– Ого! А у вас есть кофе без кофеина?
– Да.
– Вот большое латте мне, – сказал Ласик. – Без кофеина. Всё.
– Ну и мне тогда тоже! – сказал Дюша. – Из солидарности. Но с кофеином. Двойной эспрессо.
Официант ушел.
Зал ресторана был совсем пустой. Они сидели в удобном закутке – стол, с одной стороны диван, с другой – кресло, а по бокам тяжелые портьеры. Идеально для приватного разговора серьезных людей.
– Ну, что ты, как ты, расскажи! – спросил Ласик.
Дюша вздохнул и покровительственно улыбнулся.
Он все понял про Ласика, как следует рассмотрев его одежду и приглядевшись к его манерам. Беден. Неудачлив. Добр, отчасти даже романтичен. Вон сколько он навспоминал, пока они шли от Поварской по Малому Ржевскому, а там повернули в Хлебный. Наверное, у него ничего в жизни нет, кроме этих школьных, так сказать, мемуаров. Но хороший человек. И гордый, конечно. Себе заказал только латте, чтоб самому за себя заплатить. Может, он и за мой эспрессо заплатит? Если ему так будет приятно – пускай! Типа это он меня угощает. Ну и ладно. Что ж ему, дурачку, рассказать-то?
– Что ж тебе рассказать-то? – вздохнул Дюша. – Работа-забота. Вот, развелся год назад.
– Жить-то есть где? – сочувственно спросил Ласик. – Алименты, небось? Денег-то хватает?
Дюша горделиво хмыкнул.
– Хватает, спасибо. Не буду тебя грузить подробностями. Скажу коротко. Так сказать, в картинках. Мне сейчас пятьдесят один. Полгода назад я развелся. А сейчас у меня новая дизайнерская квартира на Остоженке и молодая жена. Вот примерно так.
– Класс, – вздохнул Ласик. – Успех и красота. А жена кто? Небось, студентка-аспирантка? Или уже это, кандидатка наук? – он подмигнул.
– Она работает в модельном бизнесе, – сказал Дюша.
– Класс, – повторил Ласик. – Я правда рад тебя видеть, Дюша. Очень рад.
Принесли кофе.
– Слушай, а дача у тебя есть? – спросил он.
– Дачу я бывшей жене оставил, – сказал Дюша. – Но вот сейчас что-то себе присматриваю.
– Ну его на хер, Дюшенька, – вдруг негромко сказал Ласик, дождавшись, когда уйдет официант. – Послушай меня. У тебя шенген есть? Или паспорт испанский или израильский? С собой? Бросай на хер свою молодую квартиру и дизайнерскую жену, и буром! Вот прямо сейчас в Шарик. Чтоб вечером тебя здесь не было.
– Ты о чем? – Дюша смотрел на Ласика удивленно и надменно.
– Я все сказал, – Ласик вертел в пальцах дешевую черную зажигалку. – Заплати за мой кофе. Мне пора.
– Ты вообще понимаешь, с кем ты говоришь? – брезгливо поморщился Дюша. – Это что? Шантаж? Угрозы? Кто тебя подослал? Да ты соображаешь, кто я? Да у меня на юбилее половина правительства была! Я сейчас же звоню замминистра внутренних дел по личному мобильному!
Он засунул руку в правый карман пиджака, вытащил телефон.
Ласик схватил его левой рукой за запястье; телефон выпал. Правой рукой он прижал зажигалку к ладони Дюши. Тот почувствовал укол, но не успел почувствовать боль. Медленно откинулся назад. Ласик усадил его поудобнее. Как будто дремлет человек, расслабляется.
Потом он подобрал телефон, сунул в карман, громко сказал бывшему Дюше: «Я сейчас приду!» – и вышел в сортир.
В кабинке он долго мочился, обтряхивался и промокался мягчайшей туалетной бумагой, и горестно думал: «Я же рисковал. Ведь же друг детства! Три дня его выслеживал, чтоб поговорить. Я же не забыл, как он благородно уступил мне Ленку Карасеву. Даже песенку спел: «А если случится, что он влюблен, а я на его пути, уйду с дороги, таков закон, третий должен уйти». Блин. Детство золотое. Я же, сука, головой рисковал, мне же его заказали! Я его спасти хочу, а он понты кидает: жена модель, квартира дизайн, юбилей с министрами! Дешевка. Давить таких надо».
Ласкарев спустил воду и убедился, что сток хороший, сильный. Дождался, пока бачок наберется снова. Отлепил усы и бородку, бросил в унитаз, спустил воду еще раз. Вухх – и там! Отлично. Прислушался – никого. Вытащил из-за пазухи тонкую синюю робу с надписью «Мосводоканал», накинул поверх куртки. Вышел из кабинки, юркнул в служебную дверь, прошел мимо кухни – и во двор, через черный ход.
Телефон покойного Дюши он отдал шефу для дальнейшего исследования, за что получил крепкое рукопожатие и бутылку дорогущего французского коньяка. Шеф лично достал из сейфа.
– Большое спасибо, но я не пью, – сказал Ласкарев.
– Ну, передаришь, – сказал шеф.
Раздвоение духаиз подслушанного
Иду по длинному коридору, а в полушаге сзади – две девушки. Разговаривают. Вернее, говорит одна, а вторая только слушает:
– Очень хочется быть просветленной чикой, – говорит она. – Чтобы смотреть на все со стороны и спокойно. Ни о ком ни одного плохого слова, потому что «не судите и не судимы будете», и всегда вот так тихо, с доброй улыбкой. На все вот так с умным видом кивать и молчать… – вздыхает. – Но при этом жутко хочется сплетничать, ругать за глаза, всякие гадости говорить, секреты выбалтывать, насмехаться…
Обгоняют меня. Мы вместе выходим из стеклянных дверей на широкое крыльцо.
– Да, – говорит вторая.
– Да, – говорит первая. – Трудно жить, когда душа то туда, то сюда. Хочется сплетничать и осуждать! Но чувствую, нельзя. Но хочется!
Подруга уважительно молчит.
ПРОИГРАВШИЙ ПОЛУЧАЕТ ВСЕ
Позвонил один знакомый и сказал:
– У меня сейчас был долгий внутренний спор. На сугубо моральную тему, что особенно тяжело.
– Ого! С кем же ты спорил?
– Сам с собой. Внутренний спор, я же говорю! Ну типа с одной стороны, с другой стороны. Надо или не надо, можно или нельзя. Как быть, что делать, имею ли я право, не будет ли потом стыдно, и все такое.
– Ну и чем дело кончилось?
– Я проиграл, – сказал он.
О пристройках сверхуэтнография и антропология
Моя знакомая рассказывала:
«Была у меня приятельница, и одновременно как бы отчасти работодательница, которая все время опаздывала. Один раз так было, что мы с ней должны были встречаться чуть ли не три раза в неделю, на станции метро, я ей отдавала перепечатанные листы, ибо она была редактор, а я – машинистка. И вот на эти встречи она всегда опаздывала. На десять-пятнадцать минут. Иногда на двадцать. Я ее ждала на скамье в центре зала. Она всегда извинялась, объясняла, что случилось. То кто-то важный вдруг позвонил, то соседка снизу пришла и заявила, что к ней в кухню вода капает, и вот всякий раз уважительная причина.
Но потом мне надоело. Вернее, я удивилась: ну она же едет на метро, и всякий раз к двенадцати часам дня. Ну неужели трудно рассчитать? В общем, начала злиться. А потом решила: дай-ка я опоздаю, и не на десять минут, а как следует – на полчаса или даже минут на сорок!
Нарочно вышла из дому на полчаса позже. Да еще медленно так шла к метро, ворон считала. Приезжаю. Времени без восемнадцати час, то есть я опоздала на сорок две минуты. Конечно, никого нет. Наверное, – думаю, – она меня ждала и ушла. Я буквально на минуту присела на скамью, переложить что-то в сумке. И вдруг вижу: она бежит ко мне! На ходу руку к груди прижимает.
– Прости, Валюшенька, – частит, извиняясь, – прости, солнышко, ты меня уж целый час ждешь, а у меня Мишка (это сын) в школу убежал и мои ключи с собой взял, так что я выйти не могла. Звонила в школу, чтоб его учительница отпустила, то есть послала домой срочно с ключами…
Тут я все поняла. Она пришла, как всегда, с опозданием на десять минут, меня не увидела и целых полчаса то ли за колонной пряталась, то ли на поезде каталась туда-сюда. Обалдеть!
Как я это поняла? Да очень просто: она позавчера мне говорила, что опоздала потому, что Мишку, сына, провожала на соревнования куда-то то ли в Ярославль, то ли во Владимир, на три дня. Да и вообще был конец июня, какая школа в седьмом классе?
Я так громко засмеялась, что она, кажется, даже обиделась. Но я сказала, что вспомнила анекдот. Жутко смешной, но ужасно неприличный. Вслух сказать не могу. А если описательно, с купюрами – то будет не смешно».
Опаздывать вроде бы ненадолго, но постоянно – это еще не всё. В арсенале мелкого, но эффективного доминирования есть еще другие мелкие инструменты.
В эпоху до мобильных телефонов был такой фокус. Вы идете в гости к своей знакомой. Даете кому-то телефон этой знакомой. С такой инструкцией: позвонить и сказать следующий текст: «Здравствуйте, Валентина Ивановна, ради бога извините, это Татьяна Алферова говорит, ваш телефон мне дала Наталья Зябликова, она должна у вас быть, мне надо ей срочно передать одну очень важную информацию! Можно ее к телефону?» Ваша знакомая понимает, что вас просто на части рвут! Тем более что вы к ней опаздываете на полчаса-час… Ворвавшись, вы прижимаете руку к сердцу и сочиняете что-то очень веское и уважительное. Типа: «Прости, надо было срочно заехать к такому-то, обговорить одно дельце». А знакомая вам: «Да, и тебя тут уже некая Алферова разыскивает». Вы: «О, боже. Ума не приложу, что ей надо. Где у тебя телефон?» (напоминаю, что речь идет – вернее, шла! – о стационарном квартирном телефоне). Набираете номер. Там никто не подходит. «Черт, – говорите вы, – ее нет на месте…» Потом она вам все-таки дозванивается, в квартиру вашей знакомой. Вы слушаете ее, мрачно кивая. Потом говорите: «Прости, мне надо бежать. Не спрашивай. Кофе выпью, если нальешь. Вот такая жизнь...»
И уходите, деловая и загадочная, важная такая персона.
В эпоху мобильных повысить свою значительность помогает – отвечать на звонок с мрачным видом, долго слушая и отрывисто говоря «да… да… ясно… ну что же, обещать не могу, но приложу все усилия». На второй звонок: «Прости, совсем не могу говорить, я на встрече» – и при этом с любящим видом кивнуть тем, кто за столом: мол, вы для меня важнее! Польстить им таким манером. На третий звонок: «