– Милая, ты и правда думаешь, что он поверит тебе скорее, чем мне?
– Это зависит от того, насколько Драксен уже считает тебя трусом.
У Райдена каменеет лицо.
– Ну все, хватит!
Он застегивает наручники. Я вижу, какое огромное удовольствие это ему доставляет.
Он прав: унижение будет ужасным. Мне не хочется выходить наружу и видеть команду.
Я разворачиваюсь к нему:
– Когда все это закончится, я возьму свою команду и найду вас. И не успокоюсь, пока все вы не будете мертвы.
– Мы все трясемся от страха.
– И правильно делаете. У меня на корабле – лучшие ищейки мира.
Я вспоминаю о Займе, и на сердце теплеет.
– И у всех огненно-рыжие волосы?
– Нет.
– Жаль. А теперь идем. Тебе нельзя опаздывать.
– Опаздывать куда?
Райден выводит меня наружу. Наула уже далеко позади, на горизонте видна лишь морская рябь. Я раздумываю, куда же мы держим путь.
На палубе людно. Матросы метут, моют и чистят палубу. Переносят грузы. Поднимают паруса. Драксен стоит на мостике у штурвала и следит за курсом. Он заложил руки за ремень, широко расставил ноги, на его лицо обычная ухмылка.
– А-а, принцесса! Ну, как вам наше гостеприимство?
Мне хочется плюнуть на палубу, но я этого не делаю. Это так некрасиво!
– Отлично, капитан. Но мне интересно, что будет после того, как оно закончится.
– Да, знаю, сегодня вы еще не раз будете грозить нам смертью. А теперь приступайте к своим обязанностям.
– Обязанностям? – переспрашиваю я, глядя то на него, то на Райдена.
– Вы будете помогать команде убирать палубу, – объясняет Райден.
– Ха! Думаю, нет.
– Вы доказали, что оставлять вас одну нельзя. По нескольким причинам. – У него на лице написано, что он вспомнил о своей разгромленной комнате. – А я не хочу, чтобы вы путались у меня под ногами. Вы будете приносить пользу.
– И как вы собираетесь меня заставить?
– Лайомен!
– Да, господин Райден, – отзывается кто-то.
– Принеси мне веревку и крюк.
– Да, сэр, – со смешком отвечает голос.
Я точно знаю, что все это означает, но подобная перспектива меня не пугает. Такие крюки вешаются на мачте во многих местах, и они удобно крепятся к цепочке, соединяющей наручники.
Спустя пару минут крюк уже свисает с мачты. Райден продевает его сквозь одно из средних звеньев моих наручников.
Пару мгновений он колеблется, словно ожидая, что я сдамся, соглашусь работать и он сможет убрать этот крюк.
Но я молчу. Я даже не смотрю на него, словно мне не о чем беспокоиться.
– Поднимайте ее, – наконец говорит Райден, и в его голосе слышится нетерпение. Все его сомнения улетучились.
Я не понимаю, что и для кого он изображает: сомнение для меня или нетерпение для Драксена? Может быть, и то и другое. А может, ни то ни другое. По нему ничего не скажешь. Мне кажется, он мечется туда-сюда, словно не может разобраться, чего же сам хочет. Он старается как-то доказать брату, что он крутой? Но зачем ему это нужно? Особенно если брат любит его без всяких условий, как Райден недавно заявил.
Возможно, правду он не скажет даже самому себе.
Я хватаюсь за цепь чуть выше манжет на запястьях. Если повиснуть на запястьях, металл врежется в кожу и будет больно. Очень больно. Лучше повиснуть на сжатых кулаках.
Райден смотрит не мигая. Драксен с интересом наблюдает за спектаклем. Пираты жаждут зрелища. Хотят развлечься? Пожалуйста!
Вместо того чтобы дать Лайомену меня поднять, я рывком натягиваю веревку, так что чуть ли не отрываю ноги от земли.
То ли от неожиданности, то ли не справившись с веревкой, Лайомен срывается с грот-мачты. Несколько пиратов отбегают, и он с криком падает прямо на доски.
Слышен стон. Наверное, он сломал обе руки. А может, и ногу. Трудно сказать через секунду после такого стремительного падения.
Некоторые пираты смеются. Другие – наверное, друзья Лайомена – сгрудились вокруг него.
Его стоны быстро сменяются проклятиями в мой адрес.
Я не виню парня. На его месте я бы тоже сыпала ругательствами.
Драксен спускается с мостика, пристально смотрит на меня, а потом окликает еще троих:
– Забирайтесь на мачту. Я хочу, чтобы она висела над палубой. Живо!
Они взбираются наверх, торопясь выполнить приказ. Я со скукой смотрю на них.
Все трое уже наверху. Они действуют очень осторожно, обмотав мои запястья веревкой несколько раз, прежде чем потянуть вверх. Я не утруждаю себя тем, чтобы дергать их, как Лайомена. Это требует слишком много сценического искусства с моей стороны.
Не то чтобы я была против сценического искусства. Просто мне пришло в голову кое-что получше.
Когда я поднимаюсь на пять футов, они останавливаются. Я повисаю, ухватившись за звенья цепи, а они закрепляют веревку. Какой спектакль для пиратов! Они меня похитили. Я для них – приз, захватывающее зрелище, они рады на меня поглазеть.
Но я еще и сильнее, чем они привыкли видеть.
Драксен подходит достаточно близко, чтобы было хорошо видно мое лицо.
– Вчера ты убила одного из моих лучших людей, и следовало бы отдать тебя Ульгину. Но нельзя допустить, чтобы дочь короля пиратов изуродовали до неузнаваемости, раз уж мы собираемся обменять тебя на выкуп. А вот это как раз то, что надо.
Я не обращаю на него внимания, сосредоточившись на трех пиратах, которые спускаются с мачты. Я жду, пока они смешаются с остальными, чтобы быть уверенной, что они не загонят меня ударами наверх.
Мне незачем волноваться. Все слишком шокированы, чтобы что-то предпринять, когда я начинаю лезть наверх.
– Ох, не может быть! – восклицает один из пиратов.
Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть, кто это. Я сосредоточена на движениях своих рук. Одна рука выше другой – расслабиться, подтянуться. Другая рука – расслабиться, подтянуться.
Длина цепочки не позволяет мне захватывать больше веревки, но и этого достаточно. Я могу лезть и так.
И я лезу – до самого верха. Я перебрасываю ногу через круглую деревянную балку под парусом и, расставив ноги, сажусь. Я даже не запыхалась. Если бы еще придумать какой-нибудь блестящий план, как избавиться от цепи. Но здесь, наверху, нет ничего такого, что могло бы мне помочь.
– Спустите ее вниз! – приказывает Драксен, весь красный – мне отсюда плохо видно, но приятно представить себе, как он пыхтит от злости.
На мачту взбирается все больше и больше пиратов. Но я не собираюсь позволить кому-то из них прикоснуться ко мне. Поэтому начинаю спускаться.
На середине веревки я останавливаюсь. Пираты наверху колеблются – никому не хочется лезть вниз, ко мне.
Райден подходит к Драксену и успокоительным жестом кладет руку ему на плечо.
– Алоса! – кричит он. – Слезай вниз, или я прикажу перерезать веревку.
Я со вздохом поднимаю глаза к небу. Райден, Райден… В самом деле, как печально, что им приходится прилагать столько усилий, чтобы заставить меня вести себя прилично.
Однако я исполняю его просьбу. Переломы и синяки мне не нужны.
Просто мне совершенно не хочется убирать палубу.
Добравшись до конца веревки, я жду. У меня в запасе остался только этот трюк. В такие минуты я очень благодарна отцу за то, что он устраивал мне эти чертовы испытания на прочность. Они сделали меня сильной. Они помогли мне узнать, сколько я могу вынести.
И никто никогда не мог превзойти меня в способности выдерживать вес собственного тела.
Проходят минуты, а я все еще в воздухе. Все смотрят на меня, ожидая, когда я в изнеможении отпущу руки. Интересно, сколько я еще смогу провисеть?
Райден кашляет.
– Капитан, может, людям стоит вернуться к работе, пока принцесса отбывает наказание?
– Да, – говорит Драксен.
– Вы слышали капитана? По местам. Продолжайте. Кто знает, может, когда вы закончите, она еще будет в сознании.
Пираты, посмеиваясь, расходятся по палубе. Мои бицепсы и пресс начинают болеть.
По крайней мере на меня не глазеет столько народу. Остались только Райден и Драксен.
Драксен выглядит довольным. А Райден… Райден выглядит… не знаю как. Он просто глядит.
Солнце поднимается выше, ветер меняет направление. Мое тело начинает дрожать. Мне становится трудно дышать.
И я не выдерживаю. Я отпускаю цепь. Железо впивается в кожу, боль достает до костей. Больно до чертиков, но я не издаю ни звука. Даже если бы я согласилась убирать, капитан все равно подвесил бы меня на веревке. Он хочет заставить меня страдать в отместку за то, что я сделала с Шеком. Это написано у него на лице. Он меня еще долго не отпустит.
Спустя некоторое время Райден и капитан уходят. У них тоже есть дела. Думаю, сейчас они совещаются в капитанской каюте. Трудно сказать. Чтобы повернуть голову им вслед, нужны слишком большие усилия.
– Мисс Алоса… – слышу я шепот.
– Да, Энвен. Я могу тебе чем-то помочь?
Он улыбается, хорошо понимая, что в теперешнем моем положении я ничем ему не помогу.
– Чтобы вас сломить, и ураган не поможет, мисс. У меня есть кое-что для вас.
– Что это такое?
– Браслет сирены. Я купил его у Белора, когда мы очнулись после того, как вы столкнули нас головами.
– Прости, мне правда очень жаль.
– Вы ведь уже извинились, мисс, помните? Нет ничего плохого в том, чтобы бороться за свободу. Это дело благородное. Я вас не виню. Сам бы то же самое сделал. А теперь – вот.
Он привязывает к моей лодыжке кожаную полоску.
– Это шнурок от ботинка, Энвен.
– Может, и так. А может, и нет. Все равно важная штука, хорошо иметь такую.
– Почему ты отдаешь мне то, что купил для себя?
– Я украл у вас прядь волос. И мне пришлось быть вашим тюремщиком. Похищение людей и издевательства над женщинами – не это сделало меня пиратом. Я хороший вор и неплохо умею действовать ножом. Вот и все. Мне не очень-то нравится то, что мы делаем с Вашим Высочеством. И потом, сегодня ночью я стащил у Белора свои монеты.
Он подходит ближе и шепчет так тихо, что я едва его слышу: