Или, может быть, он отчаялся обзавестись сыном от нее? Одна дочь и один выкидыш; без сомнения, надменная Анна многое потеряла от своего высокомерия перед лицом этой бесславной правды.
В комнату бесцеремонно, как бы подчеркивая свое привилегированное положение, вошел ее брат Джордж.
Девушек быстро отпустили, и они, возродившись к жизни, благодарно поспешили прочь, правда, не раньше, чем некоторые из них бросили зазывные взгляды из-под трепещущих ресниц на лорда Рочфорда. Он был привлекателен и любезен, хотя и в несколько своеобразной мрачной манере; все знали, что он и его жена Джейн очень несчастны в своем браке. Он уселся у окна, где к нему присоединилась сестра.
— Чему я обязана удовольствию видеть тебя?
— Удовольствию побыть в твоей компании!
— За последние недели я редко видела тебя. Наверное, у тебя есть что-то важное сообщить мне.
— А должно быть что-нибудь такое? — быстро спросил он, и Анна пожала плечами.
— Это вполне возможно, ибо твоя жена вечно подслушивает у замочных скважин и ощупывает стены своими остренькими глазками. Это ведь она принесла нам радостную весть тогда, в начале года, что мой муж завел себе любовницу. Помнишь?
— Как же я могу забыть? — пожал он в ответ плечами. — Как только где-нибудь какой-нибудь скандал или интрижка, Джейн всегда тут как тут. У нее не хватает мозгов, чтобы чем-то другим заполнить свои праздные дни, и нет подруг, чтобы разнообразить их. Зато есть безразличный муж, который не предъявляет никаких требований к ее уму… или телу.
— И тебе и мне, Джордж, не повезло с супругами.
Он бросил на нее быстрый взгляд, потом посмотрел на брошенное шитье.
— Это еще что такое? Уж не хочешь ли ты переплюнуть нашу святую Екатерину?
— А разве мне не стоит взять за образец такой пример совершенства?
— Нет уж, — насмешливо ответил Джордж, — как ты можешь сделать это, когда в Англии вряд ли найдешь двух менее схожих женщин. — Не услышав ее ответа, спустя минуту он мягко проговорил: — Анна, к чему эта перемена в тебе?
— Нет ничего плохого в том, чтобы перетянуть общественное мнение на свою сторону.
— Если ты имеешь в виду народ, так ведь ты всегда была безразлична к тому, как он относится к тебе. И какую власть имеет чернь? Она не смогла помешать тебе короноваться, так что забудь про нее и стань опять нашей блестящей королевой.
— Мне кажется, что сейчас мало причин блистать. — Ее голос дрожал от горечи, и Джордж искоса бросил на нее тревожный взгляд. Она, как всегда, была роскошно одета. Сегодня на ней было платье из оранжевого атласа со светло-коричневой нижней юбкой из тафты. Ее любимые жемчуга обвивали ее стройную шею и украшали ее прическу, но никакой блеск драгоценностей не мог скрыть морщин, появившихся на ее лице, или ее постоянной взвинченности, особенно проявившейся наедине с братом. Она сейчас неотрывно думала о внутренних причинах этого ее «ханжеского» настроения, как его, презрительно усмехаясь, определяли ее недоброжелатели. Когда-то она вообще не думала о простых людях. Их хмурые взгляды и произносимые вполголоса проклятия ничего не значили для нее по сравнению с ее собственным триумфом. Ведь в то время Генрих готов был достать с неба солнце, луну и звезды и сложить их у ее ног.
Теперь, когда трещины в их браке расширялись с каждым днем, заставляя холодные ветры страха веять над ее головой, Анна многое отдала бы за то, чтобы, проезжая мимо этих самых простых людей, она могла увидеть хоть одно-два улыбающихся лица, даже за слабое подобие тех криков одобрения, которые раньше всегда встречали Екатерину. «Возможно также, — отметила она с кривой улыбкой страха, — что Генрих заразил меня своими, присущими только ему суевериями. Так что я все время стремлюсь умиротворить Господа за то зло, которое, как предполагается, я причинила другим, усиленно корпя над бесконечными унылыми одеждами и благочестивыми книгами, вместо того чтобы танцевать и петь, не обращая ни на кого внимания, как я делала это раньше». Она громко обратилась к Джорджу, как если бы говорила сама с собой, да и как иначе, разве он не был ее братом:
— Они обвиняют меня во всем, даже в плохом урожае. Они проклинают и плюют на имя Нан Боллен. А будь я женщиной легкого поведения — вроде нашей сестрицы Мэри — и залезь я в постель короля без обручального кольца, я бы купалась в лучах славы и их одобрения. Разве это справедливо? — Ее пальцы выбили нервную дробь по подоконнику. — Вся эта беднота вдалбливает всяческим глупцам, что я твердила, как попугай: «Я никогда не буду просто вашей любовницей».
Теперь, когда она возвращалась воспоминаниями в прошлое, эти слова насмешливым эхом звучали в ее ушах. Ах, если бы она могла переиграть все сначала! С какой радостью она приняла бы теперь то, менее величественное положение! Когда Генрих устал бы от нее, ее падение было бы гораздо более легким, ранящим только ее честь…
— Анна, ты явно переутомилась, иначе бы ты не говорила подобных вещей.
Ее брат успокаивающе пожал ей руку, но она не обратила на это внимания, продолжая свой монолог:
— Разве я виновата в том, что король первым остановил свой алчущий взгляд на мне? Я не искала и не хотела его любви. Но как может девушка отказать своему монарху, не навредив при этом себе? Ты же знаешь, что мое сердце было отдано другому. Но нас жестоко разлучили. — Ее полные губы дрожали. — Святой Боже, если бы Гарри Перси и я встретились раньше и поженились — мы были бы в полной безопасности.
— Тихо! — Джордж предупреждающе нахмурил брови. — Неужели ты никогда не научишься держать язык за зубами? — Его тон смягчился: — Дорогая моя, я же знаю, как вы с Перси любили друг друга. Вы тогда были просто мальчишкой и девчонкой, открывшими для себя врата рая и думавшими, что это принадлежит только вам. Но мы все прошли этой дорогой, будучи еще зелеными юнцами. И какая теперь польза оплакивать зыбкую мечту, которая все равно никогда не стала бы явью?
— О нет, я лучше буду оплакивать себя ту, которой я стала теперь, — Неожиданно ее блестящие глаза широко распахнулись. — Джордж, я боюсь, я очень боюсь. Иногда мне кажется, что он… смотрит на меня почти с ненавистью. Это преследует меня даже во сне. — Она вздрогнула, как будто ледяной ветер ворвался сквозь стекла закрытых окон.
После казни сэра Томаса Мора она заметила какую-то едва уловимую перемену в короле. Было такое впечатление, что последняя искорка его прежней искренней веселости погасла вместе со смертью этого мудрейшего и самого очаровательного из его подданных. Генрих двигался и говорил теперь с большим трудом и был часто подвержен приступам черной меланхолии. Когда в эти моменты он смотрел на Анну, в его безжалостных глазах она читала хладнокровный приговор себе.
«Ты стала причиной смерти моего лучшего друга, — казалось, говорил ей его обвиняющий взгляд. — Если бы не ты, мы могли бы поужинать сегодня с ним. А завтра мы могли бы вместе погулять в его саду, если бы ты не уничтожила его».
Сознание Генриха было слишком ранимым, чтобы вынести малейшее напряжение. Если в поле его зрения появлялось что-то его беспокоившее, он тут же торопился переложить этот груз на кого-нибудь другого.
Джордж гладил ее руку, покоящуюся в его руке, стараясь найти какие-то ободряющие слова:
— Анна, ни одна женщина не проходила более рискованного пути к короне и не выказывала большей храбрости в достижении этой цели, чем ты. И теперь ты не должна робеть перед лицом плохо складывающихся обстоятельств. Ты, которая сокрушила кардинала, одержала верх над королевой, порвала с папой римским!
— Сейчас все не так. У госпожи Анны Болейн было много преимуществ, которыми теперь не обладает королева Анна.
— Зато королева Анна обладает таким богатым опытом, которым госпожа Анна, конечно же, не располагала.
— Опыт! Он сослужил мне дурную службу, уверяю тебя, Джордж. За последние три года он научил меня только одной вещи: мужчина сделает все, чтобы ублажить женщину, которую он любит, из страха потерять ее. Но когда она становится его женой, этот страх проходит… а вместе с ним и желание ублажать.
Ее голос дрожал от боли, и Джордж вдруг почувствовал неосознанное желание прямо тут же разыскать своего царственного зятя и лупить его по его напыщенной физиономии, пока кровь не польется ручьем. Потом он сардонически усмехнулся. Сейчас он был нужен Анне, как никогда прежде, а какую пользу он сможет ей принести, если будет валяться обезглавленным трупом на лондонском мосту? Он заставил себя заговорить в шутливом тоне:
— Вероломство — имя тебе, мужчина! Но коль уж это так, то и тебе в свою очередь следует стремиться ублажать его.
— Только этот путь и остался, и мы оба знаем это… Джордж, во имя всего святого, как мне обзавестись сыном?
— Мне кажется — в моем мужском невежестве, — для этого существует только один путь.
Раздавшийся в ответ смех Анны больше напоминал истерику.
— Но, похоже, не каждому быку дано породить здорового бычка.
— Анна, умоляю тебя, будь осторожнее!
— Надеюсь, с тобой-то я могу разговаривать, ничего не опасаясь?
Их взгляды встретились в невысказанных вопросе и ответе. Наконец Джордж заговорил со значением в голосе:
— Елизавета ведь достаточно здоровый ребенок.
— Но ведь она девочка. А сколько мертворожденных или слабых, не способных к жизни сыновей принесла ему Екатерина?
— Потому что их брак был греховным. — В его тоне было что-то механическое, заученное, и Анна раздраженно вырвала свою руку из его.
— Уж между нами-то не надо этого лицемерия!
— Пусть так… У него все же есть один сын, — Он имел в виду молодого герцога Ричмондского, незаконнорожденного сына короля от одной из его прежних любовниц.
— А я ручаюсь, что Гарри Ричмонд очень скоро успокоится в могиле. Смерть отчетливо написана на его лице для всех умеющих читать. Он все время харкает кровью. — В ее голосе послышался стон. — Там, где оказались несостоятельными две женщины — а может быть, и больше, — как могу надеяться на успех я?