– Фалу… – начала Ранами и запнулась.
Столько надо было сказать, но она не могла подобрать правильные слова. Когда-нибудь Фалу устанет предлагать. Когда-нибудь она согласится жить во дворце. Если только Фалу не перестанет просить ее об этом.
Но сейчас Фалу этого не предлагала.
– Я хочу, чтобы ты жила со мной во дворце, – сказала она, – и давно тебе это предлагаю. Я уважаю твои желания и прихожу к тебе в город, но ты не обязана жить в лачуге. И порой мои желания тоже должны иметь значение.
Что это? Странная попытка прийти к компромиссу?
– Ты хочешь сказать, что поможешь им? – спросила Ранами.
Фалу покачала головой, и Ранами на секунду упала духом, но потом Фалу тяжело вздохнула и продолжила:
– Мы тут говорим о Безосколочном меньшинстве, Ранами. Ты думаешь, это игра такая? Думаешь, можешь пригласить их сюда, чтобы они помогли фермерам, а потом они отчалят? Я знаю, ты считаешь меня наивной. Может, и так, но не настолько.
Джио скрестил руки на груди, но не сказал ни слова, и это было мудро с его стороны.
– Я понимаю, что тебя волнует, – продолжила Фалу, – но всему есть причина. Отец выделил земли фермерам, они ему присягнули. Да, я считаю, что деньгами он распоряжается неразумно и даже глупо. Но он имеет право посылать орехи каро на более богатые острова, где за них предложат лучшую цену. Он честно выплачивает фермерам их долю. Он сохраняет на острове мир и порядок, и то, что за это надо платить, – справедливо.
Ранами скрипнула зубами – они опять ходили по кругу, и это могло продолжаться часами. Что делать, если даже лидер Безосколочных не смог убедить Фалу?
– Я не знаю, что еще сказать, чтобы ты наконец меня поняла.
У Ранами защипало глаза. Ей этого не хотелось, ей было стыдно, но она не смогла сдержать слезы. Она сделала все, чтобы навести мост через пропасть между ними, а теперь, по всем ощущениям, наступил конец их отношениям. Как это принять, она просто не понимала.
Фалу взяла ее руки в свои:
– Ранами, ты много через что прошла, и я подвергала нас опасности. Поверь, я ради тебя горы сверну. То, что сейчас происходит, – самая странная и дурацкая из твоих затей. Но если это так много для тебя значит – хорошо. Дело не в том, что мой отец потеряет деньги на выгодной продаже орехов каро. Но давай попробуем.
Фалу вытерла большими пальцами дорожки от слез Ранами и поцеловала ее в обе щеки.
– Больше ни один фермерский ребенок не умрет от болотного кашля. Только не в этом влажном сезоне. А вы… – Фалу переключила свое внимание на Джио. – Я пошлю императору донесение, что вы у нас на острове. К тому времени, когда он его получит, мы здесь уже закончим и вы уплывете. Этот остров не созрел для мятежа, нас наша жизнь устраивает.
Видимо, Джио кивнул, потому что Фалу снова посмотрела на Ранами и обняла ее за талию:
– Ну, теперь мы можем перестать ссориться?
В этот момент зашевелился и со стоном взялся руками за голову один из вырубленных ею мятежников.
– Спасибо, – сказала Ранами.
Она сама до конца не понимала, кого благодарит – Джио или Фалу.
12Йовис
Мне не везло: вскоре после того, как я сказал Мэфи, чтобы он перестал дуть в парус, наступил полный штиль. Лодка покачивалась на волнах, как люлька новорожденного. Палуба нагрелась от солнца, я прекрасно это чувствовал босыми ногами. Мэфи я постелил одеяло в теньке на носу лодки, он лежал на нем, свернувшись в клубок, и время от времени с урчанием переворачивался с боку на бок. Когда я клал ладонь ему на спину, он сразу же затихал. Держась за бок с явно сломанными ребрами, я просматривал карты и поглядывал на Мэфи. Что это за зверек, я так и не понял. Глубины Бескрайнего моря – тайна, как и то, кто в них обитает. Все острова окружает небольшой шельф, который резко обрывается и вертикально уходит в глубину. Острова движутся по Бескрайнему морю, и у каждого, естественно, есть дно. Мы с братом часто хвастались, что смогли донырнуть до того места, где остров снова начинает сужаться.
Все дети этим хвастаются.
Мэфи был похож сразу на нескольких животных. На котенка. На выдру. На обезьянку с перепончатыми проворными лапками. На кого он станет похож, когда шишечки возле ушей превратятся в рога? На антилопу? И какое животное способно производить ветер, да еще и разговаривать?
Я потер лоб и попытался упорядочить разбегающиеся мысли. Ясно одно: я упустил шанс узнать побольше об исчезновении Эмалы, потому что хотел уберечь это существо от гибели.
Мое сердце стояло перед выбором. Я хотел позаботиться о Мэфи. Когда он снова заурчал во сне, я почувствовал, что перестал хмуриться, хотя до того момента даже не сознавал, что сижу насупившись. Нет, надо признать, никакого выбора не требовалось. Я уже позаботился о Мэфи, а вот Эмала…
Мы познакомились детьми, тогда еще Праздник десятины не забрал жизнь моего брата Оню. Я собирал моллюсков на берегу, мама была неподалеку. Помню, она подоткнула юбки, чтобы не мешались…
Хотел бы я сказать, что помню первые слова, которые мне сказала Эмала. Или что, увидев ее, я потерял дар речи, или что я сразу понял – она та самая, особенная. Отец Эмалы рыбачил, сидя на шесте, недалеко от берега, и она какое-то время просто за мной наблюдала. Я начал приставать к ней с обычными вопросами: «Ты здешняя? Говоришь на империанском? Как тебя зовут?» Но Эмала не отвечала, вместо этого она нашла палку и стала вместе со мной выковыривать из песка моллюсков. А потом сказала: «Спорим, я насобираю больше». Так мы и подружились.
Для меня она была обычной голенастой девчонкой с черными густыми волосами, и пальцы у нее почему-то всегда казались липкими. Иногда я не мог дождаться, когда снова ее увижу. Иногда ненавидел так сильно, как может ненавидеть только маленький мальчик. А после смерти Оню она стала моим лучшим другом.
Я надеялся, что Эмала знала, что я ищу ее.
Что-то несколько раз стукнулось о борт лодки. Оказалось, что это какие-то деревяшки, но не плавник, скорее обломки после кораблекрушения или после потопления Головы Оленя. Меня снова захлестнул ужас при мысли о том, как люди, живущие на суше, встретили свою смерть под водой. Я схватился за перевязанное грубой тряпкой запястье. На большинстве тел утопленников не будет татуировок, да и тел наверняка найдут совсем мало. Если вообще найдут.
Я снова сосредоточился на картах. В конце сухого сезона острова Хвоста Обезьяны сдвигаются ближе друг к другу, а сам архипелаг в это время года движется на северо-восток. Проделав кое-какие расчеты, я определил месторасположение следующего острова и выправил курс.
К вечеру наконец подул ветер. Проснулся Мэфи и начал что-то щебетать, но с одеяла не уходил, поэтому я сам поймал рыбу и принялся его кормить. Усы Мэфи щекотали мне пальцы, он громко чавкал, голова у него ходила вверх-вниз. Я наблюдал за тем, как работают его белые зубы, и задумчиво поглаживал по макушке.
– Моя мама сказала бы, что тебе следует есть потише. Она сказала бы, что твое чавканье могут услышать в любом уголке Империи.
Я умолк в надежде, что он снова со мной заговорит.
Мэфи посмотрел на меня и спросил скрипучим, как ржавые петли, голосом:
– Плохо?
Я рассмеялся. Да, возможно, он был как те попугаи.
– Плохо, – подтвердил я. – Совсем плохо.
Мэфи холодными лапками взял у меня очередной кусок рыбы и съел его изящно, прямо как сын губернатора.
– Ты понимаешь, о чем я говорю? – спросил я, глядя в его черные глаза.
Но Мэфи просто смотрел на меня, пока я снова не почувствовал себя идиотом, который разговаривает со зверушкой. И я действительно так думал, мне даже не верилось, что я смог увести лодку от тонущего острова. Я работал до изнеможения, я украл лодку у Иоф Карн, но как только этому зверьку становилось плохо, я забывал обо всем на свете.
Время еще было. Если продать дыни на следующем острове, на выручку можно будет купить больше товара и выгодно его перепродать. Так можно скопить денег на умные камни. И я снова найду лодку с синими парусами.
В ту ночь Мэфи забрался ко мне под одеяло. Его длинное тельце прижималось к моему боку, я чувствовал, как бьется его маленькое сердце. Было даже странно думать, что совсем недавно я опустил его в воду и велел искать своих сородичей. Я немного подвинулся и понадеялся, что не придавлю его во сне.
– Только не жди, что так будет каждую ночь, – пробормотал я. – Сегодня это потому, что ты не очень хорошо себя чувствуешь.
Мэфи в ответ вздохнул и положил голову мне на плечо.
Проснулся я оттого, что Мэфи ткнулся холодным носом мне в ухо. Я откинул одеяла, а когда свободной рукой отодвинул Мэфи, понял, что не чувствую боли, как будто меня вовсе и не били люди Иоф Карн. Я замер, повернулся на бок и приготовился к острой боли от сломанных ребер. Ничего. Тогда я отбросил последнее одеяло и задрал рубашку. Синяки были на месте. Я потыкал один пальцем – да, это было больно, но уже не так, как день назад.
За спиной послышался всплеск.
– Мэфи! – закричал я, на секунду забыв о том, что он умеет плавать.
У меня в голове промелькнули картинки со всеми тварями, которых я встречал за те годы, что занимался контрабандой. Акулы, гигантские кальмары, морские змеи, зубатые киты. Для всех них Мэфи был бы лакомым кусочком. Но к счастью, я услышал его щебет еще до того, как перегнулся через борт.
Мэфи плавал рядом с лодкой: нырнул, вынырнул, перевернулся на спину и явно получал удовольствие от купания.
– Нет, Мэфи! Это плохо!
Если раньше казалось, что он меня понимает, то теперь это было похоже на разговор с обычной кошкой. Мэфи потер лапами усатую мордочку и снова нырнул глубоко под воду. Я задержал дыхание, кровь зашумела в ушах. Отчасти я боялся, что его съедят, но в то же время предполагал, что он мог встретить сородичей или передумал дальше путешествовать со мной. Может, оно и к лучшему, я ведь даже не знал, надо ли ему есть рыбу, или он еще нуждается в материнском молоке.