– Прекрасно! – похвалил его величество, принимая их салют.
Хотя Люсьен до сих пор испытывал раздражение оттого, что король усомнился в его искренности, он невольно почувствовал, что растроган.
Его величество развернул крупного чубарого коня и увел свой отряд с импровизированного ипподрома. Остальные всадники потрусили в стойло, однако король отъехал в сторону.
– Месье де Кретьен, следуйте за мной! – велел он.
Люсьен поскакал за его величеством по садам, по склону холма к фонтану Аполлона. Вытащив из ножен на поясе кинжал, он на ходу стал обрезать украшавшие его платье ленты, где только мог дотянуться.
Под пологом шатра, в жарком, знойном, влажном воздухе трепетала печальная песнь русалки. Отец де ла Круа ожидал их в лаборатории, еще более бледный и изможденный, чем обычно. Мадемуазель де ла Круа, шепотом напевая, о чем-то переговаривалась с русалкой. Слуги устанавливали резную деревянную раму, поместив внутри ее глобус.
– Отпустите их, месье де Кретьен, и приведите мадемуазель де ла Круа, – приказал король.
Шерзад зарычала, пробормотала что-то и скрылась в мутной воде. Мари-Жозеф узнала шаги Люсьена у себя за спиной на дощатом настиле.
«Он уже не появляется как по волшебству, – сказала она себе. – Я всегда чувствую его приближение…»
– Его величество желает видеть вас.
– Благодарю вас, – сказала Мари-Жозеф. – Вы даже не можете представить себе, насколько я вам благодарна…
– Оставим это, – прервал ее он, – ведь дело касается нас обоих.
Мари-Жозеф последний раз погладила Шерзад по плечу, ободряя и успокаивая, свернула влажную, измятую морскую карту и следом за Люсьеном прошла в лабораторию. Намокшие подолы платья и нижних юбок шлепали ее по лодыжкам. Сегодня она продуманно выбрала наряд и облачилась в придворный роброн, открывавший плечи и грудь куда больше, чем ей представлялось благопристойным, но значительно более скромный, нежели туалеты принцесс.
Она сделала реверанс, и король повелел ей подняться. Он остался в лаборатории с братом, сестрой и Люсьеном. Мари-Жозеф выпрямилась, почти встретившись с ним взглядом. «Он не намного выше меня! – потрясенно подумала она. – Мне-то казалось, что он очень высок, даже выше Лоррена, но эту иллюзию, оказывается, создают высокие каблуки, парик и безграничная власть».
– Моя безжалостная мадемуазель де ла Круа, – произнес его величество, – поведайте, чего вы хотите от меня на сей раз.
Его платье покрывали красные и белые ленты, такие же, как на спине Люсьена.
Мари-Жозеф расправила карту на лабораторном столе. Шерзад долго ломала над нею голову, не в силах осознать, зачем нужен такой безобразный и неточный рисунок, которым, по ее мнению, и пользоваться-то опасно. «А почему показан только край моря?» – спросила она, когда Мари-Жозеф в конце концов объяснила ей смысл карты.
Русалка запела. Перед внутренним взором Мари-Жозеф предстали подводные скалы, предательские утесы, целые горные хребты на дне моря и образовали призрачный пейзаж за спиной у ее брата, графа Люсьена и короля.
– Это здесь. – Мари-Жозеф обвела место на карте: оно отмечало бухту неподалеку от Гавра, с грозными зубчатыми утесами. – Здесь когда-то затонул галеон: он покоится на скалах, а сокровища лежат на дне моря.
– Флагманский корабль вашего величества достигнет затонувшего галеона за считаные часы, – вставил Люсьен.
– Месье де Кретьен, – произнес король, и в его всегда бесстрастном голосе появились теплые нотки юмора и симпатии, – вы не хотите плавать даже по Большому каналу. Как же вы можете давать советы, касающиеся мореплавания?
– Прошу прощения, ваше величество.
– Впрочем, вы правы, если сокровища действительно существуют. Русалка бывала там, вблизи берега?
– Эта история передается в их семье из поколения в поколение. – Мари-Жозеф заколебалась было, но потом не удержалась и добавила: – Русалки очень любят рассказы о кораблях, которые почти доплыли до порта назначения.
– И давно это произошло?
– Не знаю, ваше величество. В обломках корабля играли двоюродные бабушки Шерзад.
– Выходит, успело смениться два поколения! А что, если обломки за это время унесло течением, а сокровища рассеялись?
– Однако, направив туда экспедицию, вы ничем не рискуете и почти не потеряете средства, – подчеркнул граф Люсьен. – Если вы сохраните русалке жизнь, то можете получить несметные сокровища. Если вы велите убить ее, то получите всего лишь кусочек мяса.
– Однако пир, на котором подавалось бы мясо морской твари, поставил бы меня в один ряд с Карлом Великим, – возразил его величество. – Вкусив плоти русалки, я мог бы обрести бессмертие.
– Ваше величество, поверьте мне, заклинаю, – взмолилась Мари-Жозеф, – это всего лишь легенда! Шерзад не сможет дать вам бессмертие!
Его величество обратился к Иву:
– Вы ничего не скажете мне, отец де ла Круа?
– Ваше величество?
Мари-Жозеф страстно желала, чтобы ее брат признался королю, что Шерзад никому не в силах даровать бессмертие, даже Людовику Великому или папе Иннокентию.
– Я хотел бы услышать ваше мнение, отец де ла Круа.
Ив по-прежнему безмолвствовал, избегая встречаться с Мари-Жозеф взглядом. Он тяжело вздохнул:
– Ваше величество, у меня нет доказательств ни в пользу этой гипотезы, ни против нее. И таких свидетельств у меня не появится до тех пор, пока я не убью эту морскую тварь или не поймаю других, если они еще существуют.
– Дорогой брат, – в отчаянии произнесла Мари-Жозеф, – не важно, что ты знаешь наверняка и что нет, но ты точно знаешь, что Шерзад – человек, как ты и я.
– Сир, – добавил Люсьен, – вы всегда успеете лишить жизни морскую тварь.
– Вы просите меня пощадить ее?
– Я лишь даю совет, а в прошлом вы соблаговолили прислушиваться к моим советам.
– Месье Бурсен умоляет дать ему время подготовиться к пиру. Я дам ему день, хотя он измучит меня сетованиями. В таком случае русалка проживет до завтрашней полуночи, до празднества после Карусели; за сутки вы должны найти сокровища.
– А если Шерзад найдет их, вы сохраните ей жизнь?
Его величество был неумолим:
– Я подумаю.
Мари-Жозеф поспешила к фонтану Аполлона и к его узнице. Русалка медленно подплыла к ней, вяло покачиваясь на волнах. Сама остро нуждаясь в утешении, Мари-Жозеф принялась утешать Шерзад.
– Граф Люсьен отправил гонца с приказом его величества на своей самой быстроногой лошади, – принялась уговаривать она. – Корабль выйдет в плавание и найдет сокровища. И тебя освободят.
Шерзад оперлась на колено Мари-Жозеф.
«Дома, – пропела она Мари-Жозеф, – мы можем прокричать прямо в волны: „Мне нужно то-то и то-то“. И все русалки и водяные нас услышат. Но если кричать против ветра, голос исчезнет».
Мари-Жозеф грустно улыбнулась:
– Совершенно верно, сестра.
«Поплывем со мною, сестра, – пропела Шерзад. – Я умираю, дорогая подруга, меня спасут лишь прикосновения моих соплеменников».
– Не могу, – прошептала Мари-Жозеф. – Прости меня, Шерзад, но это невозможно.
Мушкетеры подняли полог шатра, впустили зрителей, и те столпились вокруг клетки, подзывая Шерзад выкриками и свистками, протягивая руки меж прутьями клетки, чтобы привлечь ее внимание.
Лакей внес портрет его величества и установил его на королевском кресле.
– Поведай им другую историю, – стала увещевать Шерзад Мари-Жозеф. – Радостную, веселую, пожалуйста.
В шатер вступили Лоррен, Шартр и герцог Бервикский. Они с преувеличенным почтением поклонились портрету его величества и заняли места в первом ряду. Мари-Жозеф притворилась, будто не видит их, даже когда они перешептывались, пересмеивались и бросали на нее оскорбительные многозначительные взгляды.
«Если они приблизятся ко мне хотя бы на шаг, – решила Мари-Жозеф, – я захлопну дверь клетки у них перед носом!»
– Мы пришли послушать русалочью историю! – крикнул Шартр.
Мари-Жозеф сознательно не удостоила его взглядом, проявив неучтивость, которая могла ей дорого обойтись. Она протянула руку Шерзад, та обхватила ее пальцы мягкими как шелк плавательными перепонками, затем отпустила ее руку и стрелой пронеслась по бассейну, рассекая водную гладь, выпрыгнула, взмыв над водой, и, перевернувшись в заднем сальто, перелетела через Тритона.
– Осторожно! Шерзад, не смей!
Лоррен рассмеялся:
– Пусть прыгнет еще раз!
– Нет! – крикнула Мари-Жозеф, слишком расстроенная и возмущенная, чтобы притворяться, будто не замечает Лоррена. – Здесь мало места, она же разобьется!
– Его величество предоставляет морской твари больше пространства, чем своим придворным.
Шерзад снова подплыла к ней, снова вознеслась над водой и чуть было не низверглась на помост. Ее золотистые глаза сияли яростью и отчаянием.
– Браво! – возгласил Лоррен.
– Мадемуазель де ла Круа, пожалуйста, вы же обещали нам историю!
Шерзад промчалась по бассейну почти до самой стенки, в последний момент развернулась и снова пересекла его гладь. Неволя мучила ее. Она нырнула к впускному отверстию и затрясла решетку, тщетно пытаясь выломать, но даже не сдвинула с места. В фонтане она не нашла ничего, чем можно было бы открыть или взломать решетку, а обломки металла, усеивавшие дно, сплошь не годились: и серые, и цвета солнца, они были мягкие и легко гнулись у нее в руках.
Мари-Жозеф позвала ее, но Шерзад не откликнулась: она металась по бассейну, стремительно и неутомимо преодолевая одно и то же маленькое расстояние, но разве так она дала бы выход своему гневу и неистовству, окажись она в океане? Она причитала и плакала, передавая скорбь мутной воде. Мимо проплыла рыбка. Шерзад схватила ее и разорвала на куски. Блеснула чешуя, и вода тотчас унесла ее.
Русалка сильно оттолкнулась ногами и вновь взмыла над водой, а потом обрушилась вниз, подняв гигантский фонтан брызг. Вода хлынула на помост и перелилась через каменный бордюр бассейна, промочив ноги Мари-Жозеф. Та с испуганным криком отпрянула. Шерзад не могла взять в толк, почему она упорно отказывается ходить с мокрыми ногами.