– Какой директор, наш? – глупо спросила Солунай.
– А то чей же, – усмехнулась Айару. – Был ещё один старик, но я его всего пару раз видела, а потом он тоже ушёл. Амыр говорил, это прошлый директор был. Ну я что, я во всё верю.
– Но… но ты говорила, что Александр Николаевич совсем молоденьким был, когда меня нашёл. – Голос у Солунай задрожал.
Айару цепко оглядела её с ног до взвившихся над головой змей.
– И ты во всё верь, – усмехнулась она и снова вернулась к ягодам.
Пальцы мелькали быстро-быстро, а сама Айару бормотала себе под нос какую-то присказку, не иначе как на здоровье.
– Пойдём, Найка. – Бануш насильно поднял её со скамьи. – Пойдём. Если ты всю черемшу так измочалишь, пользы не будет.
– Как так? – Они только вышли из кухни, как Солунай прорвало. – Это сколько ему лет, если Ганс и Марта тут с войны, а он ещё раньше был?
– Я не знаю, Най. – Бануш развёл руками. – Я удивлён не меньше тебя. И это я ещё не видел коллекции голов, о которой ты рассказывала.
– Точно, коллекция голов! – Найка решительно двинулась по коридору. – Я поговорю с ними!
По дороге им попался Никита, который открыл было рот что-то сказать, но Солунай дёрнула головой, мол, не сейчас, и он отошёл в сторону.
На двери в башню, как и прежде, висел замок. Но сейчас Солунай это не смущало. В конце концов, она же чудовище или как? Силы, как у Вассы, у неё нет, но она умеет ходить сквозняками и горными тропами, да и Бануш тоже. Ей просто нужно найти этот путь.
– Через окно и по стене, – подсказал Бануш. – Только я первый.
Пришлось уступить.
Сейчас Солунай поражалась тому, что не видела башню раньше. Они же столько раз с Банушем сидели на крыше и прятались тут от Айару! Но такая магия людей, чудовищам не понять.
В имеющееся узкое окно Бануш тоже полез первым. Когда Солунай протиснулась за ним, он стоял в центре комнаты с плотно зажмуренными глазами. Солунай достала фонарик и осветила пространство. Раздались возмущённые голоса.
– Всё нормально, безопасно, – выдохнула Солунай, увидев маму в очках. Не то чтобы она представляла, как Мерпесса может от них избавиться, но рисковать другом не хотелось.
– А это мой племянничек, да? – восхитилась сирена. – Жаль, мы не сожрали тебя маленьким, мальчик.
– Тоже рад вас видеть, тётя. – На лице Бануша не дрогнуло ни мускула, и Солунай в который раз порадовалась, что не стала скрывать от него правду. Какой бы она ни была.
– Кето, детка. – Мерпесса улыбнулась. – Почему ты здесь с ним? А как же Александрос?
– Я как раз по поводу Александроса, мама. – Солунай решила игнорировать разболтавшиеся головы. – Тут так много голов чудовищ, неужели их всех добыл он сам?
– Насколько я знаю, на самом верху три или четыре ряда – коллекция прежнего директора приюта. – Мерпесса поморщилась. – Но там реально неприятные личности, поверь мне. Вот Минотавр, зачем он тут? Без тела он просто бык, и не самый приятный собеседник, кстати.
Солунай вдохнула и выдохнула. Всё-таки она права. Головы и приют как-то связаны.
– Эта коллекция и наш приют как-то связаны? – А ведь Бануш давно не лазил у неё в голове! Видимо, он просто думал так же.
– Разумеется, связаны. – Голос был незнакомым, Солунай обернулась и увидела странную девушку, которую не заметила в прошлый раз. Узкие жабьи губы были едва заметны на остром лице, волосы были белыми и облегали голову, точно шлем. И глаза без радужки, выпуклые и беспрестанно двигающиеся.
– Белая дева, – восторженно произнёс Бануш. – Разве вы не призрак, который утаскивает людей?
– Я никогда не была призраком, и девушкой из глупой легенды я тоже не была, – раздражённо ответила голова. – Но я прокляла этого охотника, который испоганил нутро мира своими убийствами. Я закляла его, что он больше никогда не сможет убить чудовище по-настоящему, не испытывая всего страха и боли. Я прокляла его руку, что она будет топором, но не сможет держать настоящий топор. Я прокляла его, что его жертвы всегда будут с ним, пока он не найдёт способ обрести покой. Я прокляла его вечной жизнью. И что вы думаете?
– Начинается, – пробормотала сирена, но Солунай и Бануш не обратили никакого внимания. Они слушали.
– Он пролез сюда, в самую суть мира, где чудовища могли найти утешение и приют, и начал создавать здесь вот это здание. У него же была вечность, понимаете? А ещё он привык, привык к боли и страху. Он убивал и наслаждался этими ощущениями. Ведь другие за сотни лет ему пресытились. В это место приюта попадали чудовища, но не росли сами по себе в лесу, где выживали бы только сильнейшие, а оказывались у этого человека, мне не хватает духу назвать его даже чудовищем. Он растил их, пока их внешний вид и способности не открывались наиболее удачным образом, и пополнял коллекцию.
Солунай вцепилась в руку Бануша так, что он скривился, но молча терпел.
– К счастью, он почему-то решил, что должен оставаться на месте, и не покидал приюта до самого появления Александроса, – продолжала Белая дева. – Ему он передал коллекцию и проклятия, после чего обрёл покой. Вот так просто! Он простил себя сам. Знаете, люди и такое иногда проделывают! Нам повезло, Александрос попал сюда не таким, каким был тот. Он всего несколько лет убивал чудовищ. Тот, прежний, чье имя пусть сгниёт вместе с ним, передал проклятие, но остался тут. А Александрос ушёл. Его коллекция тут росла и росла – мы видели, как появляются новые диски, но на них не было голов. Он обошёл проклятие по-своему. Он не добивал чудовище, довольствуясь тем, что отрубал голову, привязывая её к этому месту. И после смерти они все оказывались тут. А кто убивал их на самом деле – ему было не важно.
– Вы лжёте, – неожиданно произнёс Бануш. – Разве не бывало, что голова появлялась вскоре после диска?
Белые, крупные, словно варенные вкрутую яйца глаза повернулись на его голос.
– Ты прав, мальчик-сирена, – мягко ответила дева. – Думаю, сначала Александрос ходил с кем-то ещё. Он бил своим топором, а тот, другой, добивал. Но, полагаю, мало кому нравилось получать в качестве трофея безголовое тело. Александрос остался один. Потом он вернулся сюда. Сломленный, но не мёртвый внутри. И приют стал таким. Он по-прежнему ждёт пополнения коллекции и по-прежнему не убивает чудовищ сам.
Солунай помотала головой. Слишком много информации. Слишком! Что спросить? Сколько директору лет? Зачем ему коллекция? Почему Белая дева им всё рассказывает?
Но за неё всё решил Бануш.
– Он никогда не полюбит Солу… Кето, так? – спросил он, и Солунай вспыхнула. От стыда, боли и возмущения.
– Нет, – ответил сзади директор.
Он тяжело опирался на палку, но стоял. А они так увлеклись, что не слышали, как он вошёл. Может, кто-то из голов видел, но промолчал. Предатели!
– Прости, Солунай. Я убил ту, которую любил. И дева права по поводу своего проклятия. Это больно и страшно. Я не смог бы привыкнуть.
– Но… – Солунай обернулась к матери за поддержкой, и та кивнула, придавая ей решимости. – Но я так хочу. И вы обещали, что всё будет по-другому!
Директор кивнул.
– Я говорил, что всё будет по-другому! – торжественно произнёс он. – И я не солгал. Ты свободна, Солунай.
– Что? – Солунай показалось, что она упала в бурную горную реку. И ей холодно, а поток несёт и бьёт её о камни.
– Твоя мать просила дать возможность остаться в заповеднике, – пояснил директор, кивая на Мерпессу. – Васса станет Хозяйкой горы, она пробудет в приюте, пока не вырастет Доманег. Но все, кто может выдать себя за человека и держать в руках свою сущность, уходят отсюда. Ищут свой дом. Я не убиваю чудовищ, но и не держу их силой. Ты же можешь поселиться в башне, что стоит на скале над рекой. Времена неспокойные, мы не можем больше надеяться на болото. Нашему приюту нужна защита на границах.
«Нужна защита на границах, а не плохо управляемая горгона внутри», – додумала про себя Найка. Ей стало горько. Как же прав был Бануш! Лучше не будет, зря она надеялась на это. И как была права Белая дева.
– Кто это был… кого вы любили? – непослушными губами спросила она, чтобы не стоять столбом, молча глотая слёзы перед всеми этими головами, перед ним и перед Банушем. Одно счастье, что на ней очки! – Она здесь?..
Но директор покачал головой.
– Тебе не нужно это знать, – ответил он. – Иди, Солунай. И будь свободна.
Солунай пошла. Она прошла мимо директора, ступая, как деревянная кукла. Ни разу не обернулась, не попрощалась с мамой. Спустилась по лестнице. Тут её нагнал Бануш и крепко взял за руку. Рука у него была крепкая и горячая. Лучше всяких слов.
Но Бануш не был бы Банушем, если бы не открыл свой болтливый рот.
– Может, мне и впрямь с Жылдыс начать встречаться, – пробормотал он.
Солунай смутно понимала сейчас, о чём он говорит, но ей показалось, что стоит ответить. Хоть что-то, отличное от удара по голове. Серьёзно, её жизнь рушится, а он снова о себе!
– Мне кажется, Жылдыс достойна кого-то, кто её по-настоящему полюбит, – безжизненным голосом ответила она.
– Бла-бла-бла, – отозвался Бануш. – Чего тогда страдаешь по директору? Иди к Ырысу, ты ведь тоже достойна того, кто тебя любит. И я достоин. Поэтому почему бы и не Жылдыс. Ты ещё можешь этого Никиту прощупать на вопрос любви. Он мутный какой-то, но, может, они городские все такие?
Но Солунай не хотела идти к Ырысу, не хотела «щупать» Никиту, что бы там ни имел в виду неугомонный Бануш. Её сердце было разбито. И она хотела покинуть приют. Благо идти ей теперь было куда.
В коридоре они столкнулись с близнецами. Очень злыми близнецами.
– Это правда, что родители хотят нас забрать? – первая спросила Жылдыс. Ырыс просто напряжённо смотрел на них, будто от ответа зависела его жизнь. Хотя так оно и было.
– Айару уже рассказала? – вместо ответа спросил Бануш. – Вот болтливая старуха!
– Она ещё сказала, что мы должны идти, иначе нас начнут искать с вертолётами, а вертолёты над заповедником совсем лишнее, – добавила Жылдыс. – Это нечестно! Они бросили нас маленькими и хотят забрать, когда мы стали взрослыми. Это нечестно!