище номер шесть не позже пятнадцати минут третьего». И еще она сказала, что покончит с собой, если я не приду, — добавил он.
Я снова кивнул и спросил:
— Она просила вас прийти вместе с миссис Кэмпбелл?
Генерал окинул нас с Синтией оценивающим взглядом, словно бы прикидывая, что нам уже известно и не обнаружили ли мы случайно эту пленку, и ответил:
— Да, она именно этого и хотела, но я не собирался так поступать.
— Понятно, сэр. У вас были какие-то догадки относительно причин, побудивших ее позвонить вам среди ночи и настаивать на том, чтобы вы помчались немедленно на стрельбище?
— Нет… Я… Энн, как вам уже, возможно, известно, страдала нервным истощением.
— Да, сэр. Но, тем не менее, сейчас мне вспомнилось, что кто-то говорил мне, будто вы выставили ей ультиматум и крайний срок исполнения ваших условий. В то утро она должна была дать вам свой окончательный ответ.