Я не мог вымолвить ни слова.
– Высокий парень, вытянутое лицо, широкий плащ с капюшоном. Похоже на то, что ты ищешь?
– А что за спутница? – с трудом выдавил я.
– Молодая девушка. Ростом пониже будет. Большие темные глаза, густые брови и худое лицо. – Тут Шуай нахмурилась. – Не красавица, но яркая – так бы я сказала. Уголки рта немного приподняты, как в улыбке. Но она была напугана. Очень напугана. Она не сказала ни слова, и он тоже.
Мэфи, видно, почувствовал мое состояние: перестал смаковать клешню краба, уронил ее и принялся похлопывать меня лапой по волосам. Нельзя полагаться на словесный портрет, но после слов Шуай у меня перед глазами сразу возникло лицо девушки. Эмала! Никто не назвал бы ее красавицей. Никто, кроме меня.
Шуай похлопала меня по руке, в которой я сжимал свою порцию крабовых клешней:
– Можешь присесть, если хочешь.
Голос у нее был такой добрый, у меня даже слезы на глаза набежали. В глубине души я понимал, что она приторговывала информацией, это помогало ей ощущать собственную значимость, но я был ничем не лучше, потому что сам не раз и не два использовал людей в своих интересах.
– У нее была родинка вот здесь? – Взяв себя в руки, я показал пальцем под свой правый глаз.
Шуай призадумалась.
– Нет, родинку не видела, разве что веснушки.
Надежда, паника, страх… все как ветром сдуло, и я остался в темной пустоте. Это не Эмала. Просто какая-то похожая на нее девушка.
– Мне надо идти. Спасибо тебе.
Аппетит у меня пропал, и я передал остатки своего краба Мэфи. У меня было еще одно дельце.
Бо́льшую часть дня я потратил на поиски умных камней. Но надо было еще, чтобы Мэфи понял их необходимость, ну или хотя бы не так резко на них реагировал, и на это у меня ушел остаток дня. Видно, дело было в запахе: я дотрагивался до камней, Мэфи пятился от моих ладоней, шипел, плевался и становился похож на игольницу. Он снова забрался ко мне на плечи только после того, как я хорошенько вымыл руки, но и потом еще какое-то время крепко обвивал мою шею хвостом, как будто придушить хотел.
Но какой у меня был выбор? Мэфи – зверек, которого я подобрал в океане всего несколько дней назад. Эмала – женщина, за которую я бы жизнь, не раздумывая, отдал. И потом – Шуай могла ошибиться, и та молодая девушка, которую она видела, все-таки Эмала. Я должен был сам все выяснить. На меня словно накинули аркан, затянули до боли и тащили вперед.
На закате я вернулся к пристаням.
Там меня ждал мужчина, который заплатил за то, чтобы я тайком увез его дочь с острова. У него в ногах стояла коробка с припасами. Правой рукой он приобнимал за плечи девочку с косичками и грустными глазами, а левой мальчика того же возраста. Я, даже не взглянув на его умоляющую физиономию, сразу понял, о чем он собирается меня попросить.
Должно быть какое-то определение для этого ощущения. В общем, надо было бы удивиться, но я не удивился.
Мама часто ругала меня, когда я был мальчишкой. «Одно глупое решение, – говорила она, – как отпущенная крыса. Оно порождает последствия, о которых ты вначале и подумать не мог».
Мэфи, как только увидел детей, заверещал от радости. Это был первый звук, который он издал с тех пор, как я опустил в карман умный камень.
Мои глупые решения множились, как идущая на нерест рыба.
16Лин
Фартука, как у отца или Баяна, у меня не было. Вместо него пришлось использовать тунику, которую мне больше никогда не надеть. Именно ею я вытерла перепачканные в крови пальцы и грязь под ногтями.
Мне удалось найти комнату, где отец держал нужные для построения конструкций части птиц, обезьян, котов и других животных, которых я никогда не видела, и даже тех, о которых никогда не слышала. Все они хранились в ящике-леднике. Комната была вырезана в скале под дворцом. Там было темно и холодно, но все равно чувствовался легкий запах гниения и мускуса. Я выбрала несколько частей, которых точно не хватятся из-за их размеров, – крылья воробья, мягкое тельце крысы и голову саламандры. Мелкие части сшивать сложнее, но, согласно книжке, которую я прочитала, новый осколок, который я вживлю в конструкцию, исправит все допущенные ошибки. А вот крупные тела конструкций сшивать надо аккуратнее – осколок способен исправлять только мелкие погрешности.
Пока сшивала конструкцию, старалась не растрачивать нервы. Они еще пригодятся, когда я буду вырезать команду на новом осколке, который лежал в кармане, и помогут точно использовать магию, когда я погружу пальцы в тело конструкции.
Будет ли она мне подчиняться? Или я пропустила какие-то детали из своего прошлого? Возможно, у меня нет дара работать с осколками и отец именно поэтому не делится со мной секретами своей магии.
В дверь постучали, и мое сердце эхом отозвалось на звук. Я сунула конструкцию под кровать и, чертыхаясь, еще раз вытерла ладони. Надо было торопиться.
Стук повторился. Я одернула тунику, подошла к двери и распахнула ее так резко, что в комнату ворвался поток воздуха, а с ним запах сандалового дерева.
На пороге, опершись двумя руками на посох, стоял отец. Он немного подался вперед и посмотрел мне за спину. Мне в который уже раз стало интересно, как он лишился пальцев на ногах, но я вовремя вспомнила о том, чем занималась.
Если бы я оглянулась, он бы сразу понял: что-то не так. Поэтому я смотрела на отца, надеясь, что он не заметит, как пульсирует вена у меня на шее, и пыталась представить обстановку в комнате. Не оставила ли я следов? В любом случае было уже поздно что-то предпринимать, оставалось только ждать, чем все это закончится.
Отец перевел взгляд на меня:
– В последнее время тебя почти не видно. Понимаю, я постоянно занят. Конструкции ветшают, солдаты доставляют их во дворец, а я привожу их в порядок, это бесконечный процесс. Но ты не приходишь к обеду.
Я ожидала увидеть на пороге Баяна и поэтому сразу нашлась что ответить:
– Я медитировала. Баян сказал, что это медитация помогла ему восстановить память…
Тут я опустила взгляд, как будто бы смутилась из-за того, что отец застал меня за этим занятием.
– Хорошая идея. – Отец кивнул. – Я рад, что ты пытаешься вспомнить. Многое стерлось из твоей памяти, но молодая женщина, которой ты была… она еще здесь. Я в этом уверен.
Он посмотрел куда-то мне за плечо.
А что не так с молодой женщиной, которая сейчас стоит перед ним?
Я кашлянула и переступила с ноги на ногу.
Скорее бы он уже ушел. Если подумает, что мне не терпится вернуться к медитации, тем лучше.
Не то чтобы я не хотела все вспомнить, я хотела. В первое время я денно и нощно копалась у себя в голове, пытаясь найти себя прошлую. Я цеплялась за любую мысль, раскручивала ее до бесконечности, но результат был такой, как будто мне голову стягивали железными обручами.
Нет, все, что у меня есть, – это я настоящая.
Отец заметил мое нетерпение. Могло ли быть иначе?
– Меня восхищает твоя самоотдача, – низким хрипловатым голосом сказал он. – Но я хочу, чтобы сегодня ты пообедала со мной и с Баяном. Нам есть что обсудить, и я бы хотел, чтобы ты присутствовала.
Решиться было непросто. У меня под кроватью лежала наполовину сшитая конструкция, а с ней дневник и книга с командами для начинающих. Отец сказал, что хочет видеть меня на обеде, но на самом деле это означало, что я должна пойти с ним. Он не приказывал мне напрямую, но его вежливость можно сравнить с тонким покровом, который легко улетучится, стоит мне ослушаться. Поэтому я, пока он не понял, отчего я замешкалась, шагнула за порог и закрыла за собой дверь.
Отец не двигался с места. Мы стояли друг перед другом. Даже старый и сгорбленный, отец был немного выше меня, а посох делал его худую фигуру более внушительной. От его мантии исходили горячие волны, как от очень яркой и очень быстро сгорающей свечи. Запах сандалового дерева и горького чая заполнил мои ноздри.
Отец бросил на меня оценивающий взгляд, развернулся и зашагал по коридору. Подол его мантии волочился по полу и напоминал накатывающие на берег волны.
Я пошла следом.
Обеденный зал располагался рядом с комнатой вопросов. Баян уже был там, сидел по правую руку от отцовского места. Мне приготовили место напротив них. Это было таким посланием для меня… Но в самых незначительных действиях отца всегда скрывалось какое-нибудь послание для меня, и все их значение сводилось к одному: я не принадлежу к их кругу.
Я первой заняла свое место. Слуги сновали туда-сюда. Отец медленно опускался на подушку. Посох положил рядом, одной рукой оперся на стол, а второй – на собственно подушку. Казалось, еще чуть-чуть – и я услышу, как скрипят его старые кости.
По правую руку от меня дымилась чашка с жасминовым чаем, в тарелке напротив в окружении блестящих зеленых овощей и белого риса лежал маленький фаршированный цыпленок с золотистой корочкой. Я почти забыла, какие блюда подают в обеденном зале. Отец редко просил меня пообедать с ними, и я чаще питалась тем, что слуги приносили в мою комнату.
Но лично меня это очень даже устраивало: обедать в обществе отца и Баяна в роскошном обеденном зале все равно что быть приглашенной на трапезу с акулами.
Зачем я здесь? Для компании или для того, чтобы послужить для них «основным блюдом»?
В конце стола были приготовлены еще четыре места, но тарелок напротив них не поставили.
В зал вошли четыре главные конструкции отца. Я сразу напряглась. Слуги заработали еще шустрее, ясное дело – они, как и я, хотели как можно скорее уйти из зала, но у них была такая возможность, а мне оставалось только им позавидовать.
Тиранг – конструкция Воин, обезьяна с когтистыми лапами и длинной волчьей мордой. Он сел ближе всех к отцу.
Потом Илит – конструкция Лазутчик, она занимала в два раза больше места, чем остальные. Села и положила на стол свои многочисленные паучьи лапы.