Потом я пригляделась к остальным. Две семьи под одной крышей, и во главе – родители во втором поколении. Вот почему дом Нумина оказался больше, чем я ожидала.
За столом сидели четверо детей, они чистили чеснок и орехи. Увидев меня, дети выпучили глаза, но не сказали ни слова, хотя было видно, что это далось им ох как нелегко.
– Я привел гостью, – сказал, войдя в кухню, Нумин. – Она – дочь одного из моих постоянных заказчиков. Их слуги не приготовились должным образом к влажному сезону, дождь прямо-таки затопил их столовую, вот я и пригласил ее отужинать в сухом доме.
– Ага, а потом ты пригласишь птичек свить гнезда в твоей спальне, – сказал брат Нумина. – Только, прошу, без обид.
– Никаких обид. – Я скривила рот в улыбке. – Меня зовут Лин.
Брат Нумина только хмыкнул и наклонил сковородку. Эти двое были похожи больше, чем сами это осознавали.
Я шагнула в кухню и спросила:
– Можно я помогу?
Женщина перестала нарезать овощи:
– Нет, не стоит.
Она была выше Нумина и гораздо стройнее, прямо как бамбук – узкая, плоская и грациозная. Судя по ее более светлой коже и вьющимся волосам, она была наполовину пойер. И по срокам все совпадало. Мигрирующие острова архипелага Пойер приближаются к островам Империи где-то один раз в тридцать лет.
Женщина с любовью посмотрела на Нумина; нетрудно было догадаться, что она – его жена.
– Прошу вас, я не привыкла сидеть без дела.
Я ничего конкретно не вспомнила, но атмосфера в доме показалась мне знакомой.
Жена Нумина принялась нарезать лук.
– Ты гостья, – она вытерла локтем набежавшие на глаза слезы, – тебе следует просто сидеть и смотреть.
Я встала рядом с ней и начала чистить луковицу. Резкий запах бил в нос и щипал глаза. Жена Нумина с одобрением на меня посмотрела, но ничего не сказала.
Когда еда была готова, мы все сели за стол.
Это было совсем не похоже на трапезу во дворце – с сидящими по одну сторону длинного стола конструкциями, с тихими слугами, с проникающим сквозь ставни ветром и вечно недовольным мной отцом. Возможно, атмосфера здесь была другой, потому что дом Нумина стоял между двумя другими. И ветер не был слышен, потому что его заглушал гул голосов и звон посуды.
Слева от меня сидели двое детей, справа – Нумин. Брат Нумина сидел рядом с другим мужчиной, я решила, что это его муж. Все разговаривали, то есть за столом велось сразу несколько разговоров.
Маленькая девочка слева от меня похлопала меня по локтю. С виду ей было лет пять, не больше.
– Это Трана, – сказал Нумин, – моя младшая.
– Гляди… – Девочка показала мне бумажную птицу. – Это я сегодня сделала.
Я взяла птичку. Бумага была мягкой и чуть ли не сотню раз согнута и расправлена в самых разных местах. На крыльях – нарисованные черными чернилами точечки и кружочки. Девочке дали ненужный кусок бумаги, а она превратила его во что-то новое. Я посмотрела на малышку и увидела в ее глазах надежду.
– Она просто чудесная, – сказала я.
Трана радостно улыбнулась и похвасталась перед братом:
– Лин говорит, что моя птичка чудесная! – Потом повернулась ко мне и сказала: – Можешь оставить ее себе.
– О, я не могу ее принять, – я протянула птичку Тране, – такая красота должна храниться у того, кто ее создал.
Трана застенчиво улыбнулась и взяла свою птичку обратно.
Нумин пожал плечами:
– Малышка несколько дней ее складывала. – Он положил себе риса и передал большую миску мне. – Упрямая, вся в отца.
– Да уж, – сказала его жена. – А вот я таким достоинством похвастаться не могу.
Я положила в свою тарелку полную ложку горячего риса, струйки пара приятно ласкали руку.
– Как давно вы женаты?
– Пятнадцать лет, – ответил Нумин одновременно со своей женой. – Очень давно.
Они оба рассмеялись, Нумин поцеловал жену в щеку. А я задумалась, какой брак ожидает меня. Скрепленный властью и секретами и с возможной любовью, как у моих отца и матери? Близко я знала только одного своего ровесника – Баяна, но мы, с тех пор как я выздоровела, терпеть друг друга не могли. Я не представляла – или мне это только казалось, – что возьму за руку кого-то вроде него, прильну к нему и позволю ему поцеловать меня в щеку.
Его руки на моей талии, полные губы прикасаются к моей коже.
Жар начал подниматься от шеи к щекам. Я задвинула эту мысль подальше и сосредоточила все внимание на тарелке.
– Лин… – обратилась ко мне старая женщина, которая сидела с противоположной стороны стола. Судя по ее виду, она была матерью Нумина. – Мы не бедные, положи себе еще риса. Ты такая худенькая.
И снова это знакомое ощущение. Я положила себе еще ложку риса и передала миску дальше. На самом деле я очень проголодалась.
– Спасибо, тетушка.
Мои старые воспоминания словно пытались пробиться сквозь тонкую простынь; я видела только их силуэты и разглядеть целиком не могла. Но я никогда не росла в доме, подобном этому. Моя мать умерла молодой, а у отца почти не было родственников. Видимо, когда-то я знакомилась с родными матери, но теперь даже не могла вспомнить, как они выглядели, а отец практически не принимал гостей.
– Ты тут поблизости живешь? – поинтересовалась жена Нумина.
– Не очень далеко, ближе к дворцу.
Она кивнула. Большинство состоятельных граждан столицы Империи жили ближе к дворцу. В стародавние времена в этом был смысл – тогда императоры держали ворота открытыми и люди имели возможность получить аудиенцию.
– У вас очень красивый дом, – сказала я жене Нумина.
Вообще-то, дом был скромным, но при этом просторным, и кто-то не поленился покрасить балки.
– Думаю, ты хотела сказать, что у нас тут очень людно, – сказала жена Нумина, и я заметила в ее глазах веселую искорку. Она многозначительно посмотрела на беспорядок в комнате и особенно на две деревянные игрушки на полу. – Нас тут девять человек, и мы делим на всех одну комнату, своя только у нашей бабули.
Но я не боялась, что обижу ее, если буду стоять на своем.
– Нет, я сказала именно то, что думаю.
Мне трудно было подобрать слова, чтобы описать, что я чувствую, сидя между Нумином и его младшей дочерью, а она всякий раз, когда подносит ложку ко рту, из-за тесноты толкает меня локтем. Близость с ними дарила покой и одновременно подбадривала, так же как их улыбки и то, как они относились друг к другу.
– Прекрасным этот дом делают люди, которые в нем живут.
Щеки у жены Нумина порозовели, ей явно было приятно услышать мои слова.
– Вот видишь? – сказала она мужу. – Это никакой не бардак, у нас прекрасный дом.
– Но не такой прекрасный, как ты. – Нумин провел пальцами у нее под подбородком.
Было странно видеть его в такой обстановке. У себя в кузне он был грубоватым, молчаливым, и там я ни разу не видела, чтобы он улыбался. Дома он расслабился и даже замечания детям делал с нежностью в голосе. Он был словно змея, которая только что сбросила кожу и стала яркой и гладкой.
Я поднесла ложку ко рту, чуть опустила голову и совершенно случайно посмотрела в сторону открытого окна. Там на скошенном подоконнике сидела конструкция Лазутчик и наблюдала за нами черными блестящими глазками.
И это была не моя конструкция.
Что она видела? Что услышала? Я не задумываясь вскочила на ноги и в ту же секунду услышала в глубине своего сознания жужжание, которое сигналило об установленной связи с моей конструкцией.
– Хао! Поймать Лазутчика! – скомандовала я.
Послышался цокот когтей по деревянным половицам. Конструкция на окне замерла и навострила уши. Она метнулась в дом. Брат Нумина вскочил из-за стола, все четверо детей закричали от страха.
На подоконнике появилась Хао. Она заметила вторую конструкцию и ринулась в атаку.
Они скакали по сковородкам, уронили на пол горшок, он, конечно, разбился. Жена Нумина схватила кухонную лопатку и начала преследовать Лазутчиков, пытаясь их пришибить.
– Бей того, который убегает! – крикнула я. – Второго не трогай!
Но меня, похоже, никто не слышал. Наконец Хао загнала Лазутчика к столу, прыгнула на него и прижала к полу. Я быстро, пока жена Нумина не забила конструкции до смерти, подскочила к ним, выхватила из кармана резец, встала на колено и вытащила из Лазутчика осколок. В этот раз все прошло гораздо легче, чем с Хао. Потом я взяла конструкцию на руки, подошла к окну, положила ее на подоконник и вставила осколок обратно. Какое-то время она лежала без движения, потом ожила, вскочила на ноги и убежала, начисто забыв о своей миссии.
В комнате у меня за спиной воцарилась тишина.
– Лин – самое простое имя, – сказала жена Нумина. – Так многих зовут. И дочь императора тоже.
Я развернулась и увидела, что все как один смотрят на меня.
Дом, который совсем недавно казался таким теплым, стал холодным, как талая вода в горах.
Жена Нумина подошла к детям, обняла их за плечи и слегка притянула к себе. Она сделала это мягко, но я поняла смысл этого движения. А брат Нумина поднял руку и потрогал мягкое место за ухом, там, где у него остался шрам от вырезанного осколка.
Я – Лин, и я – дочь императора.
И я использовала магию осколков в их доме. В доме, где они могли хотя бы ненадолго притвориться, будто их жизням ничто не угрожает.
– Простите меня! – выпалила я и выскочила из комнаты.
22Йовис
Тем не менее мы опоздали. Я крался по узкому переулку к городскому рынку, где начинался Праздник десятины. Со слов местных я знал, что они каждый год ради Праздника убирают с рынка все палатки и прилавки.
Мэфи, который уже вырос в холке мне до колена, жался к моим ногам.
– Мы делаем очень хорошо, – громким шепотом сообщил он.
И я, кажется уже в тысячный раз, опустил ладонь, показывая, что голос лучше не подавать.
– Очень хорошо, – всего на полтона ниже повторил Мэфи.
Это у меня уже вошло в привычку. А люди всегда говорят о привычках как о чем-то, что однажды непременно тебя убьет.