— Договорились, — кивнул Кэл.
— Есть какие-то новости от специалиста по отпечаткам ног из Окленда? — спросил я.
— Да, есть. Короче говоря, он пока не может утверждать ничего наверняка. Но, если бы все-таки ему пришлось дать определенный ответ, он сказал бы, что отпечатки полковника Кента были оставлены раньше, чем отпечатки Сент-Джона.
— О’кей. А что насчет следов краски на поврежденном дереве?
— Несколько часов назад я отправил кусок ствола в Джиллем вертолетом. Мне сообщили оттуда, что краска черная и соответствует той, которую компания «Крайслер» использует для джипов. Кстати, где этот автомобиль?
— Вероятно, в гараже полковника Кента, на Бетани-Хилл. Не послать ли тебе туда своих ребят, чтобы они сфотографировали царапину на его машине и взяли образец краски для сравнения?
— А у меня есть на это право?
— А почему бы ему не быть?
— Мне нужно письменное разрешение кого-нибудь из руководства.
— Его непосредственный начальник только что вышел в отставку и вылетел в Мичиган. Но он разрешил мне делать все, что мы сочтем необходимым для расследования. Послушай, Кэл, мы же с тобой военные люди, нужно действовать по-армейски.
— Правильно.
— Ты можешь продемонстрировать полковнику Кенту и мне твои графики следов на экране монитора?
— Безусловно.
— Отлично. И следы Кента, естественно, покажутся первыми.
— Ясно. Значит, будешь его брать? — покосился он на Кента.
— Возможно.
— Если думаешь, что это он, нужно брать.
— Правильно. А если он сам наденет на меня наручники и отвезет в камеру, ты навестишь меня?
— Нет. Мне нужно возвращаться в Джиллем. Но я тебе напишу.
— Спасибо и за это. Да, скажи ребятам на посту, чтобы пока не пускали сюда ФБР.
— Хорошо. Удачи тебе! — Кэл хлопнул меня по плечу и ушел.
Я вернулся к Кенту и присел на диван.
— Мы пытаемся кое-что уточнить, пока не прибыли агенты ФБР, — сообщил я ему.
— Я слышал, ваш свидетель по торговле оружием сбежал, — сказал он.
— Что-то теряем, что-то находим.
— А как с этим делом?
— Полный порядок. Всего один подозреваемый. ФБР готовится взять его.
Кент кивнул и спросил:
— Кто же это?
Я встал и снял китель, под которым в кобуре под мышкой скрывался мой любимый пистолет «лок-9мм». Кент сделал то же самое, продемонстрировав свою кобуру с полицейской пушкой 38-го калибра. Обменявшись таким образом любезностями, мы сели, ослабили галстуки и возобновили прерванный разговор.
— Итак, кто же он? — повторил Кент свой вопрос.
— Именно об этом я и намеревался с вами поговорить. Но давайте дождемся Синтии.
— О’кей.
Я окинул взглядом ангар. Почти все судмедэксперты уже вышли, а Грейс работала с компьютером, готовя для меня материалы.
Я взглянул на дверь служебного входа в дальнем углу ангара: Синтия пока еще не появилась. Каким бы ни было мое нынешнее отношение к ней, работу мы должны были завершить вместе, независимо от результата. Карл не станет вмешиваться, я был в этом уверен, и не потому, что он не уверен в успехе и хочет подстраховаться на случай провала, а из уважения ко мне и моей работе. Карл никогда не мелочился и не опускался до того, чтобы присвоить себе успех оперативников. Но, с другой стороны, он не особо церемонился и с неудачниками.
— Я рад, что все закончилось, — сказал Кент.
— Мы все рады этому.
— Зачем вы представили меня Джону Кэмпбеллу? — спросил он.
— Мне подумалось, что вы захотите сказать ему несколько утешительных слов.
Кент промолчал.
Я заметил, что холодильник подключен к удлинителю, подошел к нему и обнаружил, что внутри полно банок пива и прохладительных напитков. Я взял три банки пива и, вернувшись к Кенту, протянул ему одну.
Мы открыли банки и стали пить пиво.
— Теперь вы уже не занимаетесь формально этим делом? — спросил он, сделав глоток.
— Мне дали еще несколько часов.
— Вам повезло. У вас в СКР платят за сверхурочные?
— Конечно. В двойном размере за каждые переработанные сутки и в тройном — за выходные дни.
— Но меня тоже ждет работа, — улыбнулся он мне.
— Я вас долго не задержу, — улыбнулся я в ответ.
Он пожал плечами и допил пиво. Я дал ему еще одну банку, он откупорил ее и сказал:
— Я не думал, что Кэмпбеллы улетят этим же самолетом.
— Меня это тоже удивило, — согласился я. — Но это был умный ход.
— Да, с ним все кончено. А ведь вполне мог бы стать вице-президентом, даже президентом. Страна созрела для еще одного президента из генералов.
— Я не очень-то разбираюсь в политике, — проговорил я, краем глаза наблюдая за Грейс. Она выложила распечатки и гибкий диск на столик рядом с компьютером, встала, помахала мне рукой и пошла к двери. Кэл подошел к компьютеру, вставил в него свою дискетку с программой графиков отпечатков ног и начал колдовать с машиной.
— Чем это они занимаются? — поинтересовался Кент.
— Пытаются выяснить, кто преступник.
— А где агенты ФБР?
— Скорее всего, ждут возле двери, пока у меня не кончится мое время.
— Я не люблю работать с ФБР, — заметил Кент. — Они нас не понимают.
— Это точно. Но зато никто из них не спал с убитой.
Дверь открылась, и вошла Синтия. Она подошла к нам и обменялась приветствием с Кентом. Я достал для нее банку кока-колы из холодильника, а для Кента — банку пива. Мы сели. Кент начал нервничать.
— Как все это печально, — начала Синтия. — Она была совсем еще молодая… Мне так жаль ее родителей и брата.
Кент не проронил ни слова.
— Билл, — обратился я к нему, — нам с Синтией хотелось бы уточнить кое-какие беспокоящие нас детали.
Кент отхлебнул еще пива из банки.
— Во-первых, вот это письмо, — Синтия достала из сумочки письмо и протянула его Кенту.
Он пробежал его, фактически не читая, поскольку, скорее всего, выучил наизусть, и вернул Синтии.
— Я понимаю, насколько вам это было неприятно, — вздохнула Синтия. — Трудно вынести такой предательский удар от любимого человека.
Кент заерзал в кресле и глотнул еще пива.
— Почему вы думаете, что я ее любил? — спросил он наконец.
— Так мне подсказывает моя женская интуиция, — ответила Синтия. — Вы ее любили, она же была слишком занята собой и собственными проблемами, чтобы ответить взаимностью на ваши искренние чувства к ней. Она была эгоисткой.
Порой сыщику, расследующему убийство, приходится плохо отзываться о жертве, разговаривая с подозреваемым. Убийце неприятно слышать, что он лишил жизни воплощение добродетели, «дитя, отмеченное и одаренное Всевышним», как охарактеризовал Энн Кэмпбелл полковник Фоулер. Полностью игнорировать моральные аспекты, как это предлагал Карл, не следует, нужно лишь несколько сместить акцент, задавая вопросы, и намекнуть подозреваемому, что понимаете, почему он так поступил.
Но Билл Кент не был слабоумным и раскусил эту маленькую хитрость, так что предпочел промолчать.
— У нас также имеются ее дневниковые записи о ваших интимных свиданиях с ней, — продолжала Синтия.
— Они вон там, на столике у компьютера, — добавил я.
Синтия отошла к столику, взяла распечатки и вернулась с ними назад. Усевшись напротив Кента на кофейный столик, она начала вслух читать некоторые особо красочные пассажи. Эротичными в полном смысле слова их назвать, однако, было нельзя. Это скорее были записки врача; ни слова о любви или чувствах, как это обычно бывает в дневниках, просто хладнокровное описание совокуплений. Это, безусловно, стало неприятным открытием для Билла Кента, но еще и свидетельствовало о том, что для Энн Кэмпбелл он значил не больше, чем ее вибратор. Его лицо исказилось гневом, а гнев, как известно, плохо поддается контролю и неминуемо ведет к самоуничтожению.
— Я не обязан все это выслушивать, — вскочил на ноги Кент.
— А я думаю иначе, — тоже вставая, сказал я. — Прошу вас сесть, вы действительно нужны нам.
Он заколебался, не зная, что делать — остаться или же уйти. Но нужно было решиться на поступок, потому что именно теперь вершилось самое важное в его жизни, и, если бы он ушел, это произошло бы здесь без него.
С наигранной неохотой Кент сел, и я тоже.
Синтия продолжала читать, словно бы ничего не произошло:
— «Билл наконец-то вошел во вкус сексуальной асфиксии, хотя и долго упрямился. Теперь он обожает просовывать голову в петлю, подвешенную к крюку в стене, и затягивать ее, пока я делаю ему минет. Но ему также нравится привязывать меня к кровати и душить веревкой, одновременно работая моим вибратором, и весьма умело, так что я получила глубокий и многократный оргазм…»
Синтия взглянула на Кента и начала перелистывать страницы.
Кент уже, похоже, не чувствовал ни ярости, ни смущения, ни неловкости. Он погрузился в воспоминания о тех лучших днях или же в размышления о своем мрачном будущем.
— «Билл вновь стал проявлять собственнические замашки, — продолжала зачитывать выдержки из дневника Синтия, — хотя мне и казалось, что мы с ним решили этот вопрос. Вчера он заявился ко мне, когда у меня был Тед Боуэс. Мы не успели с Тедом спуститься в подвал, и они с Биллом стали выпивать в гостиной, потом Билл затеял ссору, и Тед ушел, а мы с Биллом стали выяснять отношения. Он заявил, что готов развестись с женой и подать в отставку, если только я пообещаю жить с ним или выйти за него замуж. Ему прекрасно известно, почему я веду себя таким образом с ним и с другими мужчинами, но он вбил себе в голову, что нас связывает нечто большее. Он начал давить на меня, и я сказала, чтобы он прекратил, но он не мог остановиться, все говорил и говорил. Сегодня ему было, похоже, не до секса. Он хотел выговориться, я дала ему такую возможность, но мне не нравилось, что он нес. Почему это некоторые мужчины думают, что должны казаться рыцарями в сверкающих доспехах? Мне не нужны никакие рыцари, я сама себе и рыцарь, и дракон, и живу в своем собственном замке. Все остальные для меня лишь пешки и шестерки. Но Билл не отличается сообразительностью, он просто этого не понимает, а я и не пытаюсь объяснить. Я сказала, что обдумаю его предложение, а пока попросила его приходить ко мне только по приглашению. Это привело его в ярость, он влепил мне пощечину, сорвал с меня одежду и изнасиловал прямо на полу в гостиной. Потом слегка успокоился и ушел, все-таки довольно злой на меня. Я поняла, что он может быть опасен, но мне на это наплевать, и нужно признаться, что из всех них он один, если не считать Уэса, он один мне угрожает и даже иногда бьет меня, и только поэтому мне еще интересен…»