– Ты спросил о моих мужьях… Но не поинтересовался кое о чем важном… У меня есть еще моя работа по дому, по двум домам, трое детей. Мои обязанности управленца… Думаешь, я сумасшедшая, бесом одержимая и не отдаю себе отчета в собственныхх поступках?
Черок пожал плечами; хотя она отвечала спокойно, в ее тоне пробивалось раздражение.
– Скажу только, что бешенством матки я точно не страдаю. А мужья… Ты пока чужой здесь и вряд ли воспримешь правильно наши отношения. Понимаешь, они оба для меня как дети, нуждаются в моей опеке, заботе, даже наставлениях. Пожалуй, я так же отношусь ко всем поселенцам, хотя они мне не столь близки, физически я имею в виду… А ты совершенно другой, пришлый, не здешний. И в тебе чувствуется сила, энергия, которую я не ощущаю в своих знакомых. Тебе хочется иногда подчиниться, и это раздражает, заводит меня. Мне просто надоело быть бой-бабой, если знаешь, что это такое. Для меня главное не сама физическая близость, она неотделима от чувств и поэтому получается такой же разной с различными мужчинами, насколько различаются и чувства к ним…
– Но ведь это неправильно по вашим же понятиям…
– Знаю, знаю, но иначе не могу. После встреч с тобой мне становится легче жить. Ты снимаешь с меня что-то тягостное. А теперь помолчи, тоже мне моралист выискался…
Черок так и поступил, ему нравилась эта властная женщина, зацепившая его с первого взгляда, нравилось и то, что она никогда не говорила о своих чувствах, а он, кроме этого единственного случая, не пытался что-либо уточнить для себя. Если нечто большее, чем взаимное чисто физическое влечение, и пробивало себе дорогу, то у него не могло быть никакого будущего. Но с Райной на какое-то время он забывал о своих неотложных делах, что выглядело вовсе уж непростительно и беспечно для главного ксенолога.
Когда Квикфут спросил, что она думает о Лесе, Райна, не задумываясь, ответила, что считает его единственным богатством Форестаны и хотела бы сохранить не только для своих детей, но и для их внуков, и праправнуков. Без Леса на этой планете им не выжить. Когда же Черок настойчиво попытался выяснить ее мнение о разумности флоры, она улыбнулась и перевела разговор на другое.
Здесь, на Форестане, Квикфут впервые столкнулся с матриархатом в быту. Никогда ранее подобные вещи его не занимали. О местных особенностях семейного уклада он узнал из информации перед отправкой на Лесную. За десятилетия у колонистов выработались негласные правила поведения. Поборники многомужества убеждали, что одним из преимуществ таких браков является почти стопроцентное отсутствие измен со стороны жен. Зачем-де им это надо? Если чего не хватает, не проще ли открыто присоединить к своему мужскому гарему еще один экземпляр, заключив официальный брак, подумаешь – одним больше, одним меньше, зато точно не будет проблем внебрачных связей. А мужчины? Как же быть им? О бедных мужьях кто подумал в этом обществе? Или они имеют в нем законное право ходить налево, как компенсацию за подчиненное положение и роль выбираемых? Для постороннего странно и непонятно.
И не совсем вразумительная оговорка «почти стопроцентное» – для кого? Или Райна попадала в это «почти», или подобное являлось еще одним мифом экспериментаторов, делающих вид, будто денно и нощно радеют о морально незрелом человечестве и походя решают его бытовые и сексуальные проблемы…
Вероятно, он мог бы сделаться еще одним мужем Райны, пожелай она того. Правда, не знал, требовалось ли в таком случае разрешение или благословение других ее действующих мужей. Но если даже так, согласится ли он сам после узаконивания отношений делить ее с другими? Такое точно казалось Квикфуту неприемлемым. Наверное, он пока не проникся своеобразной нравственностью форестанского общества, потому что оставался индивидуалом до мозга костей, эгоистом-собственником с дремучими, не поддающимися внешней коррекции генетическими установками.
Интересно только, как воспринимают дети одну общую мать на несколько отцов, матриархат, словом? И что из них потом вырастает?
Он не помнил своих родителей и потому не мог представить себя даже в обычной семье. На его родной планете произошел непредсказуемый природный катаклизм, огромное цунами смахнуло в океан половину материка вместе с городом, в котором они жили. Об отце с матерью не осталось никаких сведений, его же, маленького мальчика, спасатели нашли в океане, намертво вцепившимся в ветви унесенного дерева. Сам он ничего не помнил, то ли его сознание не сохранило этих картин в целях самосохранения, то ли над ним тщательно поработали психологи.
По вживленному после рождения микрочипу установили имя и фамилию: Черок Квикфут. Его родители, уважаемые люди со своим бизнесом, генетически относились к потомкам североамериканских индейцев прародины. Правительственная служба спасения отправила его, как и тысячи других потерявших всех близких, на другую планету, где ничто не напоминало о пережитом ужасе.
Черок воспитывался в федеральном интернате. Как все воспитанники подобных заведений, подсознательно он завидовал каждому, имевшему с детских лет полноценную семью, полный комплект собственных родителей. Некоторые его знакомые согласились бы даже на гомосексуальный набор предков, но он не мог принять подобного. Иметь двух матерей без единого отца или двух отцов без матери казалось неправильным. Мужчина и женщина созданы взаимодополняющими деталями биологического конструктора, как ключик, подходящий к своему личному замочку. Секс изначально «по умолчанию» представлял собой парную функцию двух взаимодополняющих биологических особей, все остальное представлялось его ущербной подделкой. Отведавший меда на экскременты не польстится. И дело не в том, что этому его учили с детских лет. Именно так людей, не спрашивая их согласия, создала природа задолго до его рождения. Без двух разнополых субъектов невозможен взаимообмен живой энергией. Инь и Ян. Что уж говорить об удовлетворении в одиночку, вовсе ведущему к разрушению собственного «Я», с невосполнимой тратой жизненных сил.
Для Черока шел третий месяц пребывания на Форестане и шестой без близости с женщиной. Вероятно, это отчасти объясняло, почему его так сильно тянуло к Райне. Он прекрасно понимал, что это неправильно, недопустимо в его положении и может сильно помешать миссии на Лесной, но ничего не мог поделать. Впрочем, и не особо того хотел. Если бы он стал еще одним мужем Райны, никто бы слова не сказал, за исключением, может, других ее супругов. А так, узнай кто об их встречах, тотчас бы решил, что ксенолог самым наглым образом попирает местные приличия. Впрочем, за него все решили обстоятельства. Случилось так, что вскоре Чероку стало совсем не до прекрасной мэрши.
Самостоятельность Леси
Большую часть знаний об окружающем Леся черпала в Астронете. Даже приемные родители подчас не могли ответить на ее хитроумные вопросы. Ей, как никому виделась вся степень непонимания между Лесом и людьми. Чисто по-человечески, она хотела забыть собственное происхождение, зажить личной независимой жизнью. Но ощущение связи со своим создателем накладывало чувство ответственности за отношения между столь различными разумными сущностями. Нечто вроде морального долга или сознания своего предназначения. Она сомневалась, может, Отец Лес заложил в нее подобную скрытую до поры программу? Но нет, он сам хотел разузнать с ее помощью мотивы человеческих действий, о которых не имел представления.
Чтобы способствовать взаимопониманию сторон, ей требовалось больше информации, и не всегда Астронет мог дать желаемое. Она нуждалась в собственном опыте, хотела испытать и прочувствовать все возможное, о чем только написали бесконечные авторы книг за тысячелетия цивилизации. Пыталась самостоятельно разобраться в далеко не всегда понятных сторонах человеческого бытия.
Знакомство с Романом и разговоры с ним обо всем на свете пробудили в девушке жажду общения с людьми помимо Гарнисов. Именно поэтому она решилась нарушить строгий запрет Йона и Тавии. Мысль самой сходить в поселок навестить Романа, сделать ему приятный сюрприз и заодно посмотреть на жизнь прочих фермеров, о которой у нее имелось весьма смутное представление, не давала Лесе покоя.
Но едва она поделилась своими планами с приемными родителями, те пришли в ужас. Они всегда боялись за свою ненаглядную доченьку, а ну как ее обидят? Или того хуже: умыкнут для опытов бессердечные, никому не подотчетные ксенологи. Да и в добром отношении поселенцев они сильно сомневались. Стоило кому-то признать в незнакомке тщательно скрываемую дочку Гарнисов, которую все за глаза прозвали «мандрагорой», ничего хорошего ждать не приходилось.
Однако Леся упорно стояла на своем:
– Я очень хочу посмотреть, как живут другие. Ну пожалуйста. Я же человек, невозможно все время прятаться в лесу. Каждому нужно общение, люди по природе – коллективные существа.
Старшие сделали вид, что смирились, не зная, как рассказать о возможных опасностях, на которые можно нарваться в поселке. Как растолковать, что ради ее же блага они прекратили общаться с соседями и перебрались на лесную заимку, избрав жизнь отшельников? Ничего не сказали, лишь взяли слово не задерживаться долго и сразу вернуться назад, одна нога там, другая здесь. Только просили подождать несколько дней, возможно, надеясь отговорить от замысла, а может, хотели выиграть время и придумать что-то.
Все же она поступила по-своему и, не откладывая в долгий ящик, ушла потихоньку, пока Йон и Тавия еще не встали с рассветом. Они бы не отпустили ее просто так.
Леся находилась в пути, когда взошедшее солнце щедро одарило теплым светом и указало направление. Теперь она безошибочно шла к поселку. Босые ступни легко касались прохладной пыли на редко используемой дороге, лес остался далеко позади. По сторонам тянулись возделанные поля, засеянные чужими для этого мира растениями. Можно было ошибочно подумать, будто они всегда произрастали здесь, а не появились совсем недавно вместе с людьми.