Но отец ничего такого мне не сказал, и в его взгляде ничто не изменилось. Родные Нумина могли что угодно говорить обо мне, но из их дома это не вышло. Они сохранили мой секрет.
Поэтому я просто сказала:
– Спасибо.
Нумин достал глину для слепка из полки в столе.
– Спасибо за ужин, за время, которое я провела с твоей семьей. Со мной такого никогда не бывало.
Я не знала, как ему объяснить. Ужин с отцом – это все равно что добровольно запереться в дворцовом леднике. Ужин в доме Нумина – это как греться у очага в холодный дождливый вечер.
– Ты их напугала. – Нумин смерил меня долгим непроницаемым взглядом.
Мне хотелось провалиться сквозь пол.
– У меня не было выбора.
– Знаю, так было надо. – Нумин повернулся ко мне спиной и вдавил ключ в форму, как в тесто.
Он работал молча, а я ждала и думала о фреске с Алангой в главном зале дворца, которая служила напоминанием о том, что династия Сукай сделала со своими врагами. Я не могла даже представить, как поступит отец, если узнает про мои дела. Раньше я думала, что он отречется от меня и выставит из дворца. Но теперь, после того, как я не раз гуляла по людным городским улицам, после того, как Нумин пригласил меня в свой дом, эта перспектива уже не казалась мне такой уж страшной. С другой стороны, я видела, что случилось с Баяном, и больше не была уверена, что изгнание из дворца будет моим единственным наказанием.
Какие бы страшные опыты ни ставил отец в своих подвалах, я вполне могла стать его подопытной. Машина памяти. Возможно, когда-то он уже меня использовал.
Нумин работал с кузнечными мехами, искры разлетались от огня, словно сверкающие пылинки. Потом он вылил расплавленный металл в форму. Подождал, пока он остынет, вытащил новый ключ щипцами и опустил его в бадью с водой. Из-за пара, который клубился вокруг его ног, он стал похож на вызванного из преисподней демона. А громкое шипение едва не заглушило его слова.
– Ты нашла мой осколок?
Я знала, что он задаст этот вопрос, хотя каждый раз надеялась, что забудет.
– Нет, еще не нашла, – с трудом выдавила я.
Нумин взял новый ключ двумя пальцами и сравнил его с оригиналом.
– Ты так уж не волнуйся из-за того, что напугала мою семью. Твой отец говорит, что заботится о безопасности всех жителей Империи. Возможно, для такого дела нужен жестокий человек. Но моя мать умерла, когда я был еще совсем мальчишкой. Некоторые конструкции растрачивают свою энергию быстрее других. А мы… – Нумин положил оригинал ключа на прилавок и потрогал шрам за ухом. – Мы все гадаем, когда это с нами случится. Если вообще случится. Гадаем, кто кого переживет, переживем ли мы своих жен, мужей или детей… Но ты уж, пожалуйста, когда станешь императрицей, постарайся быть добрее своего отца. – Он положил новый ключ рядом со старым. – Получилось грубовато, сначала может заесть, но ты его покачай немного, и он провернется. Лучше за такое короткое время мне не сделать.
Я сунула оба ключа в карман и собралась уходить. Надо было вернуться во дворец до того, как отец пойдет в свою комнату. Но у меня ноги словно приросли к полу.
Отец всегда говорил о том, что важно и необходимо сделать. Все, что он делал, было важно и необходимо.
Со мной было то же самое. Я использовала новый осколок, чтобы вживить в Уфилию свою команду. Я оставила осколок Нумина в комнате Баяна. Я ничего не сделала, чтобы помочь Баяну, когда он так нуждался в моей помощи. У меня не было выбора… Или я думала, что у меня его не было. Нумин, помогая мне, рисковал всем, включая свою семью. А я не выкрала его осколок, потому что боялась, что меня раскроют.
Возможно, это у меня с отцом было гораздо больше общего, чем у Баяна.
– Я испугалась. – Признание сорвалось у меня с языка, я просто не смогла себя остановить. – Твой осколок. Он в комнате приемного сына моего отца. Если бы он заметил, что я его выкрала, он мог бы рассказать об этом отцу.
Нумин посмотрел на меня как на ребенка, который разочаровал его своим поступком:
– Но ты знаешь, где он.
– Да.
Я опустила глаза, и сердце у меня тоже как будто опустилось от навалившейся тяжести.
Как поступит со мной Нумин? Станет укорять или накричит? Ничего такого не произошло. Я услышала только, как его ноги в сандалиях тихо ступают по полу в лавке.
– Ты лучше поспеши, пока твой отец не заметил, что ключ пропал.
Мой отец – его боялись все. Страх держал меня в узде. То же было и с Баяном. Страх сковывал всех жителей Империи.
Я вспомнила, что видела страх в его глазах, когда мы оставались наедине в обеденном зале и он начинал задавать мне вопросы. Все это время, что он занимался своими опытами, отгородившись от всех островов Империи. Слуги, за которыми он постоянно следил.
Он правил страхом, и страх правил им.
Мне отчаянно хотелось заслужить его одобрение, отчаянно хотелось услышать от него хоть слово похвалы. И при этом я так же отчаянно не хотела быть такой, как он. Я не хотела, чтобы мной правил страх.
– Я тебе соврала… так бы поступил мой отец.
Я тряхнула головой, как будто так могла избавиться от чувства вины. Но оно никуда не делось, сидело во мне, чтобы я не забывала, где и когда совершила неверный ход. Теперь оставалось только одно: постараться искупить свою вину. – Не хочу быть такой, как отец. – Я посмотрела Нумину в глаза. – В следующий раз я принесу твой осколок и осколки всех твоих родных. Плевать, если это будет опасно. Я найду другие способы защитить людей Империи. Клянусь небом, звездами и Бескрайним морем.
Огонь в горне за спиной Нумина разгорелся ярче, словно скреплял своим жаром данное мной обещание.
– Ветер в паруса, императрица. – Нумин просто приложил ладонь к груди и поклонился.
Ноги легко и быстро донесли меня до стен дворца. На сердце у меня тоже было легко, как никогда. Я успела вернуться вовремя. Бинг Тай только зыркнул на меня со своего места на ковре, пока я возвращала ключ на связку, а я сумела выскользнуть из комнаты отца так, что меня никто не заметил. В свою комнату специально шла длинным путем, так чтобы пройти мимо комнаты Баяна. В последние дни я часто так делала.
На мои расспросы о Баяне отец неизменно отвечал: «Он отдыхает». Но Баяна нигде не было видно, и комната его всегда была заперта.
Из комнаты Мауги доносилось негромкое кряхтение – это он укладывался спать. Еще несколько дверей, и я остановилась напротив комнаты Баяна. Тихонько подошла и приложила ухо к двери.
Тишина.
– Ты что, шпионишь за мной?
У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Я резко развернулась. Баян, целый и невредимый, стоял напротив своей комнаты, скрестив руки на груди.
Он был жив и здоров, и это почему-то меня удивило. Наверное, от огромного облегчения я стала плохо соображать и бросилась ему на шею:
– Ты выздоровел!
Баян словно одеревенел, только слегка расставил руки в стороны, как будто не знал, куда их девать.
– У меня была лихорадка, но вряд ли болотный кашель. Что с тобой такое?
Я отступила на шаг и почувствовала, как у меня на руках волоски зашевелились.
– Я думала, ты умер, Баян…
Слова застряли у меня в горле. Я не была уверена в том, что мне следует так его называть. Может, это уже и не Баян?
– Немного драматично. – Он закатил глаза. – Тебе так не кажется?
Что ж, его высокомерие осталось при нем.
– Это была не лихорадка, даже не пытайся, я тебе не поверю. Ты буквально плавился как воск. У тебя веки сползали на щеки!
– Это какая-то уловка? – Баян прищурился. – Признавайся, ты за мной шпионишь?
Я смотрела на него как на призрак. Тот Баян, которого я видела несколько дней назад, исчез. Тот Баян был добр ко мне, и он пришел ко мне за помощью. А этот Баян был таким, словно в наших отношениях ничто не изменилось.
– Ты не помнишь, – сказала я.
– Это не я тут потерял память, забыла? – Баян глумливо ухмыльнулся. – Я свою память давно восстановил, а вот ты – нет.
– Я, вообще-то, кое-что уже вспомнила. И заработала еще один ключ. Это ты помнишь?
Баян снова закатил глаза.
Я помнила, почему так долго его терпеть не могла, но и понимала, что передо мной – оболочка Баяна, хрупкая как скорлупа, под которой он пытается скрыть свою неуверенность и чувство беззащитности.
– Один ключ – какое достижение! Отойди в сторонку. Ты мешаешь мне пройти.
– Что он с тобой сделал? – Я не могла найти правильных слов. – Это была… машина памяти?
И тут в первый раз за время нашего разговора ухмылка сползла с его лица.
– О чем ты?
Как много я могу ему рассказать? И о чем именно? Если он – Баян из наших прошлых отношений, ему вообще доверять нельзя. Что бы я ему ни рассказала, он доложит отцу, просто чтобы заработать больше привилегий. Но он не мог настолько отличаться от Баяна, который показал мне дымчатый можжевельник.
Я решила рискнуть.
– Несколько ночей назад ты пришел ко мне в комнату. Ты… ты был болен. Очень болен. Ты просил, чтобы я тебя спрятала, но я не успела, пришел отец и забрал тебя. С тех пор я тебя не видела.
Баян нахмурился, словно пытался разглядеть дерево в густом тумане. Он крепко сжал губы и помрачнел, но потом довольно быстро вышел из этого состояния. Он мог не помнить, а я могла вести себя умнее, но он не был глупым.
– Какой сегодня день? – Баян посмотрел мне в глаза.
– Идет третья неделя влажного сезона. Сегодня День песен.
Страх промелькнул у него в глазах. Баян побледнел. Он всегда ходил по дворцу с самоуверенным видом. Просто он еще не сталкивался с тем, с чем я давно была знакома. Он не знал, каково это – не доверять собственному разуму.
– Думаю, отец что-то с тобой сделал. Только не знаю, что именно и почему.
Самое мое раннее воспоминание, в котором я была уверена, – потолок с золотыми хризантемами. Размытая картинка, которую я увидела, когда очнулась от забытья. Позднее, когда я снова пришла в себя, отец рассказал мне, что случилось, и я подумала, что этот потолок мне, наверное, приснился. Но со временем ко мне пришла уверенность в том, что это был не сон и все было по-настоящему.