И теперь он наконец-то понял почему.
Деймон нежно сжал руку Мэнни своей.
— Ты уже рассказала мне так много, так закончи начатое.
Мэнни покачала головой:
— Они что-то сделали с тобой, заставив забыть его. Они сказали, что если ты когда-нибудь сумеешь что-то узнать о нем, то тебя убьют. — Она умоляющим взором посмотрела на Деймона. — Я же не могла допустить этого. Ты стал сыном, которого мы с Джо не могли иметь.
Дверь в его разуме, о существовании которой Деймон до этого мгновения не подозревал, начала приоткрываться.
— Но теперь-то я уже не мальчик, Мэнни, — тихо произнес Деймон. — И меня не так легко прикончить.
Он заварил новую порцию чая, поставил перед ней чашку со свежим, горячим напитком и вернулся в свое кресло.
— А как его звали… зовут?
— У него много имен, — прошептала Мэнни, не отводя взгляда от чашки.
— Мэнни, — предупреждающим тоном протянул Деймон, пытаясь набраться терпения.
— Его называют Обольстителем. Палачом.
Он покачал головой, по-прежнему ничего не понимая. Но дверца отворилась чуть шире.
— Он — Верховный Жрец Песочных Часов.
Еще шире.
— Ты просто тянешь время, — резко оборвал ее Деймон, с громким стуком поставив чашку на блюдечко. — Как звали моего отца? Я хочу услышать его имя. За тобой ведь остался должок. Ты прекрасно знаешь, каково мне пришлось в роли бастарда. Он вообще расписывался в журнале?
— О да, — поспешно произнесла она. — Но они заменили ту страницу. Он ужасно гордился тобой и эйрианским мальчиком. Он не знал, видишь ли, о том, что девочка была из их рода. Лютвиан — так ее звали. У нее не было ни крыльев, ни шрамов, которые обычно остаются, если крылья обрезают. Он ничего не заподозрил до тех пор, пока не родился мальчик. Она хотела, чтобы ему срезали крылья и воспитывали как демланина. Однако Жрец отказался, в своей душе мальчик все равно оставался эйрианцем. Было бы милосерднее убить его еще в колыбели, чем лишать крыльев, сказал он. Лютвиан заплакала, испугавшись, что Жрец и в самом деле убьет младенца. Думаю, он смог бы так поступить, если бы мать хоть как-то повредила крылья сына. Поэтому Жрец построил своей женщине маленький дом в Аскави и заботился о ней и о мальчике. Он иногда приводил его в гости. Вы играли вместе… или же дрались. Честно говоря, было трудно отличить одно от другого. А потом она испугалась. Она рассказала мне о том, что Притиан, Верховная Жрица Аскави, утверждала, будто мальчик нужен ему в роли корма, будто ему нужен сосуд свежей крови, чтобы поддерживать свои силы. Поэтому женщина отдала ребенка Притиан, обещавшей спрятать его, и сбежала. Когда она вернулась за сыном, Жрица отказалась рассказывать, где он, только смеялась ей в лицо, и…
— Мэнни, — тихим, холодным голосом произнес Деймон. — В последний раз спрашиваю, кто мой отец?
— Князь Тьмы.
Еще чуть шире.
— Мэнни.
— Жрец — Повелитель, разве ты не понимаешь? — воскликнула она.
— Его имя.
— Нет.
— Его имя, Мэнни.
— Прошептать имя — то же самое, что призвать человека.
Дверь неожиданно распахнулась, и воспоминания хлынули потоком.
Деймон уставился на свои руки, на длинные, окрашенные в черный цвет ногти.
Мать-Ночь.
Он с трудом сглотнул и покачал головой. Это было невозможно. Как бы ему ни хотелось поверить в это, такое не могло произойти.
— Сэйтан, — тихо произнес он. — Ты хочешь сказать, что мой отец — Сэйтан?!
— Тише, Деймон, тише!
Он вскочил, перевернув кресло:
— Нет, я не буду молчать. Он мертв, Мэнни. Всего лишь легенда. Предок, давно почивший в могиле.
— Твой отец.
— Он мертв.
Мэнни облизнула пересохшие губы и закрыла глаза.
— Он один из живых мертвецов. Один из тех, кого называют Хранителями.
Деймон медленно поднял кресло и сел. Он чувствовал себя больным. Неудивительно, что Доротея избивала его, когда он, лелея свои обиды и боль, притворялся, будто его отец — сам Сэйтан. Это вовсе не было притворством.
— Ты уверена в этом? — наконец спросил Деймон.
— Уверена.
Деймон жестко рассмеялся:
— Ты ошибаешься, Мэнни. По-другому и быть не может. Я не в силах представить, что Повелитель Ада лег бы в постель с этой сукой Хепсабах.
Мэнни взвизгнула.
Воспоминания нахлынули на него, маленькие кусочки головоломки вставали на свои места.
— Нет. Не Хепсабах, — медленно произнес Деймон, сокрушенный, раздавленный огромной паутиной лжи, составлявшей всю его придуманную жизнь. Нет, определенно не Хепсабах. Демланская ведьма, которую выгнали из двора. — Терса. — Он опустил голову на руки. — Кто еще, если не Терса?
Мэнни потянулась к нему, но не решилась прикоснуться.
— Теперь ты все знаешь.
Руки Деймона дрожали, когда он зажег черную сигарету. Он наблюдал за тем, как дым по спирали поднимается вверх, и чувствовал себя неспособным на любые осмысленные действия.
— Да, теперь я знаю. — Он закрыл глаза и прошептал: — Мой лучший союзник или злейший враг. И выбор будет за мной. Благая Тьма, ну почему это должен быть именно он?!
— Деймон?
Он покачал головой и попытался ободряюще улыбнуться.
Деймон провел еще один час с Мэнни и Джо, наконец вернувшимся из своей мастерской. Бывший воспитанник развлек их довольно легкомысленными историями об аристократах Крови, которым ему довелось служить в различных дворах, ухитрившись ни слова не сказать о своей жизни. Ему причинило бы ужасную боль знание того, что Мэнни стала бы думать о нем как о Хейллианской Проститутке.
Покинув наконец их гостеприимный дом, он шел пешком несколько часов. Его безудержно трясло. Было невыносимо осознавать, что вся его жизнь была сплошной ложью. Боль нарастала с каждым шагом до тех пор, пока разгоревшийся гнев не начал угрожать сорваться с привязи, и без того уже истончившейся.
Наступил рассвет, когда он вскочил на Красный ветер и отправился в Дрэгу.
Впервые в своей жизни Деймон хотел увидеть Доротею.
Глава 5
Выйдя из своих покоев и направляясь к приемным, Картан Са-Дьябло невольно гадал, не слишком ли смелым с его стороны было выпить стаканчик бренди для храбрости, прежде чем предстать перед своей матерью и официально вернуться к ее двору. Может, он перебрал? Если нет, значит, весь двор ведет себя несколько странно. Аристократы Крови носились по коридорам и залам, оглядываясь назад с суеверным ужасом. Причем передвигались они только маленькими группами. Мужчины при дворе обычно именно так себя и вели, толкаясь и перепихиваясь локтями до тех пор, пока одного из них не выталкивали вперед, как жертву к алтарю. Оказаться в центре внимания Доротеи, вне зависимости от того, была ли она довольна или разгневанна… скажем так, не самый приятный опыт. Но чтобы женщины вели себя точно так же…
Увидев, как один из слуг улыбается, Картан наконец понял, в чем дело.
Но было уже слишком поздно.
Он ощутил холод, свернув за угол и остановившись прямо перед Деймоном. Картан давным-давно перестал пытаться разобраться в чувствах, которые охватывали его при каждой встрече с этим человеком, — гнев, облегчение, страх, зависть, стыд. Сейчас же он подумал только об одном: убьет Деймон его на месте или нет.
Картан вытащил последний козырь из рукава. Он растянул губы в язвительной, презрительной улыбке и произнес:
— Ну, здравствуй, кузен.
— Картан. — Голос Деймона звучал абсолютно нейтрально и был приправлен скукой.
— Значит, тебя снова призвали ко двору. Что, тетушке Хепсабах внезапно стало одиноко? — Именно. Нужно напомнить ему о том, кто он такой.
— Что, Доротее тоже?
Картан попытался сдержать негодование — или, по крайней мере, не дать ему просочиться в ответную реплику. Нельзя было презрительно ухмыляться и вспоминать те вещи, которые он никак не мог забыть.
— Я как раз собираюсь доложить Доротее о своем присутствии, — мягко произнес Деймон. — Но, разумеется, могу отложить явление пред ее светлые очи еще на несколько минут. Если тебе тоже нужно побеседовать с ней, лучше иди вперед. После встречи со мной Доротея, как правило, не в духе.
У Картана возникло ощущение, словно его только что ударили. Деймон ненавидел его уже много веков за то, что он наговорил как-то раз, и еще больше — за то, что он сделал. Но, оказывается, кузен помнил и другие времена — и поэтому даже сейчас готов был пойти на небольшую уступку, чувствуя известное сочувствие к своему младшему двоюродному брату.
Не осмелившись сказать больше ни слова, Картан кивнул и поспешно направился дальше по коридору.
Он не рискнул сразу же войти в приемную, где ожидала Доротея. Вместо этого Картан юркнул в первую попавшуюся пустую комнату, которую только смог найти. Прислонившись к запертой двери, он почувствовал, как слезы обжигают глаза и сбегают вниз по щекам.
— Деймон, — прошептал он.
Деймон был одним из его кузенов, чье положение в семье маленький Картан никогда не понимал до конца. Он знал наверняка только одно: оно было очень ненадежным и определенно отличалось от его собственного. Картан был единственным сыном Доротеи, испорченным и избалованным, с собственными слугами, наставниками и гувернантками, покорно исполнявшими любой его каприз. При этом он с детства прекрасно понимал, что стал лишь еще одним драгоценным камнем в ее короне, красивой вещью, новым украшением, которым можно гордиться, выставляя напоказ.
Однако вовсе не к Доротее, или наставникам, или гувернанткам маленький Картан прибегал за утешением, если случалось оцарапать колено, или ему становилось одиноко, или было совершенно необходимо похвастать своим последним маленьким приключением. Не к ним. Он всегда прибегал к Деймону.
К Деймону, у которого постоянно находилось время поговорить — и, что куда важнее, выслушать. К Деймону, который учил его кататься верхом, фехтовать, плавать, танцевать. К Деймону, который терпеливо читал ему одну и ту же книжку, раз за разом от начала до конца, потому что она была его любимой. К Деймону, который покорно отправлялся с ним на долгие, бесцельные прогулки. К Деймону