– Ну еще бы! Он же говорит о спасении, о том, как сделать лучше для всех. Но вот ты скажи – часто такое получается? Взять и устроить Совет из представителей островов? Люди любят простые решения. Когда все это началось, люди верили, что Сукай нас спасут. Понимаешь? Они не спасли нас, они сделали нас своими рабами. Я должен постоянно оглядываться, думать о своих родных. А значит, я должен найти жену. Если ты веришь в то, что новый порядок – это так хорошо, почему не останешься здесь вместе с ним?
Глупый вопрос. Даже не знаю, как мне такое в голову пришло. Но сказанного не воротишь.
– Никогда тебя не оставлю, – сказал Мэфи и снова запетлял у меня под ногами.
Тяжко в этом признаваться, но мне после его слов очень полегчало на душе.
Мэфи сел передо мной на задние лапы и сказал скрипучим голосом, от которого у меня мурашки по спине побежали:
– Йовис, эти люди тут – тоже твои люди.
Я вспомнил о долгих часах в императорской Академии, о косых взглядах, о том, как смотрели на мою кожу, о том, сколько сил мне приходилось вкладывать, доказывая, что я не хуже других. Всем в Академии было плевать на меня. Я провел там два года, ни на кого, кроме себя, не мог положиться. Потом наконец меня с неохотой признали, и я заполучил штурманскую татуировку. Они хотели, чтобы я провалил все экзамены, и очень разочаровались, когда этого не случилось.
– Они – не мои люди!
Я хлопнул ладонью по стене и с опозданием почувствовал вибрацию в костях. Пришлось сделать глубокий вдох, чтобы унять эту дрожь и не дать обвалиться стенам в коридоре.
Мэфи прижался к полу и посмотрел на потолок.
Я медленно выдохнул. Казалось, если выдохну резко, все станет только хуже.
– Прости. Что-то я погорячился, надо быть осторожнее.
Мэфи, не сводя взгляда с потолка, подкрался ко мне поближе и постучал лапой по колену:
– Мы вместе. Нас не разлучить.
У меня от облегчения голова пошла кругом, я оттолкнулся от стены и неуверенно двинулся вперед. Ладонь вспотела; чтобы не уронить лампу, пришлось крепче сжать пальцы.
Стена, по которой я хлопнул рукой, куда-то исчезла. Сердце грохотало в ушах.
– Что это?
Мэфи юркнул вперед, я даже слова сказать не успел.
– Стой…
Я осекся и тряхнул головой.
Мэфи исчез в открывшейся комнате, останавливать его было бесполезно. Что бы там ни думал лидер Безосколочных, Мэфи – не мой питомец. Он – друг. Очень глупый друг.
Я поднял лампу повыше и шагнул следом за ним. Волноваться было не о чем. Комната была маленькой, никаких затаившихся в углах монстров. Я оглянулся. За спиной – каменная плита, она же – дверь. Пробежался пальцами по краям – ничего. Там, в коридоре, я точно не видел никакой двери. Откуда она взялась? Или свет от лампы был слишком тусклым и я ее не заметил?
Мэфи открыл сундук и принялся в нем рыться, поднимая вокруг себя облака пыли.
– Прекрати! – крикнул я. – Ты же не знаешь, что там.
Все без толку, я даже мог не подавать голос. Мэфи попробовал на зуб браслет из камней, понял, что он несъедобный, и отбросил в сторону. Принялся вынимать ткань и замотался в нее, как в бинты.
Я вздохнул и оглядел комнату.
В центре стояла низкая кровать, а в углу – утопленная в каменный пол ванна. Когда-то давно это могло быть очень даже хорошим местом для отдыха. Вдоль стен – вырезанные из камня полки. Все на первый взгляд пустые, но когда я поднес лампу поближе, то увидел следы на слое пыли. У меня мурашки по спине побежали. Кто-то сюда приходил, и, судя по следам, это было год назад, не позже.
– Мэфи… – шепотом позвал я, но даже шепот в этом месте казался слишком громким. – Уходим отсюда.
На одной полке я приметил какие-то щепки и кое-что еще…
Книга.
Мэфи выбрался из сундука и метнулся ко мне, как раз когда я взял книгу с полки.
– Еда? – спросил он.
Определить, в какое время суток все это происходило, было сложно, но, думаю, ближе к закату. То есть после ужина. Мэфи в последнее время ел больше обычного и по утрам был слишком уж расслабленным.
– Нет, не еда, – сказал я и вдруг почувствовал острое желание выбраться из этого места, снова оказаться в своей лодке, в море. – Но еду мы скоро раздобудем.
На обложке книги никакого названия не было, только на переплете несколько мазков золотой краской. Страницы хрустели от старости, и от них пахло землей.
Я поднес лампу ближе, но все без толку.
Имперский язык я знал, язык пойеров, хоть и не в совершенстве, тоже, но эта книга была написана на каком-то другом языке. Буквы были мелкие, и слова чуть ли не набегали друг на друга. Пролистал несколько страниц, но ничего знакомого не заметил.
Стоп!
Пролистал на несколько страниц назад.
Вот оно. Это слово. Написано на незнакомом языке, но я его знаю.
Аланга.
29Лин
Уфилия передвигалась по дворцу, словно какой-то призрак. Я не знала, где она живет, поэтому пришлось послать Лазутчика на ее поиски, и на эти поиски ушло три дня. Я же на три дня погрузилась в книги и все это время не могла не думать о Баяне, о том, как он таял у меня на глазах. И всякий раз, когда я встречала в коридорах дворца отца, он отводил взгляд. Я всего лишь раз осмелилась спросить, где Баян, на что отец ответил: «Отдыхает». И в голосе его звучала угроза.
Я не настолько тупая, чтобы переспрашивать, но смелости на то, чтобы вернуться в комнату Баяна на следующий день, у меня хватило.
Комната была заперта. Я приложила ухо к двери и ничего не услышала. Даже звука его дыхания слышно не было.
Почему он не хотел увидеться с отцом? Почему хотел от него спрятаться? Ответ один: это с ним сделал отец.
Прохладный ночной воздух и несколько капель дождя. Ясное дело – Уфилия не выберет для себя место, куда легко добраться. Лисы любят норы, а вороны любят летать. Я ползла по крыше, цепляясь за скользкую от влаги черепицу. В кармане на поясе – резец и пара осколков из хранилища.
С командами для Уфилии надо быть аккуратнее: одна ошибка – и я нарушу установленный отцом порядок. Но если все сделаю правильно, выиграю больше, чем с Маугой.
И еще: для отца Торговец важнее Чиновника – значит Уфилия точно устроена сложнее Мауги.
Я медленно перебиралась по скользкой черепице. Дождь и ветер грозили сбросить меня с крыши, а высота была приличная – сломанными ребрами не отделаешься. Нога соскользнула, я мельницей замахала руками.
Нет уж, такой смертью я не умру.
Успела вцепиться в черепицу, почувствовала, что содрала ноготь.
Будь прокляты эта Уфилия и ее гнездо.
А гнездо она устроила под коньком крыши.
Дальше я поползла на карачках. Дождь усилился, видимость ухудшилась. Наконец впереди замаячил край крыши. Подползла к нему на животе, перегнулась, посмотрела вниз.
Из гнезда торчали пучки сухой травы. Кроме них, видны были только черные перья и белый кончик рыжего хвоста. Ни перья, ни хвост не шевелились – значит Уфилия, скорее всего, спит.
Даже если так, как незаметно подкрасться к летающей лисе? Это мне не по зубам. Важно сделать это быстро и при этом заблокировать Уфилии путь для отхода. Можно свеситься с крыши, но черепица слишком уж скользкая, а мне надо спрыгнуть прямо к ней в гнездо.
К коньку крыши в качестве украшения был прибит кованый железный прут. Это непросто, но можно лечь на спину, ухватиться за него и оттолкнуться ногами.
Я не акробат, но я невысокая и легкая. И все равно эта железяка может не выдержать моего веса.
А выбор какой?
У меня в кармане лежали ягоды дымчатого можжевельника. Я взяла одну и запихнула в рот.
Вкус кислый и плесенью отдает. Плевать, прожевала и проглотила. Я не монах, охраняющий можжевельник, но я слышала истории. Никто и никогда, даже такой человек, как мой отец, не мог напасть на монастырь и выйти из схватки победителем.
Всего два удара сердца, и я почувствовала эффект от ягоды. Сила наполнила меня до самых кончиков пальцев. Попробуй я эту ягоду у себя в комнате, смогла бы прочувствовать всю ее прелесть, но, увы, я была на крыше. Дождь промочил рубашку насквозь, тучи в небе заслонили луну. Я подняла голову, и вода тут же заволокла глаза.
Доползла до края крыши, свесилась, нащупала железный прут.
Сейчас или никогда. Или я это сделаю, или разочарую отца. Или закончу, как Баян, плоть которого плавилась у меня на глазах. Машина памяти. Отец отбирал память? Или он изобрел нечто, что ее возвращает? Это случилось с Баяном? Или эта его машина не сработала? Сколько пройдет времени, прежде чем отец испробует ее на мне? Ладно, подумаю об этом позже.
Я заставила себя забыть о страхе, набрала в грудь побольше воздуха и оттолкнулась ногами от крыши. Мир покачнулся.
Прут был скользким, он заскрипел под моим весом, а когда я оказалась лицом к земле, один его конец оторвался от балки. Все вокруг замедлилось, каждый удар сердца казался последним. Я прижала колени к груди и увидела перед собой гнездо Уфилии.
Могло и не получиться, но я собралась с силами, выбросила вперед ноги и одновременно отпустила железный прут.
На мгновение все исчезло, остались только я, воздух и белки глаз Уфилии. Конструкция проснулась и обнаружила, что я в темноте ворвалась в ее гнездо. А она-то думала, что, кроме нее, никто не сможет туда добраться.
Я врезалась в мягкое тело Уфилии. Она цапнула меня за бок, прямо под ребрами. К этому времени я уже знала, что главные конструкции отца могут меня атаковать, но боль от укуса все равно удивила. Я дважды попыталась проникнуть руками в ее тело, но натыкалась только на мех и подшерсток. Уфилия тряхнула головой, челюсти она не разжимала, боль от укуса обжигала бок, рубашку пропитала теплая кровь.
Если не соберусь и не доведу дело до конца – проиграю. Я – Лин. Я – дочь императора. Я не проигрываю. Эти слова звучали у меня в голове, они были как раскаленная сталь, которая под ударами молота на наковальне превращается в острый клинок. Я сделала глубокий вдох и предприняла третью попытку.