- Доедай.
- Не хочу. Я телевизор хочу...
Перед сном транзистор, который я нашел в мусоре на улице, сообщает, что в квартале Бельвиль шестью выстрелами из пистолета убит политэмигрант-журналист.
- Квартал у нас однако.
- И богатых убивают точно так же.
- Был бы хотя бы пистолет...
- Не Техас. Без разрешения не купишь.
- Можно и без. Мне на Блошином рынке предлагали. Но дорого, месяц жизни...
- Против государства защищаться невозможно. Висенте всегда говорил, что если он жив, то только благодаря Франко. Тому, что нет решения убить.
- То есть, быть фаталистом?
- Другого выхода нет.
Чувствуя себя безоружным, уснуть я не могу...
Мы с Мустафой купили сигареты и спиной к продавщице сняли со стеллажа журналы - он "Люи", я "Плейбой". Глянцевые страницы застлали мне глаза фактом свободы.
Картонки ждали нас у дверей табачной лавки. Мы приняли их на грудь и двинулись под мокрым снегом. Он снисходительно взглянул:
- У тебя от этого встает?
- Мустафа! В первые дни у меня даже на аптеки вставал.
- То есть?
- На витрины с рекламой.
- Там же груди одни.
- И тем не менее.
- А сейчас?
- Прошло. На аптеки...
- Пройдет и на журналы, - пообещал старик. - И на фильмы пройдет.
Дочери у него работали в Германии, и хотя был он жилистый и сильный, но весь уже седой - даже волосы на груди.
- Может, - предположил я, - у тебя вообще прошло.
- У меня? - Глаза, печальные по-библейски, вспыхнули гордым огнем. - А вот в субботу сходим на Пигаль - давай? Там ты увидишь.
- Давай сходим.
Бригада мрачно курила в ожидании обеда.
- Ты бы зашил себе штаны, Алехандро, - сказал Мигель. - А тебе, Мустафа, побриться бы не мешало. Как вы в таком виде на люди выходите? Не понимаю. Поэтому они нас и презирают. Из-за таких, как вы.
Игнорируя, Мустафа отвинтил пиво:
- Тома, русо!
- Надо следить за собой, - Мигель раскрыл наваху и вспорол багет. Иначе ничего у вас во Франции не выйдет. Так и останетесь неудачниками. А как вы думали? Во Франции самое главное внешность. Вот посмотрите на Али.
Мустафа огрызнулся по-арабски, всем видом выказывая, что е... нравоучения.
- Мигель, - сказал я, откусывая сэндвич. - Давайте сходим на Пигаль, а? В субботу, всей бригадой.
- Куда?
Али с Васко засмеялись.
- На пляс Пигаль.
- Ходер!* - Бригадир даже перестал жевать. - Я ведь женат.
- Я тоже, - сказал Мустафа.
- Сравнил! Твоя в пустыне, а моя в Версале.
Али засмеялся.
- Жены боится...
- Не жены, - сказал Мустафа. - Боится проституток.
- Кто, я?
- И знаешь, почему? Потому они француженки.
- Я - проституток? Лас путас - я? Ходер! Коньо! Me каго ан ля мар!..**
* Е... (исп.)
** Б...? Е...! П...! Сру на море! (исп.)
- Так как?
Бригадир замолчал и сдвинул брови.
- В субботу, говоришь?
- В субботу.
- Черт с вами. Vamos.
Мы завернулись в газеты и легли на железные нары. Он еще долго не мог успокоиться. Ворочался и прогибал железо. Спросил, а видели мы фильм "Эммануэль"? Мы видели. Мигель ходил с женой, и фильм ему понравился, ибо "Буэно пара ходер..." Но пляс Пигаль? К лас путас? Последнее, что я услышал, было многоэтажное "ме каго ан ла лече де ла пута вирхен Дева Мария..."
Мне стало как-то не по себе. Будто сокрушил последний бастион христианской этой цивилизации.
- Раздвинь! Раздвинь! - закричал впереди один зритель.
С помоста женщина крикнула в ответ:
- Десять франков!
Монета шлепнулась на доски, и она присела.
- Тьфу, - плюнул Мигель.
На помосте женщин грели радиаторы, и они, закончив стриптиз, сразу влезали в свои дубленки, но здесь, среди заиндевелых стен, стоять было холодно. Мы повернулись и вышли. Это был дешевый рождественский стриптиз, пять франков вход. Над бочкой с костром женщина держала руки в беспалых перчатках.
Мы вернулись к метро. Все было залито красноватым светом - заиндевелые деревья, и косая эта площадь, и карусель на ней машин, сверкающая отражениями неона, и стекло киоска, и далее околевший у пылающей жаровни продавец каштанов - эфиоп. Сквозь мглистость с неумолимой четкостью читались вывески типа НЮ ИНТЕГРАЛЬ... ЛАЙФ-ШОУ... ЭРОС-ШОП...
СЕКС.
Зарождаясь в глубине бульвара, это слово змеилось по обе его стороны и, выползая к ним на площадь, обвивало, как удав, как изначальный Змей.
- Так что? - сказал Мустафа.
Из-за стекла киоска на нас смотрели обложки журналов. Радостные девушки на них раздваивали себя трусиками. У каждого из нас в кармане похрустывал конверт с получкой за неделю.
- Что-что... Идем, - сказал Мигель.
- Холодно, - поежился Али. - Наверное, домой пойду. Телевизор посмотрим лучше.
- Миерда* же сегодня, - сказал Мигель. - Ни одного фильма.
- Зато концерт. Там этот будет...
Васко встрепенулся:
- Кто?
- Как его... Комик один. Кончита очень его любит.
- Как знаешь...
Али вынул из кармана руку и распрощался:
- Амюзе ву бьен!**
* Говно (исп.)
** Приятных развлечений! (фр.)
Насвистывая, он сбежал в метро и скрылся за дверьми.
- Конечно, - сказал Мигель. - Телевизор у них цветной. Ни в чем себе не отказывают. Но ничего, вот будет ребенок, узнают...
Плечом к плечу мы двинулись, я - с острым чувством нарушителя табу. Никто не знал, что перед выдачей зарубежного паспорта у меня отобрали подписку - избегать, среди прочего, сомнительных мест.
- Может быть, по пиву для начала?
Мигель сверкнул глазами:
- Vamos!
Мы вклинились в толпу. Месье, застегнутые на все пуговицы и с отсутствующим видом. Морячки в беретах с красными помпонами. Из-за занавески с гоготом вывалилась группа пожилых американцев фермерского вида - в обнимку с женами. Просияв набриолиненной прической, зазывала схватил Мигеля за рукав.
- Прими руку.
- Месье, не пожалеете, - совал тот контрамарку, пока не согнулся от того, что локоть бригадира въехал под ложечку.
В проулке красавица-мулатка упиралась в стену лопатками и ногой. Мигель покосился на мускул бедра.
- Вроде ничего.
- Мужик же, - прыснул Мустафа.
- Не понял?
- Травести, ну? Марикон.
Мигель оглянулся:
- У него же эти...
- Парафиновые наколол.
- Да ну?
- Говорю тебе.
- Х-ха... А под юбкой тогда у нее что?
- Как у тебя и меня.
Мигель плюнул под ноги:
- Х-ходер.
Справа открылись витрины в зал игральных автоматов. Васко свернул вовнутрь и, ухватив-шись за первые же обрезиненные рукоятки, погнал по экрану гоночную машину. Мигель покрутил головой, мол, пацан... Реакция, однако, у пацана была, и в ожидании, когда он разобьется, мы закурили. Васко не разбился, но перешел к другому автомату. Докурив, мы, как это принято в Париже, затоптали окурки на мраморном полу.
- Не надоело? Эй, Васко?
Васко не обернулся:
- Охота поиграть...
- Мы что, играть сюда пришли?
- Ладно, - сказал Мигель.
- Как это "ладно"? Сейчас найдем тебе по возрасту. Или мамаш предпочитаешь? Нет, ты скажи ему. Он всю получку спустит.
- Если хочется, - бормотал Васко, сбивая одну советскую ракету за другой.
Мустафа выругался по-арабски и вышел.
- Так что, Васко, до понедельника?
- Ага.
- Ну давай, - и мы похлопали коллегу, ведущего прицельный огонь.
Мустафа ждал у витрины, за которой прокручивался ширпотреб: зажигалки, пугачи, штампованные часы, пластмассовый паук, слепок женских грудей, сплющенные целлофановой упаковкой резиновые маски с разинутыми красными ртами. Проплыл здоровенный огурец, темно-зеленый и в бородавках.
- Х-ходер... - Мигель сплюнул под витрину. - Знаешь, почему он с нами не пошел?
- Пацан потому что, - ответил Мустафа. - Е... он пошел. Его самого еще е...
- У него девчонка завелась.
- У Васко?
- Ну. Тоже португалка.
- Ну и держался б с ней за ручки. Чего он с нами-то пошел?
- А поругался. Они знаешь какие, португалки? О, - Мигель выпятил губу. - Еще серьезней, чем, Алехандро, наши с тобой испанки. У тебя с твоей до свадьбы было?
На мгновение я вспомнил Москву.
- А у тебя?
- Ха, - ухмыльнулся бригадир. - Если б было, я еще подумал бы, брать мне ее или нет.
- Тем и заманивают, - сказал Мустафа. - Когда поймешь, что ничего там нет, уже, брат, поздно...
- Но ты-то от своей сбежал.
- Да уж "сбежал". Два раза в месяц деньги ей перевожу.
Мы не заметили, как миновали пляс Бланш и спустились на пляс Клиши. Где спохватились, но было поздно. Секс кончился, на нас смотрели обычные дома.
Мигель отвернул рукав.
- Наверное, пора.
- Чего?
- Да как-то оно...
- Ты обожди. Тут место одно есть. "Абатуар"* называется. Очередь, правда, отстоять, но только пятьдесят франков.
* "Бойня" (фр.)
- За что?
- Не за ночь, конечно.
- Да, - признал Мигель. - Недорого.
- Дешевле только подрочить.
- Нет, - возразил я. - В Венсенском лесу за двадцать франков могут отсосать.
- Откуда ты знаешь?
- Писатель один сказал.
- Русский, наверно?
- Ну.
- Я не писатель и не русский, - ответил старик-марокканец. - Могу позволить себе и абатуар. Так как?
- Я вот что думаю, - сказал Мигель. - Что Алехандро хорошо, сел в метро и прямо до Бельвиля. А нам с тобой до Сен-Лазара, там поезд ждать, да по Версалю полгорода пешком. Может, поехали? На пару будет веселей.
- Ты развеселишь, - иронически бросил старик.
- Все не одному.
- А потом? Ты в семью, а я?
- Ко мне зайдем, посидим.
- А потом?
- Потом, потом - заладил! Потом воскресенье будет.
- Не люблю я воскресений, - упирался Мустафа. - Я как сейчас люблю. Когда кажется, что что-то еще будет...