— Желаете кофе, сэр?
— Благодарю вас, нет, — ответил он.
Карл был довольно импозантным мужчиной с твердым подбородком, голубыми глазами и шапкой подернутых сединой черных волос. Тем не менее женщины не находили его сексуальным, возможно, из-за его сухих и формальных манер. Он действительно был весьма чопорным человеком, однако настоящим профессионалом.
Мы обменялись любезностями, затем Карл, со своим легким акцентом, сказал, обращаясь ко мне:
— Насколько я понимаю, наш главный свидетель по делу о торговле оружием дезертировал.
— Так точно, сэр.
— Не могли бы вы напомнить мне, что побудило вас освободить его?
— Боюсь, что в данный момент нет, сэр.
— Остается лишь удивляться тому, что человек, получивший редкую возможность стать свидетелем, находящимся под защитой государства, решился на еще одно правонарушение и бежал.
— Именно так, сэр.
— Вы объяснили ему, что он будет освобожден от наказания?
— Так точно, сэр, но, очевидно, недостаточно ясно.
— Иметь дело с непонятливыми людьми очень сложно, Пол. Вы рассчитываете, что перед вами равный вам по уму и рассудительности человек, а он оказывается законченным идиотом и сажает вас в лужу. Он невежествен и труслив, он раб собственных инстинктов. И, едва двери тюрьмы открываются перед ним, он убегает. Все вполне понятно.
— Я думал, что вполне завоевал его доверие, сэр, — прокашлявшись, сказал я. — Мне казалось, что он все осознал.
— Безусловно, именно так вы и считали, Пол. Именно этого он и добивался, находясь в камере. Это хитрые бестии.
— Так точно, сэр.
— Надеюсь, что в следующий раз вы проконсультируетесь со мной, Пол, прежде чем выпускать из тюрьмы особо опасного преступника.
— Он был всего лишь свидетелем, сэр.
— Да он не видел ни малейшей разницы между «обвиняемым» и «свидетелем», черт вас подери, Пол, — подавшись вперед, раздельно произнес Карл. — Он понимал одно: его упрятали за решетку, потом выпустили, и он дал деру.
— Так точно, сэр.
— Статья 96-я Дисциплинарного устава Вооруженных Сил США предусматривает серьезное наказание за освобождение из-под стражи заключенного вследствие халатности или злого умысла. Вам грозят большие неприятности, Пол.
— Так точно, сэр.
Карл откинулся на спинку стула.
— А теперь мне хотелось бы узнать, что здесь интересного произошло за последнее время. Надеюсь, у вас есть что мне рассказать?
Что ж, для начала я мог бы сообщить, что мне так и не удалось переспать с Синтией и что она наврала мне про своего мужа. Я мог бы добавить, что очень зол и подавлен, что из головы у меня не выходит Энн Кэмпбелл, а начальник военной полиции, чей кабинет находится в этом же коридоре, наиболее вероятный убийца, что глупый Далберт сделал ноги и мне вообще сегодня явно не везет.
Хелльманн взглянул на Синтию.
— Может быть, вы мне что-нибудь сообщите?
— Да, сэр, — кивнула Синтия и начала рассказ об уликах, добытых судмедэкспертами, после чего поведала шефу об открытиях, сделанных Грейс Диксон, о показаниях обоих Ярдли и причастности к этому делу майора Боуэса, полковника Уимса и других штабных офицеров.
Карл внимательно слушал ее.
Затем Синтия изложила подредактированную версию наших бесед с генералом Кэмпбеллом, миссис Кэмпбелл, полковником Фоулером и миссис Фоулер, а также с полковником Муром. При этом она ни словечком не обмолвилась ни о конкретной роли в этой истории четы Фоулеров, ни о потайной комнате в подвале дома убитой, ни о Билле Кенте. Именно так я и сам бы построил свой устный рапорт. Да, за минувшие двое суток Синтия многому у меня научилась.
— Итак, вы теперь понимаете, надеюсь, — сказала она Карлу, — что это дело обусловлено жаждой мести, справедливого наказания за происшедшее с Энн Кэмпбелл десять лет назад в Уэст-Пойнте, и ее извращенным экспериментом с применением методов психологической войны в личных интересах.
Карл кивнул.
Синтия также удачно упомянула и Фридриха Ницше — в контексте его влияния на формирование мировоззрения Энн Кэмпбелл. Карла это весьма заинтересовало, и я догадался, что Синтия предвидела это, учитывая личность слушателя.
Карл с глубокомысленным видом мудреца откинулся на спинку стула, сцепив на груди ладони и устремив взгляд сквозь стену, и Синтия, не дожидаясь, пока с его уст сорвется сентенция о главном смысле жизни, завершила свое повествование словами:
— Пол проделал исключительную работу, и я многое почерпнула для себя, работая вместе с ним.
Меня едва не стошнило.
Еще минуту Карл хранил мудрое молчание, и я заподозрил, что разгадка смысла бытия ускользает от него. Синтия пыталась перехватить мой взгляд, но я отводил глаза.
Наконец полковник Хелльманн изрек:
— Ницше. Да. В отмщении и в любви женщина еще более дика и жестока, чем мужчина.
— Сэр, это Ницше или ваше личное мнение? — поинтересовался я.
Он выразительно посмотрел на меня, и я почувствовал, что лед подо мной потихоньку тает.
— Очень хорошо, — сказал он Синтии. — Вы выявили мотивы — падение нравственности и коррупцию офицерского состава и страшные тайны этого гарнизона.
— Благодарю вас, сэр.
Карл посмотрел на меня, потом на свои часы и спросил:
— Не пора ли нам отправиться в часовню?
— Так точно, сэр.
Он встал, и мы тоже встали. Все взяли свои головные уборы и направились к выходу.
Мы уселись в мой «блейзер», причем Карл — на почетном месте, на заднем сиденье. По дороге в гарнизонную часовню Карл наконец задал сакраментальный вопрос:
— Вы знаете, кто это сделал?
— Полагаю, что да, сэр, — ответил я.
— Не будете ли вы настолько любезны, чтобы поделиться своими соображениями со мной?
«А не все ли тебе равно?» — подумал я и сказал:
— Определенное стечение обстоятельств, некоторые показания свидетелей и результаты экспертизы дают основания подозревать полковника Кента. — Произнеся эти слова, я взглянул в зеркало и впервые за это утро получил истинное наслаждение при виде того, как расширились у Карла глаза. Нижняя челюсть его, однако, не отвисла, и я добавил: — Начальника здешней военной полиции, сэр.
— Вы готовы предъявить ему официальное обвинение? — придя в себя, спросил Карл.
«Один-ноль в мою пользу, Карл!» — мысленно усмехнулся я и ответил:
— Нет. Я намерен передать материалы дела ФБР.
— Почему?
— Они нуждаются в дополнительной проверке и уточнении.
— Расскажите, что вам уже известно.
Я вырулил на парковочную площадку перед гарнизонной часовней — массивным строением в георгианском стиле из кирпича, пригодным как для свадеб и похорон, так и воскресных богослужений и уединенных молитв перед отправкой на фронт. Мы вышли из машины и тотчас же почувствовали, что денек выдался жаркий. Площадка была заполнена автомобилями, и машины приходилось ставить уже на шоссе и на газонах.
Синтия достала из сумочки лист бумаги и протянула его Карлу.
— Это было в компьютере Энн Кэмпбелл. Письмо к миссис Кент, — пояснила она.
Карл пробежал текст, кивнул и вернул письмо Синтии.
— Я понимаю, какой гнев и какое унижение испытал полковник Кент, когда его жена получила такое письмо. Но могло ли это толкнуть его на убийство?
В этот момент неподалеку прошел, помахав нам рукой, сам Уильям Кент, и Синтия сказала Карлу:
— А вот и он сам.
— Вид у него не затравленный, — заметил Карл, проводив полковника взглядом до входа в часовню.
— Он в замешательстве, — возразила Синтия, — и, по-моему, вот-вот сделает решительный шаг: сперва убедит самого себя, что поступил правильно, а потом скажет об этом нам.
— Вот в чем и заключается секрет нашей работы! — заметил Карл. — Не наседать на преступника с мучительным для него вопросом, прав ли он или нет, а дать ему возможность самому изложить свои соображения о содеянном. У вас есть другие доказательства его виновности?
Синтия в нескольких словах ознакомила его с содержанием дневниковых записей Энн Кэмпбелл о Кенте, рассказала о сложном отпечатке сапог с места происшествия, о джипе в сосновой роще и о наших разговорах с подозреваемым.
— Таким образом, — подытожила она, — у него были и мотивы, и возможности, и, не исключено, решимость действовать, по крайней мере в тот момент. И хотя он и не профессиональный убийца, убийство не является для него чем-то совершенно незнакомым, в силу его профессии. Кроме того, у него было хорошее прикрытие и все возможности следить за ходом расследования и влиять на него, чем он и воспользовался: не обеспечил, например, сохранность места преступления, в результате чего многие следы были уничтожены. Но алиби у него все равно очень слабое или вообще отсутствует, как обычно и бывает при неподготовленных преступлениях.
Хелльманн кивал, слушая доводы Синтии, и наконец высказал свое собственное мнение знатока:
— Если вы правы, если можете доказать это, тогда считайте, что завершили это расследование без тяжелых последствий для остальных. Но если вы ошибаетесь, это дело погубит не только вас обоих, но и разрушит судьбы многих людей в ходе дальнейшего расследования.
— Так точно, сэр, — кивнула Синтия, — именно поэтому мы и работаем и днем, и ночью без отдыха. Но теперь от нас уже мало что зависит, — тут она взглянула на меня, — и Пол прав, говоря, что мы не рекомендовали бы сейчас предъявлять официальное обвинение. Это не дало бы ничего хорошего ни нам, ни вам, ни СКР и ни армии в целом.
Карл наморщил лоб, сопоставляя все «за» и «против», и обернулся ко мне:
— Вы сегодня как-то непривычно спокойны, — заметил он.
— Мне нечего вам сказать, полковник, — произнес я с подчеркнутым уважением к его званию.
— Вы расстроены побегом вашего подопечного?
— Нет, нисколько.
— Он все утро какой-то вялый, — вставила Синтия. — Еще до вашего приезда я это подметила. — Она улыбнулась, но я сохранил каменное лицо, и улыбка ее погасла. Мне и в самом деле опостылело все на свете и хотелось поскорее убраться из этого городка, от жаркого солнца, вообще из Джорджии, и никого не видеть.