Хотя на лице генерала отразилось недоверие, он не стал продолжать эту тему.
К полудню голова начала раскалываться от впихиваемых туда знаний, а рука заболела от письма. Когда нас отпустили на обеденную трапезу, я с радостью убежала на кухню. А затем с подносом, наполненным тарелками, направилась к павильону неподалеку от комнаты Размышлений. Над входом висела небольшая табличка, на которой широкими черными мазками вывели иероглифы:
— Красивое название.
Я выставила приготовленную на пару рыбу, нежные листья стручкового гороха и фаршированного цыпленка на мраморный стол.
— И очень подходящее, — ответил Ливей и приложил палец к губам.
Я не поняла, что он имел в виду, но послушно замолчала. Подул ветерок, и ивы начали раскачиваться, погружая свои ветви в прозрачную воду. Когда их нежные листья зашелестели друг о друга, воздух наполнился тихим шепотом — изысканной, но немного печальной мелодией. И это напомнило мне другую мелодию, которая появлялась, когда ветер играл с листьями османтуса и нефритовыми украшениями матери.
— Тебе понравились наши уроки? — спросил Ливей, прервав мои размышления.
Он положил по небольшому кусочку каждого блюда мне на тарелку, наплевав на условности.
— Какие-то больше, какие-то меньше, — вспомнив утомительную лекцию о растениях, ответила я. — Но особенно понравился урок у генерала Цзяньюня.
— Я думал, ты будешь на нем скучать.
— Почему? Потому что девочки должны только рисовать, петь и шить? — вспоминая об уроках госпожи Мейлин и о собственных занятиях с Пин’эр, поинтересовалась я.
— Конечно, нет, — вполне серьезно ответил он, а затем наклонился вперед, словно собирался поделиться со мной какой-то великой мудростью. — А как же рождение детей? — поддразнил принц, и его глаза заблестели от веселья.
Я подавилась куском курицы, который жевала, да так сильно, что Ливею пришлось похлопать меня по спине, отчего стало еще унизительнее.
— Ну, я не умею рисовать, — призналась я, желая сменить тему разговора. — И тебе бы не понравилось мое пение.
— А одежду сошьешь?
— Нет, если тебе не хочется наряд с дырками в ненужных местах.
Задумавшись, он начал постукивать пальцами по столу.
— Итак, ты не умеешь рисовать, петь и шить. А как насчет…
— Нет! — борясь с жаром, который опалил щеки, воскликнула я громче, чем хотелось.
Он моргнул и посмотрел на меня совершенно невинным взглядом.
— Я хотел спросить, не сыграешь ли ты для меня на флейте.
— На флейте? — Я мысленно выругала себя за поспешность в суждениях.
— А ты о чем подумала? — Принц покачал головой в притворном неодобрении.
— Именно об этом. Больше ни о чем. — Я стойко держалась за свою ложь.
— Как еще ты можешь компенсировать свои недостатки? Похоже, их у тебя действительно много. — Когда губы Ливея дрогнули, у меня закралось подозрение, что он наслаждается этим разговором.
— А ты мог бы компенсировать свои, — парировала я.
— Мои? — Его голос прозвучал обиженно. И я невольно задалась вопросом: а говорил ли с ним кто-то так? — Назови хоть один.
— Твои манеры? — ответила я. — Чувство превосходства? Привычка перебивать учителей? Твоя любовь сказать что-нибудь возмутительное, чтобы поразвлечься? Твоя…
— Я просил один. — Ливей огорченно вскинул руку.
Несмотря на бурлившее в крови веселье, я старалась сохранять невозмутимое выражение лица. Как непринужденно я себя чувствовала, да и сердце болело меньше, чем за последние месяцы.
— К тому же я не верю, что музицирование входит в список моих обязанностей, — добавила я.
Он поднял жирный кусок белой рыбы, проверил, нет ли в нем костей, а затем положил его на мою тарелку.
— Ты не очень-то услужлива.
Я подарила ему свою самую милую улыбку.
— А это как попросить.
Принц засмеялся, а затем прочистил горло.
— Я сожалею, что мама приказала тебе прислуживать мне. Ты не должна этого делать. Я вполне способен сам о себе позаботиться.
— На самом деле я не возражаю, — сказала я. — И рада, что есть возможность зарабатывать себе на жизнь. Если не буду этого делать, кто-нибудь доложит Ее Небесному Величеству.
А она ухватится за любой малейший предлог, чтобы выгнать меня. В этом я не сомневалась. Да и в глубине души испытывала облегчение оттого, что императрица не проявила ко мне ни капли великодушия. Ведь это означало, что я ей ничего не должна. К тому же благодаря отношению Ливея у меня создавалось впечатление, что я не прислуживаю, а забочусь о нем. Может, разница небольшая, но она имела огромное значение для моей гордости.
— Спасибо, — поднимаясь на ноги, сказал он. — А теперь нам следует поторопиться. Впереди еще множество тренировок.
Меня кольнуло любопытство.
— Каких тренировок?
— Бои на мечах, стрельба из лука, боевые искусства. Но если тебе неинтересно, я могу тебя отпустить, — великодушно махнув рукой, предложил он.
Я заставила себя сделать глубокий вдох, чтобы сдержать возбуждение, хлынувшее на меня как вода с горы после сильного дождя. После урока генерала Цзяньюня мой аппетит разгорелся, и мне не терпелось научиться тому, что поможет стать сильнее. Достаточно сильной, чтобы противостоять ветрам перемен и менять их направление, вместо того чтобы сгибаться от малейшего дуновения. Ничем не ограниченное воображение тут же подкинуло картинку, как я прилетаю домой и разрушаю чары, которые удерживали маму на луне…
— Ливей, — мой голос дрожал от волнения, — я стану играть для тебя на флейте, когда пожелаешь… и так долго, сколько захочешь, лишь бы ты не освобождал меня от этих уроков.
Камфорные деревья окружали огромное травянистое поле, отбрасывая на него тень. Здесь находилось множество солдат, одетых в сверкающие бело-золотые доспехи и разбитых на группы. Каждой из них командиры давали свои указания. Кто-то сражался на мечах, кто-то — копьями с красными кистями. На деревянной платформе несколько бойцов отрабатывали движения. Они выполняли команды так грациозно и синхронно, словно танцевали. Но, увидев, что женщина повалила более крупного воина, я поняла, насколько смертоносны эти приемы.
На краю поля стояло несколько мишеней, и солдаты упражнялись в стрельбе из лука. На моих глазах боец выпустил стрелу, и она, пронзив воздух, вонзилась в центр доски. Восхитившись его мастерством, я громко похлопала ему, пока ладони не запульсировали.
— На тебя легко произвести впечатление, — заметил Ливей.
— А вы стреляете лучше? — спросила я.
— Конечно.
Уверенность в его голосе удивила меня.
— Ваше Высочество, — подойдя к нам, сказал генерал Цзяньюнь. — С какой тренировки начнем сегодня?
— Со стрельбы из лука, — не раздумывая, ответил Ливей.
По команде генерала солдаты очистили мишени, на которых были нарисованы четыре концентрических круга, самый маленький — окрашен в красный. Ливей выбрал со стойки с оружием длинный изогнутый лук, казалось, без малейшего усилия натянул тетиву и выпустил стрелу в цель. Не успела я и моргнуть, как вслед за ней полетела еще одна. Обе с глухим треском пронзили самый центр. Я уставилась на доску, впечатлившись его быстрыми и точными движениями.
— Вы не преувеличивали.
— Я никогда не преувеличиваю, — сказал он. — Хочешь попробовать?
Руки сами потянулись к луку, но я тут же отдернула их и покосилась на окружавших нас солдат. Я никогда раньше не держала в руках оружия, и уж тем более такого, которое требует особой точности.
Ливей что-то тихо сказал генералу Цзяньюню, и тот вместе с солдатами ушел со стрельбища. Как только мы остались вдвоем, казалось, стало даже легче дышать. Ливей передал мне лук чуть меньшего размера, чем тот, из которого стрелял сам.
— Он изготовлен из тутового дерева. Его проще использовать новичкам, потому что он легче, — объяснил принц.
Пальцы покалывало от нетерпения. Я прикоснулась к лакированному дереву, а затем обхватила обмотанную шелком рукоять. Лук лежал в руке так удобно, словно я уже держала его сотни раз. В том ли дело, что мой отец был величайшим лучником из всех живущих? И если бы мама не выпила эликсир и мы остались в нижнем мире, то папа научил бы меня стрелять как он. Правда, сомневаюсь, что я смогла бы сбить хоть одну огненную птицу, не говоря уж о девяти. Сердце заныло. Бессмысленная боль, от которой нет лекарства. Все желания в мире не смогли бы воссоединить мою семью.
— Ты готова, Синъинь? — спросил Ливей.
Я кивнула и отошла от мишени на то же расстояние, что и он. Как только я подняла лук, Ливей встал позади меня и поправил мне руки.
— Делай глубокие медленные вдохи, полностью наполняя легкие. А когда станешь натягивать тетиву, напрягай каждую мышцу в теле, а не только руки. — Он похлопал меня по плечу и приподнял мне правый локоть. — Держи их на одном уровне.
Я старательно напрягла руки, чтобы сохранить это положение, чувствуя, как шнур впивается в большой и указательный пальцы.
Наконец принца устроила моя поза, и он отошел.
— Выстави лук так, чтобы острие смотрело прямо на цель. Когда отпустишь тетиву, должна двигаться только эта рука, а вторая — оставаться неподвижной. И не расстраивайся, если промахнешься. Это первая попытка.
Что-то обожгло мой живот. Желание добиться успеха и не посрамить имя своего отца. Даже если никто и не узнает об этом, кроме меня. Прищурив глаза, я сосредоточилась на цели вдалеке. Все остальное превратилось в размытое пятно, но мишень я видела так же ясно, как маяк в темноте. Почти не дыша, я постаралась как можно спокойнее отпустить стрелу. Она пронеслась по воздуху и с глухим стуком вонзилась в самый дальний от центра круг.
— Попала! — Необузданное возбуждение наполнило вены.
Ливей похлопал в ладоши, а его губы изогнулись в улыбке.
— У тебя хороший учитель.
— Ха! Да я скоро буду стрелять лучше тебя, — начала хвастаться я, обнаглев от охватившей меня эйфории.