Баян проскользнул вперед. Я вопросительно на него посмотрела, но он ничего не сказал, просто стоял и ждал, пока я не закрою дверь. Слегка задев Баяна плечом, я прошла к лестнице. От него пахло сандалом, совсем как от отца. Мне стало интересно: он делал это расчетливо, как оставшийся сиротой щенок пытается перенять запах взрослых собак, чтобы они приняли его в свою стаю? Или у него с отцом больше общего, чем у меня, и он даже те же ароматы предпочитает?
Ступеньки были разными: то такими высокими, что мне приходилось опираться на стену, чтобы на них вскарабкаться, то низкими, высотой с два сдвинутых пальца. Тут уж я по-настоящему позавидовала, что у Баяна ноги длиннее моих. Но он не стал меня обгонять и держался сзади. Временами, когда я забиралась на особенно высокую ступеньку, он тихо посмеивался у меня за спиной, а я только скрипела зубами от злости. Один раз я оглянулась, чтобы посмотреть, как высоко мы поднялись. Солнце слепило глаза, от крутизны лестницы у меня даже немного закружилась голова. Панорама открывалась на черепичные крыши дворца; казалось, если хорошенько оттолкнуться, то можно на них спрыгнуть.
Когда я наконец одолела последнюю ступеньку, у меня перехватило дыхание. И не только из-за долгого подъема.
Лестница выходила в круглый двор, со всех сторон окруженный все той же стеной. За стеной поднимались зубчатые горные склоны. В центре рос дымчатый можжевельник, его крона накрывала чуть не все пространство двора.
Если я когда-то его и видела, это стерлось из моей памяти. Я помнила только рисунки или гравюры с можжевельником.
Дымчатый можжевельник растет в основном в горах, его мощный стержневой корень уходит в самую глубь острова. Большинство уцелевших дымчатых можжевельников растут в недоступной местности либо за стенами монастырей, там им поклоняются и тщательно за ними ухаживают. Монахи собирают его кору, листья и ягоды и очень скупо делятся собранным урожаем.
Я неуверенно сделала несколько шагов вперед. Мне все еще не верилось, что это настоящий дымчатый можжевельник. Потом подняла руку и взяла в горсть одну веточку с несколькими темными ягодами. Терпкий запах заполнил мои ноздри, короткие вечнозеленые иголки покалывали ладонь. Мне захотелось уткнуться лицом в эту хвою и вобрать в себя весь ее аромат.
– Осторожнее, не сорви что-нибудь, – предупредил Баян. – Это можно сделать только с позволения императора.
– Кто за ним ухаживает?
– Я, хотя, думаю, твой отец попросит и тебя в этом поучаствовать.
– Так ты поэтому меня сюда привел? – удивилась я. – Тебе нужен помощник?
Я вгляделась в крону: там, обвив хвостом ветку, сидел один из мелких Лазутчиков Илит. Увидев меня, он пискнул и забрался повыше, развернулся и снова с недовольным видом посмотрел на меня. Получалось, отец не доверял даже своему приемному сыну.
– Моя ли в этом вина? – сказал Баян. – Император научил меня всем этим командам, а это все равно что выучить новый язык. Научил собирать конструкции, ухаживать за дымчатым можжевельником, он дает мне уроки политики. У меня почти нет времени на себя – стоит мне выполнить одно задание, он вызывает меня, чтобы поручить следующее. – Баян посмотрел на Лазутчика. – Давай беги, доложи и об этом тоже, мне все равно.
Лазутчик только дернул хвостом и продолжил за нами наблюдать.
– А тебя он хотя бы оставил в покое.
Я выдохнула. В моем дыхании был привкус горечи.
– Оставил, но это потому, что он считает меня неполноценной.
– Да, но вроде ты потихоньку идешь на поправку, – заметил Баян.
Я внимательнее посмотрела на него – блестящие черные глаза, пухлые губы, острый подбородок – и подумала о том, смогу ли когда-нибудь ему доверять. По выражению его лица ничего нельзя было прочитать, оно не было пустым, но и не выдавало секретов. Я знала о Баяне лишь одно: он мой соперник. С того момента, как я начала приходить в себя после болезни, и даже когда я исследовала свое сознание в поисках воспоминаний о моей прошлой жизни, он всегда был рядом. Моя постоянная угроза. Отец с самого начала дал мне понять, кто мой соперник.
– Ты хочешь стать императором? – спросила я.
– Конечно хочу.
– Почему?
– Потому что, если императрицей станешь ты, что будет со мной? Станешь ли ты терпеть во дворце того, кто знает все секреты твоей магии? Твоя семья всегда ревностно хранила секреты магии осколков черепа. А теперь твой отец меня усыновил и передает мне все свои знания. Я не дурак. Я знаю, что со мной будет. Живой я для тебя опасен.
Баян был прав, хотя мне было тошно при одной только мысли, что придется отдать приказ отрубить ему голову. Должен быть другой способ.
– И это все? Других причин нет?
Баян прислонился к стволу дымчатого можжевельника. Он выглядел таким же уставшим, как мой отец, только был в несколько раз моложе его.
– Какая разница? Я делаю это, чтобы выжить. И ты тоже делаешь это, чтобы выжить. И посмотри на нас: у нас по семь ключей.
– Мы соперники.
– Да. И это единственное, что имеет значение.
После этих слов Баян оттолкнулся от ствола можжевельника и быстро, так что мне было за ним не угнаться, прошел через двор и начал спускаться по лестнице.
Солнце соскользнуло за горизонт, и все вокруг окрасилось в тусклый голубоватый цвет. Крона дымчатого можжевельника шелестела на ветру. Я осталась одна в круглом дворе.
19Фалу
Фалу поднесла кружку к губам и притворилась, будто пьет. Ее отец сидел во главе стола, он одобрительно глянул на дочь, а она с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.
– Тебе следует иногда расслабляться, – в который раз посоветовал он.
Отец был высоким и широкоплечим, Фалу тоже, но на этом сходство заканчивалось. Они были настолько разными, что она порой даже сомневалась в их кровном родстве. Он сидел, лениво развалившись на подушках, его черные волосы были убраны в хвост на затылке, а длинные руки и ноги скрыты под бесконечными складками парчи. Фалу ненавидела парчу – жаркую, колючую, тяжелую – и предпочитала простую и удобную одежду. Ей нравилось тренироваться самой и в паре с Титусом, а отец с презрением относился к физическим нагрузкам. Она любила гулять по городу в толпе простых людей, а отец не покидал дворца, как черепаха – свой панцирь.
И Ранами имела наглость заявить, что она плохо знает, какова жизнь за пределами дворца! Она отлично все знает. Ее мать простолюдинка. Да, дом ее матери гораздо лучше, чем скромное жилье Ранами, и после того, как мать вышла замуж за губернатора, у нее стало больше денег. Но она выросла с двумя братьями, и они втроем теснились в одной комнатушке. Ее мать знала, что такое нужда.
Фалу часто проводила время в городе с простыми людьми и со многими состояла в любовной связи – до того, как повстречала Ранами. Чего она не знает о простых людях, которыми правит ее отец? Почему Ранами постоянно твердит, что она не понимает? Это такое состязание – кто больше страдает? И если она проигрывает в этом состязании, ее ли в том вина?
Когда мать Фалу была женой губернатора, она смогла убедить отца снизить нормы сбора орехов для фермеров. А отец собственными глазами видел, как бездельничал один фермер, пока его деревья не были обрезаны. И как Ранами собралась это исправить? Вот как – она решила украсть для фермеров партию орехов.
– Дорогая, ты снова хмуришься, – сказал отец.
У него под боком сидела красивая молодая женщина. Фалу не могла вспомнить, как ее зовут. Таила? Ширан? В этом они с отцом были похожи. Ей тоже нравились красивые женщины. Но Ранами была больше чем просто красивая.
И снова поднимающийся прилив любви смешался с волной безысходности и отчаяния.
– Я просто думала об отправке орехов.
– Моя дочь, любительница пофлиртовать, вдруг заинтересовалась торговлей и бумажными делами? – Отец приподнял бровь.
– А тебя это не интересует?
Отец небрежно пожал плечами:
– Не могу сказать, что меня это интересует, но я губернатор, это зона моей ответственности.
– Нефилану мигрирует во влажный сезон, – сказала Фалу. – Что, если мы в этом году удивим наших фермеров? Не снижай норму, пока они не соберут урожай. Но сразу после сбора позволь тем, кто не выполнит норму, получить свою долю орехов. Фермеры работают в полях и рискуют заразиться болотной болезнью гораздо больше, чем знать, которая живет в сердце Империи.
Отец поставил кружку на стол.
– Фалу, у тебя слишком доброе сердце. Тебе потребуется поработать над этим, прежде чем ты станешь губернатором. Я дал им землю, они должны как-то мне за это отплатить. Это справедливо. Деревья не растут по всему острову, они могут выращивать урожай на пустой земле. Я не принуждал их, они согласились на эту сделку по собственной воле. Если их дела плохи, то виной тому их же лень. – Отец покачал головой и отпил еще один глоток из кружки. – Ты говоришь, как безосколочная. Прибереги свою жалость для тех несчастных, у кого нет выбора.
Фалу нахмурилась. То же самое она повторяла в их спорах с Ранами. Вот только она не думала, что, несмотря на уверенность отца, сама может назвать фермеров ленивыми.
– Ну вот, ты снова хмуришься, – заметил отец.
Фалу решила сменить тему разговора.
– Фонтан во дворе. Тебе лучше его уничтожить. Люди говорят о возвращении Аланги. Ты знаешь, что теперь это не просто фонтан, это артефакт. Если они вернутся, он может быть использован против тебя.
Женщина, которая сидела рядом с отцом, побледнела.
– Ты пока еще не губернатор, – небрежно заметил отец. – Глаза закрыты. Ничего не произошло. Фонтан уже несколько поколений – часть двора. Долг императора – держать Алангу подальше от нас, а династия Сукай сотни лет прекрасно справляется с этой работой. Не понимаю, почему мы теперь должны перестать им доверять.
Если раньше Фалу не обращала особого внимания на легкомыслие отца, то сейчас эта его беспечность раздражала, как зудящее место, которое нельзя почесать.