е, а просто заменит меня новой фигурой.
– Ты боишься? – шепчу я. – Ты боишься, что падешь под ударом?
– Да, – коротко отвечает она.
Отец держит Англию в кулаке. Торжествуя победу, он посылает за нами, чтобы мы могли разделить его ликование. Мать, Изабелла и я садимся на лучший корабль отцовского флота в Кале и прибываем в Лондон в положении дам нового королевского дома. Прежняя королева Елизавета прячется от всех в Тауэре, бывшего короля отец переводит в наш замок в Миддлеме и оставляет там под охраной. В отсутствие двора как такового мы неожиданно становимся его центром в Лондоне, как и во всем королевстве. Мою мать и мать короля, герцогиню Сесиль, везде видят вместе, и Изабелла всегда идет за ними следом: две самые знатные дамы общества и невеста, которая станет королевой после следующего заседания парламента.
Это наша победа: создатель королей низвел короля, который своим поведением вынудил его найти себе замену, и эта замена становится одновременно мужем его дочери. Мой отец решает, кто будет править Англией. Именно он коронует и низвергает королей. Изабелла беременна, она тоже выполняет указы отца, она тоже участвует в сотворении короля: она растит под сердцем короля Англии. Каждое утро возле статуи Пресвятой Богородицы мать возносит молитвы о том, чтобы у Изабеллы родился мальчик, который сможет принять титул принца Уэльского, а потом и трон. Мы – семья победителей, которую Всевышний благословил этим младенцем. Бывший король, Эдуард, сумел родить только трех дочерей, у него нет сына, нет наследника, пусть даже новорожденного, который бы только спал под присмотром кормилиц и смог бы помешать Джорджу занять трон. Его прекрасная королева, такая красивая и плодовитая, смогла принести ему только девочек. Но вот теперь мы входим в Англию как новая семья королевской крови, из которой происходит будущая молодая королева, и она уже носит ребенка под сердцем. Ребенка, зачатого в первую брачную ночь, единственную, которую новобрачные провели вместе! Это ли не благодать Всевышнего! Кто может усомниться, что нам предписано судьбой занять этот трон, а моему отцу – стать свидетелем того, как его внук родится наследным принцем, чтобы потом стать королем!
Отец отправляет нас в замок Уорик, и мы едем туда по сухим дорогам, по которым вокруг нас кружатся разноцветные листья, а деревья вокруг мерцанием золота на своих ветвях напоминают волшебную сокровищницу. За лето дороги высохли и затвердели, и позади нас поднимаются тучи пыли. Впереди нас едет Изабелла в небольшой карете, в которую впряжены белые мулы. Она не будет жить в Лондоне вместе со своим победоносным мужем. Теперь им уже можно разлучаться, раз она уже понесла. Ей предстоит отдыхать и готовиться к коронации. Отец созовет в Йорке парламент, который провозгласит Джорджа, первого герцога Кларенс, королем, а Изабелла станет королевой. В Лондоне будет устроена грандиозная коронация. Она возьмет в руки скипетр и возложит его на свой огромный живот, а коронационное платье ей сошьют специальным образом, чтобы подчеркнуть ее положение.
С севера к нам потянулись повозки, груженные сундуками из королевских платяных шкафов. Мы с Изабеллой, словно дети перед Рождеством, открываем их в самой богатой комнате замка и разбрасываем их содержимое по полу, любуясь золотыми кружевами и шитьем, инкрустированным драгоценными камнями, которые сверкали и переливались в свете факелов.
– Он все-таки это сделал, – едва дыша, говорит она, рассматривая сундуки с мехами, которые отправил ей отец. – Отец отобрал у нее все богатства. Это же ее меха. – Она прячет лицо в роскошные шкуры, чтобы неожиданно удивленно вскрикнуть: – Понюхай! Они все еще пахнут ее духами! Он забрал ее меха и заберет ее благовония. Он говорит, что мне будут принадлежать все ее меха из королевских гардеробных и что они пойдут на украшение моих платьев. Он пришлет мне ее украшения, парчу, шитые золотом платья, которые подошьют так, чтобы они были мне в пору. Он уже это делает!
– Неужели ты сомневалась в том, что будет именно так? – спрашиваю я, поглаживая пальцами кремовую шкурку горностая с темными пятнышками, меха, положенного только королям. Все накидки Изабеллы будут оторочены этим мехом. – Он победил короля Генри и держит его в заключении. Теперь он победил короля Эдуарда и посадил его под стражу. Я иногда представляю, как он верхом на Вороне едет по всей Европе и остановить его никому не под силу.
– Два короля в застенках, а один на троне? – спрашивает Изабелла, откладывая меха в сторону. – Но как такое может быть? Может ли третий король чувствовать себя в большей безопасности, чем предыдущие два? И что, если отец вдруг пойдет против Джорджа так, как он пошел против Эдуарда? Что, если планы отца не просто не принимают меня во внимание, но и предполагают пожертвовать мной? Что, если создатель королей захочет после Джорджа посадить на трон нового короля?
– Ему не к чему этого хотеть, и сейчас для него важна только ты и Джордж, а ты сейчас носишь под сердцем наследного принца, его внука, – уверенно отвечаю я. – Он сделал все это ради тебя, Изабелла. Он возведет тебя на трон и сохранит его за тобой, и тогда следующим королем будет Невилл. Если бы он сделал подобное ради меня, я была бы так счастлива! Если бы это было сделано ради меня, я была бы самой счастливой девушкой во всей Англии.
Но Изабеллу нельзя назвать счастливой. Ни я, ни мать не можем понять, почему она не торжествует. Мы думаем, что она утомлена беременностью, когда она перестает выходить на прогулки ясными холодными утрами и не находит радости в чистом осеннем воздухе. Она тревожится, в то время как все мы, ее верная семья, полны ликования, торжествуя от того, какого положения мы добились. Потом однажды во время ужина объявляют о прибытии конюшего моего отца, самого верного и надежного слуги в доме отца. Пока он идет по просторной зале, разговоры вокруг стола стихают, и все присутствующие в полном молчании наблюдают за тем, как он протягивает матери письмо. Она принимает его, не скрывая удивления от того, что тот позволил себе войти в этот зал грязным, в пыльной с дороги одежде, но его мрачное лицо не оставляет сомнений в важности принесенных им известий. Мать смотрит на печать на письме и узнает герб отца: медведя и копье, потом так же молча встает и уходит вверх по помосту в свою комнату.
Мы с Изабеллой и еще дюжиной придворных дам продолжаем обедать, стараясь сохранить спокойствие под пристальным наблюдением всех присутствующих в зале, но при первой же возможности встаем из-за стола, чтобы удалиться в приемную, находящуюся возле жилых комнат, и подождать новостей там. Мы изо всех сил изображаем непринужденную беседу, ни на секунду не забывая о запертой двери, ведущей в покои матери, и царящей там мертвящей тишине. Если это были известия о смерти отца, ведь мать бы наверняка плакала? Она вообще плачет? Я никогда не видела мать в слезах. Внезапно я замечаю, что всерьез задумалась о том, умеет ли моя мать плакать, потому что, сколько я ее помню, ее лицо всегда было суровым, а глаза сухими.
Если бы конюший отца привез матери письмо с требованием немедленно прибыть в Лондон для коронации Иззи, неужели бы она не распахнула двери, чтобы поделиться с нами этим радостным известием? А умеет ли она восклицать от радости? Я никогда не видела ее ликующей. Красные лучи полуденного солнца медленно скользят по завешенным шпалерами стенам, выделяя на них одну за другой затейливые сцены, а из ее комнаты по-прежнему не доносится ни звука.
Наконец, вечером, уже когда стало темнеть и слуги начали зажигать свечи, дверь в комнату матери открылась, и она вышла, по-прежнему сжимая письмо в руке.
– Позовите капитана замка, – приказывает она одной из своих дам, – и начальника личной стражи. Передайте то же распоряжение сенешалю милорда, камердинеру и его конюшему.
Она садится во внушительное кресло под вышитым гербами благородных фамилий пологом и ждет прибытия вызванных ею людей, которые входят через двойные двери, кланяются ей и останавливаются в ожидании поручений. Произошло что-то явно очень важное, но по холодному выражению ее лица невозможно определить, что это было, триумф или поражение.
– Спроси ее, – тихо просит Изабелла.
– Сама спроси, – отвечаю я.
Мы стоим вместе с остальными фрейлинами. Мать сидит в кресле, как королева на троне. И что странно, она не приказывает принести стул для Изабеллы. Нам начинает казаться, что ребенок Изабеллы перестал быть самым значимым ожидаемым младенцем, а она сама – будущей королевой. Мы стоим и ждем, пока пришедшие по ее зову мужчины не выстроятся перед ней в ожидании приказов.
– У меня есть послание для вас от вашего господина, милорда, – говорит она жестким ясным голосом. – Он пишет, что вернул трон королю Англии Эдуарду. Мой муж, ваш лорд, заключил договор с королем Эдуардом, и в будущем он примет руководство и назидания от старейшин королевства, и в рядах советников больше не будет новых людей.
В ответ ей никто не проронил ни слова. Перед ней стояли люди, годами верою и правдой служившие отцу, делившие с ним победы и поражения, и они были вылеплены не из того теста, чтобы дрогнуть перед лицом плохих известий. Но дамы не выдержали, они закачали головами и зашептались. Кто-то из них кивнул в сторону Изабеллы, словно жалея о том, что она не станет королевой Англии и что больше не имеет оснований считать себя привилегированной особой. Мать же даже не смотрит в нашу сторону, ее взгляд сосредоточен на стене над нашими головами. За все это время ее голос ни разу не дрогнул.
– Мы отправляемся в Лондон, чтобы засвидетельствовать свое расположение и верность королю Эдуарду и его семье, – продолжает она. – Моя дочь, герцогиня, встретится со своим мужем, Джорджем, герцогом Кларенс. Леди Анна, разумеется, будет в моей свите. И милорд мой муж шлет нам еще одну добрую весть: наш племянник Джон будет обручен с дочерью короля, принцессой Елизаветой Йоркской.