Битье по льду не прошло даром. Пальцы неприятно защипало.
– Держите его крепче!
Бартеро встал на колени и, поливая антисептиком вспоротую до костей плоть, принялся водить левой рукой над уже орущим от боли рабочим.
От напряжения из-под светлых волос стекали капельки пота, тошнотворным туманом накатила слабость, но Бартеро приказал себе не останавливаться. Как сквозь мутную воду, он различал слабое свечение на ногтях своих рук и на заживающей груди раненого.
С громким звоном лопнула лампочка на стене. Один из держащих Ирзена забубнил молитву, остальные, не отрываясь, смотрели на затягивающиеся тонкой розовой кожей страшные следы когтей. Если бы хоть кто-нибудь поднял глаза на товарищей, то увидел бы, как по их волосам струятся голубоватые искры…
Когда кровотечение остановилось, а истерзанные грудь и руки зарубцевались, Бартеро подозвал Свирта.
– Что вы, господин Гисари, вы же с ног валитесь, – робко запротестовал тот. – И вообще, это моя вина.
– Чья вина – потом разберемся. Иди сюда, – инженер собрался с силами. – Ляг и терпи. Ничего приятного не обещаю.
Через десять минут обессиленному куратору экспедиции уже протянули чашку разведенного кипятком сухого молока и плитку шоколада, а Свирт, перебиваемый товарищами, начал свой рассказ:
– Господин Гисари, я виноват. Я предложил ее разморозить и зажарить.
– Кого зажарить? – не понял Бартеро.
– Птицу. Ту огромную. Мы их постоянно находим. И сегодня одну нашли. А что? Мясо мороженое… Что ему при таком холоде сделается?
– Выходит, ничего, – Бартеро задумчиво почесал натертую очками переносицу.
– Мы ее сюда принесли, разморозили, хотели ощипать и в печку сунуть, – добавил другой рабочий.
– Ирзен ощипывал.
– А она вдруг ожила!
– Набросилась на него! – принялись дополнять остальные.
– Выла жутко, – продолжал Свирт. – Пока мы очнулись, она Ирзена подрала. Я стал ее к выходу гнать, она и меня задела!
– Господин Гисари, тут сам нечистый был! Он в нее вселился! – слабо подытожил повеселевший Ирзен, укрытый тремя теплыми одеялами, но все равно дрожавший.
– Да не может тварь ожить! – закивали рабочие.
– Обычно не может, – подтвердил Бартеро. – Но я слышал, что в одной из гатурьих лабораторий после пятичасовой заморозки оживали мыши.
– Так то мыши, а здесь птица. Двести пятьдесят четыре года – не пять часов! – возразил Свирт. Ему очень не хотелось выглядеть виновным.
– Сегодня я нашел женщину, – задумчиво продолжал Бартеро. – Она вмерзла в лед. Что, если… – он поднял заблестевшие глаза на Свирта.
– Да, дамочка здесь пригодилась бы, – хохотнули за его спиной.
– Смотри, иная дамочка любого нечистого переплюнет по вредности, – рабочие развеселились. Напряжение постепенно покидало их.
– Господин Гисари, сделаем так, как вы скажете, – заверил его Свирт. – Куда идти?
– Подождите. Завтра этим займемся. Сегодня работали весь день, – Бартеро встал.
– День, ночь – все одно, – недовольно отозвались люди. – Полгода тьма!
– Ничего не поделаешь, – Бартеро надел шапку и маску. – Вот что, – вспомнил он. – Ирзен пусть отсыпается пару суток. Я сделал все, на что был способен. Но шрамы останутся. Если будут ухудшения, зовите меня или Висерна в любое время.
Он вышел в метель. Придушить давно никого не хотелось, но постоять на воздухе не мешало – силы быстрее восстановятся. Завтрашний день обещал быть интересным.
Ночью ему чудился чей-то шепот. Сумбурные яркие сновидения сыпались разноцветным бисером. Последнее, что инженер запомнил, были сани, запряженные крупными белыми собаками. Звеня бубенцами на упряжи, они неслись над заснеженной равниной, над морем с наползшими друг на друга, да так и смерзшимися льдинами. Всполохи оранжево-зеленого полярного сияния освещали им путь…
– Бартеро! – Висерн тряс его за плечо. – Бартеро, хорош дрыхнуть. Тут у нас такое произошло!
Он нехотя открыл глаза и сел на кровати. От высокого воротника шерстяного свитера шея нещадно чесалась. Голова после спасения Ирзена была пьяно-тяжелой и плохо соображала.
– Я сейчас.
Он вразвалочку прошествовал к умывальнику, освежил лицо. Лезть в кабинку автоматического душа не хотелось. Холодно и некогда.
Пока Висерн терпеливо ждал, когда куратор окончательно проснется, в домик ввалились Эдвараль и Эрг, сопровождаемые шлейфом холода.
– Поймаю лично, пристрелю! – только и бросил Эдвараль, стаскивая шапку.
– Что там?
– Зверюга какая-то прокралась на склад, раскурочила ближайшие к выходу ящики с консервами, потаскала мороженое мясо. Много. И самое подлое – метель следы подчистила! Внутри пару отпечатков разглядели – то ли собачих, то ли волчьих.
Обидно. Четыре дня назад трое саней с продовольствием прибыли с базы.
– Про птичку слышали? – Бартеро налил себе остывший кофе.
– Как же! Весь лагерь гудит, – Висерн порылся в коробке, доставая сигареты. – Но это не она склад разгромила, если, конечно, у нее не отросли проворные передние лапы.
– Не представляю, что за зверь забрался так далеко на ледник, – пожал плечами Бартеро, не переставая жевать.
– Мы же забрались, – Эдвараль выжидающе смотрел на куратора.
– Что? – поднял на него глаза Бартеро.
– Пошли тетку изо льда спасать. Вдруг и вправду оживет, – подмигнул завхоз.
Да, вести в маленьком лагере распространялись порой слишком быстро.
На высвобожденную изо льда женщину сбежались посмотреть все. Работа остановилась. Каждый считал своим долгом прокомментировать ее внешность и одежду.
Болотно-зеленое платье, похоже шерстяное, расширяющееся ниже колен, доходило до щиколоток, украшенных широкими золотыми браслетами. Оголенные плечи и руки до запястий покрывали узоры татуировок. В ушах болтались многочисленные ниточки серег. Волосы были заплетены вначале в три косы, а те, в свою очередь, в одну.
– Прекрасный образец древней культуры! – ахнул их новый археолог.
С превеликой осторожностью женщину перенесли в домик и уложили неподалеку от включенной печи.
– Странно, она не плавала в воде, как другие трупы, не лежала, а сидела, словно ожидая своего конца, принимая его неизбежность, – Бартеро пристроился рядом с оттаивающей находкой, не чувствуя в ней жизни, но еще надеясь на чудо.
Пробравшийся в дом к начальству Свирт тоже наблюдал, лез с советами, как будто являлся величайшим специалистом по разморозке.
– Вы ее подергайте за волосы. Если больно сделать – точно очухается.
– Зверя так и не поймали. Я поручил делать обход складов каждый час, – доложил Эдвараль, присаживаясь рядом. – Смотрят по двое. Завтра составим график ночных дежурств.
– Может, и поможет, – Бартеро вздохнул. Он уже почувствовал – женщина не оживет, но не стал лишать своих товарищей возможности убедиться в этом лично. Сам он сбежал на свежий воздух.
Следующий месяц он работал как безумный, не допуская для себя поблажки, вместе с рабочими брался за тепловую пушку и шел расчищать скованные холодом кварталы, проплавлял ходы во льду. Усталость не давала пути злости и раздражительности, гнала прочь тяжелые мысли. С ними уходила и полярная зима.
Все чаще показывающееся из-за туч солнце заинтересованно подглядывало за процессом, ревниво сравнивало – не соперничают ли лучи тепловых пушек с его собственными, любовалось освобождающимся городом, играя всеми цветами на тонкой наледи, успевшей образоваться на камнях после улегшихся метелей. Стайками сказочных фей взлетали снежинки, порхали в обнимку с ветром, липли к солнечным очкам масок рабочих.
Бартеро то и дело останавливался полюбоваться оживающим городом. Его улыбку под маской никто не увидит, и это хорошо. Ошеломляющая красота древней архитектуры влюбляла в себя с первого взгляда, будила, казалось, навсегда погасшие за суетой дней чувства.
«Люди должны знать, что они потеряли», – все больше убеждался инженер и сильнее сжимал в руках тепловую пушку, вдавливал курок, направлял поток жара на синеватый лед, коконом скрывающий очередной шедевр погибших зодчих.
«Тебе нравится моя вотчина?» – вдруг коснулась его разума мысль. Чужая мысль, колючая, шершавая, точно растрескавшаяся, пересохшая кожа.
Бартеро вздрогнул, обернулся. Никого. Рабочие трудятся с другой стороны здания. Вокруг пустынный квартал богато украшенных каменной резьбой красно-коричневых и вишнево-лиловых высоких домов. С фронтонов и наличников свисает бахрома снега…
«Нравится, вижу», – прошелестело совсем рядом.
Солнечный луч скользнул по высящийся впереди глыбе льда. Миллионом граней вспыхнула замороженная вода. А в глубине, точно на большом экране высветилась фигура человека.
Бартеро тихо охнул и отступил назад. Еще один утопленник? Как та дама? Нет, этот живой. Живой?!
«А ты не из робких, – продолжал свой монолог замурованный. – Я знавал одну такую. Она тоже меня не побоялась».
– Кто ты? Ты живой? – внезапно севшим голосом прошептал инженер.
«Я разговариваю с тобой, значит, живой», – резонно заметила фигура и пошевелилась. Теперь куратор мог разглядеть длинную шубу, круглую пышную шапку. Только лицо незнакомца оставалось в тени.
– Ты робот? – несколько осмелел молодой человек, переводя регулятор мощности пушки на максимум и нащупывая указательным пальцем курок. Если эта тварь во льду вздумает на него кинуться, ей несдобровать!
«Я владыка этих мест. Главный шаман, если хочешь, о маленький любопытный нечеловек. Ты забавен в своих стремлениях и терзаниях, но твой труд приносит мне пользу. Не останавливайся в начинаниях, освобождай город. Нам обоим это необходимо».
Бартеро вскипел. Что мертвец хочет сказать?
– Я человек! Слышишь ты, бред мой, я человек! Человек! – прохрипел он и потянул курок.
Струя огня впилась в зашипевший лед, взрываясь облаками пара, мгновенно окутавшими куратора. Несколько неимоверно долгих мгновений он стоял, замерев в клубящихся тучах, словно бог-громовержец, спустившийся на землю. Кажется, ему что-то кричали рабочие. Кажется, он сам кричал. А потом на него сверху посыпалось ледяное крошево. Только когда несколько довольно крупных кусков задели его, он очнулся, выключил пушку и выбрался из проплавленной пещерки.