Глава 38
Это я где? Это местный «тот свет», что ли, так выглядит?
Как, говорите, выглядит? Да никак. Какая-то сероватая хмарь, буквально обволакивающая со всех сторон, и ничего сквозь нее не видно. Руку вперед вытянешь — не видишь даже собственный локоть, не то что кисть. Стою вроде бы на чем-то твердом и ровном, уже лучше. Но это пока единственное, что можно более-менее определенно сказать.
Грязно выругавшись, я тут же умолк. Хватит уже, поругался… Вот кто меня за язык тянул посылать Петрова по общеизвестному адресу? Психанул мужик, сжал пальцы — и вот результат… Ладно, я за собственную дурь пострадал, а Лорке за что вдовой оставаться, в ее-то положении?
— Лорка! — позвал я на всякий случай. — Лорик! Лоари!
— На том уровне существования, где сейчас пребывает ваша супруга, она вас не слышит, — раздался хорошо знакомый голос.
— Шель?
— Да, это я.
— Где я?
— В пограничной зоне между двумя уровнями существования.
— То есть между обычной и загробной жизнью?
— В привычной для вашей культуры терминологии можно и так сказать, — голос Шеля звучал не очень уверенно, да и с ответом он малость затянул.
— А можно и по-другому? — попробовал я задать наводящий вопрос.
— Можно… — Шель снова не показал уверенности, да и задержка с ответом продлилась несколько больше.
— И, как я понимаю, здесь находится только мое сознание, а не тело? — что-то наш разговор становится похожим на игру в угадайку. По крайней мере, с моей стороны.
— Да, — на этот раз Шель ответил сразу. Так, значит, я угадал. Только вот станет ли мне легче от этого?
— А оптимизация состояния организма в таком случае возможна? — задал я вопрос, который волновал меня по-настоящему.
— Оптимизация возможна почти всегда, — Шель вернулся к привычному назидательному тону, — за исключением одномоментного и полного разрушения организма. В вашем случае такового разрушения не имеется.
Так, и чем же теперь Шель захочет получить оплату за медуслуги? Черт, а мне-то ему предложить практически нечего… Разве только неизбежные проблемы в моих взаимоотношениях с «золотыми орлами», блин… Вот же неудачно как все вышло… Действительность, впрочем, сразу же и намного превзошла мои представления о неудачах.
— Видите ли, Миллер… — хм, а раньше «господином Миллером» именовал, — есть некоторые затруднения…
Задавать наводящие вопросы уже и не хотелось. Черт с ним, с Шелем, сам продолжит. Лишь бы только вытащил!
— Нынешнее состояние вашего организма крайне неудовлетворительное. Чтобы его оптимизировать, мне придется пойти на такой же расход энергетического ресурса, как и при оптимизации состояния ротмистра Киннеса, — черт, если Шель начал ссылаться на расход энергоресурса, значит, ждет меня какая-то подлянка…
— Проблема в том, — ага, вот и слово «проблема» произнесено — значит, точно ничего хорошего, — что я не смогу одновременно оптимизировать состояние обоих ваших организмов.
— А поочередно? — утопающий хватается за соломинку, и я не собирался становиться исключением из этого правила. А вдруг?..
— Тоже невозможно. Я смогу вернуть к нормальной жизнедеятельности только одного из вас.
Черт! Вот это засада! Умирать-то не хочется…
— Есть еще две проблемы, — проникновенно начал Шель. Блин, можно подумать, мне имеющихся не хватает!
— Одному из вас придется умереть, а другому — принять мое сознание на половину оставшегося ему срока жизни, по двенадцать часов ежесуточно, как я раньше уже говорил. Я бы хотел, чтобы это были вы, но вмешиваться не буду согласно принятым в вашей культуре этическим нормам. Решите это между собой. Либо вы уговорите Киннеса отказаться от дальнейшей жизни, либо он уговорит вас.
— С чего бы так жестко? Мы же договаривались только о том, что я ищу реципиента для вашего сознания?
— Когда мы об этом договаривались, вы были живы, а я не расходовал энергетический ресурс на поддержание и частичную оптимизацию жизнедеятельности Киннеса, — вот гад, умеет переговоры вести! Ладно, попробую с другого бока зайти…
— Вы говорили о двух проблемах, — пусть Шель выложит все карты на стол.
— Да. Дело в том, что с Киннесом я уже общался и предложение о переносе ему своего сознания озвучил. Вам могу предложить те же условия.
— Мне они не подходят. Я могу дать вам не более трети своего времени.
— И вы упрекаете меня в жесткости? — Шелю почти удалось изобразить искреннее удивление.
— Да ладно! Вы же сами высказали мне предпочтение, — я старался, чтобы мой голос звучал максимально безразлично. — А раз предпочитаете, то и платить придется больше.
— Если вы сумеете убедить Киннеса, я приму ваше условие.
Примет он, мать его… Примет, конечно, никуда не денется. А самую грязную работу делать буду я.
Это ж надо было додуматься — поставить нас с Киннесом напротив друг друга и смотреть, как один уговорит другого умереть! Сука, ненавижу!
— Поймите, Миллер, — тихо сказал Шель. — Я чувствую и понимаю ваше негодование, но в имеющихся условиях вынужден поступить именно так. Максимальная этичность, которую в данном случае я могу проявить — не сказать Киннесу, что предпочитаю вас, и не наблюдать за ходом ваших переговоров.
Ну да, в имеющихся условиях такое поведение можно и этичным назвать. Но только что назвать, да и то с большой такой натяжкой… Хотя в определенной честности Шелю не откажешь — хотя бы объяснил, в чем дело и почему. Единственная проблема в том, что проверить его объяснения никакой возможности у меня нет. Ну не имею я достаточной и достоверной информации о его энергоресурсе! Впрочем, ни хрена эта проблема не единственная, есть и еще одна. Точнее, не столько проблема, сколько некоторое непонимание мной одного момента… Когда Шель говорил об этом первый раз, я не удосужился уточнить, и, пожалуй, пришло время это исправить.
— Скажите, Шель, — я старался говорить таким тоном, будто кстати вспомнил не самый существенный вопрос. — А почему вы не стремитесь полностью заменить чье-либо сознание на ваше? У Киннеса вы просили половину его жизни, со мной договорились не более чем на треть… Не проще ли было бы подобрать для вас, скажем, приговоренного к смерти преступника, чтобы вы заменили его сознание целиком?
— Не проще. Подсознание в таком случае осталось бы чужим, причем недружественным. Вы же лучше меня должны понимать, к чему это могло бы привести.
Да понимал уж, чего тут не понять… Шизофрения у искусственного интеллекта — это было бы слишком. Ну ее на хрен!
Поймал себя на мысли, что на самом деле пытаюсь оттянуть встречу с Киннесом. Хм, встречу… Хорошо, что видеть друг друга не будем — было бы не очень приятно вести беседу на такую тему, глядя Киннесу в глаза. Ладно, хватит тянуть.
— Да, Шель, я понимаю. Когда и как мы встретимся с ротмистром Киннесом?
— Вы готовы?
— Готов.
— Хорошо. Вы почувствуете присутствие ротмистра. Когда закончите, просто позовите меня.
…Как ко мне пришло ощущение того, что я тут не один? Не знаю, просто пришло — и все. Да, ничего и никого я по-прежнему не видел, но присутствие ротмистра ощутил. Именно ротмистра Киннеса, а не просто другого человека.
— Приветствую вас, ротмистр, — на мой взгляд, пожелание здравствовать смотрелось бы в этой ситуации неуместно.
— Здравствуйте, господин инспектор, — ротмистр такими языковыми нюансами голову себе не забивал.
— Уже не инспектор. Вышел в отставку, — уведомил я Киннеса.
— Война закончилась? — естественно, боевого офицера это интересовало в первую очередь.
— Да. Мераскова степь теперь принадлежит Империи, — порадовал я его. Ну, надеюсь, что порадовал.
— Как ваша супруга?
— Спасибо, хорошо. Лоари ждет ребенка.
— О, поздравляю! — я так и представил сдержанно-скромную улыбку ротмистра.
— Спасибо, ротмистр. Но давайте не будем вокруг да около ходить. Вы знаете, для чего устроена наша встреча?
— Да, мне Шель сказал, — на удивление спокойно ответил Киннес.
— И что вы об этом скажете? Спорить будем, доказательства друг другу приводить или монетку бросим? Хотя я ума не приложу, где мы тут возьмем монетку и как сможем ее бросить…
— Наверное, не нужно ни того, ни другого, — черт, как ему это удается? Я на нервах весь, а он, похоже, и правда спокоен, а не рисуется. Что значит солдат и дворянин! — Я вам и так уступлю.
— Как — уступите? — я был ошарашен. Чего угодно ожидал, только не этого.
— Просто уступлю. Знаете, я уже привык быть мертвым, пока этот Шель ко мне не обратился. Мне не трудно к этому вернуться. Тем более, — был бы ротмистр живой, наверняка бы тут усмехнулся, — есть в этом и хорошая сторона.
— Какая? — растерянно спросил я.
— Покой, — я снова мысленным взором увидел его улыбку.
— И ради покоя вы уступите мне жизнь? — чего-то я в людях не понимаю, судя по всему…
— Да, я уже сказал, что уступлю. Знаете, Миллер, когда я был жив, я даже никогда не думал и не мечтал о покое… А сейчас не хочу его ни на что менять.
Хм, вот как? Смертный покой затягивает, прямо как алкоголь и наркотики? Ну а почему бы и нет? Особенно, если не меня. Киннесу я, понятное дело, попытался сказать это в более обтекаемых выражениях:
— Мне сложно вас понять, ротмистр. Я здесь совсем недавно, и к здешнему покою не привык.
— И не надо, — мягко поддержал меня Киннес. — Не надо. Оставьте покой мне, а сами живите дальше. Еще успеете сюда.
— Да уж, успею… — а что еще оставалось сказать?
— И попозже, — добавил ротмистр. — Сами понимаете, чем больше времени пройдет между свадьбой и похоронами, тем лучше.
— Лоари мне сказала, что вы…
— Да, — Киннес не дал мне закончить. — Гвенд, знаете ли, очень удобен. Всегда можно поинтересоваться мнением самой девушки перед засылкой сватов.
— И тем не менее, моим сватом вы к Триамам пошли. Благородный поступок, ротмистр. Я ваш должник.
— Не стоит, Миллер. Скажу вам по чести — к Лоари Триам я сватался не из-за страстной любви, поэтому ваше предложение принял легко. Просто в моем роду сложились обстоятельства, в силу которых старшие родственники требовали, чтобы я женился…