— Может быть, моему отцу нравится обсуждать такого рода вещи с вами, потому что у ее величества мало склонности заниматься домашними заботами.
— Ах, Кэтрин! Столь образованная леди, вечно занятая чтением, писанием и переводами, никогда не унизится до того, чтобы обсуждать что-нибудь такое из домашнего хозяйства, как достоинства нового вертела. — Глаза Анны сверкнули злобой, и Мария отвернулась в сторону, чтобы скрыть улыбку, зная скрытую враждебность своей мачехи к нынешней королеве. Странно, Анна не испытывала ничего подобного к малышке Говард, сменившей ее на троне, но Кэтрин Парр раздражала ее своей образованностью, острым умом и прочими достоинствами. Анна презрительно фыркнула и взяла Марию под руку.
— Пойдемте посмотрим, как там дети, а потом я хочу, чтобы вы послушали, как мои сиротки разучивают рождественские гимны. — (В дополнение ко всем своим другим делам, она еще основала на территории поместья приют для сирот).
— Анна, вы кажетесь такой счастливой и благополучно устроившейся здесь. Вы никогда не скучаете по Клевсу?
— Скучала вначале, когда ненавидела Англию.
— Но сейчас вы нас хоть чуть-чуть полюбили? — поддела ее Мария.
— Больше чем чуть-чуть, — призналась та. — Я полюбила ваши прекрасные ландшафты, так отличающиеся от плоских земель моей Фландрии. И полюбила английский народ. — Она широко раскинула руки. — Что ж, это правда, что они раздражали и сердили меня поначалу. Они так ленивы, грязны, самодовольны и падки до удовольствий. И так бессердечны. Они будут кричать от радости, видя, как свирепые псы рвут на части хромого старого медведя, и толпами будут стекаться, чтобы посмотреть, как какого-нибудь несчастного волокут на казнь. И все-таки, — она запнулась, подбирая слова, чтобы лучше выразить свою мысль, — те же самые мужчины и женщины могут быть совсем другими. На праздник Весны они идут в лес, чтобы нарвать цветов, и танцуют свои красивые танцы в костюмах героев легенды о Робин Гуде на зеленых лужайках и веселятся от души на каком-нибудь пышном празднике. Когда я ехала через Лондон на свою свадьбу, они приветствовали меня, иностранку, на всем пути выкрикивая здравицы в мою честь.
— Значит, мы не так уж плохи?!
— Хороши или плохи, вы для меня всегда интересны, — призналась Анна. С каким-то внутренним озарением она вдруг подумала, что Генрих был идеальным королем для этих раздражительных, непредсказуемых англичан. Он сам являл яркий пример их характера, одна сторона которого была грубая и жестокая, а другая — сентиментальная, артистическая, любящая все прекрасное. Он был так же сложен, как и его народ, потому-то они так понимали и подходили друг другу.
Они вышли в Большой зал и остановились, наблюдая за четырьмя ребятишками, собравшимися вокруг жаровни на помосте для трона. «Они играют в карты», — покачала головой Анна. На карточные игры в Клевсе смотрели неодобрительно, но здесь, при английском дворе, карты процветали наряду с прочими азартными играми.
— Я так рада, что вы иногда приглашаете сюда Джейн Грей, — прошептала Мария. — Мне она кажется такой чудной малюткой.
— Ах, ее родители слишком загружают ее учебой. — В тоне Анны чувствовались одновременно презрение и насмешка. Она не испытывала никакого уважения к усиленному образованию, дававшемуся детям английской аристократии. — Поступая так, они думают, что уже выполнили все свои обязанности по отношению к ней. Но любовь гораздо важнее для ребенка, чем прекрасное знание греческого и латыни. Скажите мне, мать у нее по натуре добрая? Вы же хорошо ее знаете.
Мария заколебалась, думая о своей кузине, с которой вместе выросла. Фрэнсис была дочерью герцога Суффолкского и его жены Марии, младшей сестры короля. Сейчас Фрэнсис была замужем за маркизом Дорсетом. Джейн Грей была ее старшей дочерью, родившейся в тот же год и месяц, что и принц Эдуард.
— Фрэнсис всегда была очень сложной в общении и забиякой. Когда я была маленькой, она прямо-таки терроризировала меня.
— Судя по забитому виду малышки Джейн, на ее долю выпало такое же суровое обхождение. — Чепец Анны неодобрительно покачался. — Я попытаюсь уговорить ее родителей позволить ребенку провести Рождество со мной.
Они приблизились к тронному возвышению, и глаза Марии увлажнились при виде ее любимого единственного брата. Эдуарду было всего семь лет, но у него уже была фигура, исполненная чисто королевской грации и благородства, и самообладание уверенного в себе взрослого мужчины. Он унаследовал фамильную любовь к ярким цветам и выставленным напоказ драгоценностям, и сегодня на нем был камзол из малинового и белого атласа с экстравагантными разрезами на золотых рукавах, весь расшитый множеством драгоценных камней, в которых отражалось пламя жаровни. То, что король часто позволял своему сыну — ревниво охраняемому, оберегаемому и опекаемому, как ни один английский наследный принц до него, — посещать Анну в Ричмонде на несколько часов, говорило о доверии, которое он испытывал к миледи Клевской.
Рядом с ним сидела Елизавета в поношенном зеленом платье, являвшем весьма жалкий контраст с великолепием ее брата, а дальше Джейн Грей и еще одна маленькая девочка, тремя месяцами моложе Эдуарда. Это была Джейн Дормер, дочь того самого Уилла Дормера, который когда-то тронул впечатлительное сердце молодой Джейн Сеймур. Ее дед состоял управляющим при наследном принце, так что она пользовалась привилегией проводить много времени с детьми королевской семьи. Двое молодых Тюдоров и их двоюродная сестра Джейн Грей, все красивые, стройные и бледные, обладали удивительным фамильным сходством друг с другом. Были они похожи также в своем раннем пристрастии к учебе, которая в случае с Елизаветой показывала в ней чуть ли не будущего гения. Была еще и третья общая черта, отметила миледи Клевская, тайком поглядывая на них. Временами они бывали так непохожи на обычных детей. Их губы могли сжаться в жесткую линию, а лица принять ненатуральный вид, отразив присущие только взрослым людям настороженность и скрытность. Было просто облегчением перевести взгляд на маленькую Джейн Дормер и встретиться с прямым взглядом ее голубых глаз, увидеть щеки с ямочками и неожиданно вспыхивающую улыбку. Здесь было английское детство во всей его красоте, но у Джейн были счастливые, любящие родители, то, чего трое других детей никогда не знали.
— Вы, маленькие озорники, чего это вы уселись за карты? — мягко выбранила их Анна.
— Но, мадам, в этом нет ничего плохого, — вежливо запротестовал Эдуард. — Иначе моя сестра не занималась бы этим постоянно. — Он посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц, и Мария бессознательно улыбнулась в ответ. Карты и все прочие азартные игры были ее слабостью, и часто проигрыши основательно подрывали ее и так тощий бюджет.
— Ну и во что же вы играете?
— Эта игра называется «папа Юлиан», — пропищала Джейн Грей тоненьким голоском. — Но это глупое название, потому что все мы знаем, что никакого папы нет.
— А вот и есть, ты, гусыня, — ответила ей Елизавета, тасуя карты в своих красивых руках. — Мой отец король, епископ и папа. Разве нет, Эдуард? Папа Генрих, — добавила она, и тут же ее глаза остановились на разгневанном лице Марии.
— Как ты смеешь так говорить!
— Я не имела в виду ничего плохого, — запротестовала Елизавета, как всегда, когда ее бранили.
— Ты нахалка!
— Разве это нахальство — говорить правду? Ну что же, хватайте меня и тащите на костер.
— Твои выражения отвратительны, вульгарны и грубы, — бушевала Мария, забыв уже, с чего начался разговор. — Наверное, ты набралась их у слуг и конюхов.
— Ну и что такого, скажите мне, пожалуйста, если я общаюсь с ними? Они разве не люди? — проворчала себе под нос Елизавета, и Анна решила, что пора тактично вмешаться. Она уже начинала привыкать к постоянным ссорам, которые неожиданно возникали из ничего между сестрами.
— Пойдем, Мария, мы должны послушать рождественские гимны, прежде чем вы уедете, — сказала она и повлекла свою падчерицу прочь через зал и по переходам к церкви.
Марию всю трясло от испытываемых чувств, гораздо более глубоких, чем те, которые могли быть вызваны этим незначительным происшествием. Она любила Елизавету, когда та была малюткой, а потом маленькой девочкой, но в последнее время в их отношениях появилась какая-то желчность. Только что, как это уже не раз бывало, ее сестра смотрела на нее глазами Анны Болейн, отличными по цвету, но несущими в себе ту же дерзкую насмешку. Она взорвалась:
— Нет ничего удивительного в том, что Елизавета общается со стоящими гораздо ниже ее. Ее мать поступала точно так же. Достаточно вспомнить Марка Смитона, какого-то музыканта низкого происхождения. Она вечно была в его компании. Он был ее любовником… и, может быть, наставил рога моему отцу.
— Но Елизавета по внешнему виду вылитый отпрыск Тюдоров, — смущенно запротестовала Анна. — У нее даже такие же рыжие волосы.
— Что, мой отец единственный рыжий мужчина во всей Англии? — перебила ее Мария, вне всякой логики уже позабыв, что Марк Смитон был черен, как цыган. — Одна вещь несомненна. Она дочь своей матери, ее точная копия. Я как-то видела ее при дворе бросающей влюбленные взгляда на Томаса Сеймура.
Она расплакалась, кусая губы, и Анна закудахтала успокаивающе:
— Ах, она всего лишь маленькая девочка, которая разыгрывает из себя взрослую женщину.
— Скажите лучше, что она взрослая женщина, которая строит из себя маленькую девочку, — ответила Мария. — Если она не будет осторожной, она станет такой же распутницей, как и ее мать.
— Вы все еще ненавидите ее, после стольких лет?
— А вы ждете от меня чего-нибудь другого, после того как она затравила мою мать до смерти? — Голос ее сел от боли, которая вновь ожила через восемь долгих лет.
— Я знаю, моя дорогая. — Анна сострадательно обняла Марию за плечи. За то время, что она пробыла в Англии, она познакомилась с каждым эпизодом этой долгой грустной саги и оплакивала судьбу Екатерины Арагонской, безжалостно оторванной от своего единственного дитяти. — Но… маленькую Елизавету нельзя винить за злодеяния ее матери.