– Я буду тебе диктовать, а ты набирай.
Трясущимися руками я начинаю заправлять бумагу в пишущую машинку.
Внезапно отец останавливается и сообщает:
– Пришло время вербовать новых членов Коммуны.
– Готова печатать, как только пожелаешь, – тихо произношу я, занося руки над клавишами и принимая решение довериться главе семьи.
Он сплетает пальцы в замо́к и задумчиво подносит их ко рту.
– Заголовок: «Фармакология и ее несостоятельность».
Я быстро печатаю текст на машинке, точно попадая по нужным буквам.
Страница начинает мерцать, несмотря на то что пока видна лишь одна строка.
Такова магия слов отца.
– Первый абзац, – продолжает он. – Появление в обращении психотропных препаратов стало катастрофой для человечества. Умственные заболевания воздействуют на цивилизацию в течение тысяч, если не миллионов лет. Даже древним грекам было известно об этом, и лекарь Гиппократ одним из первых предположил, что на недуги мозга влияют не внешние, а внутренние факторы, так называемый дисбаланс «жидкостей».
Отец делает паузу, и я тоже замираю. Его гениальность ошеломляет.
– Готово, – шепчу я.
Он снова начинает мерить шагами помещение и заходит в затемненную часть комнаты, а когда вновь заговаривает, то голос, кажется, исходит одновременно отовсюду.
– Второй абзац. Узкий взгляд на проблему возникновения умственных заболеваний способствует разработке и чрезмерной приверженности психотропным препаратам. Большинство болезней можно излечить с помощью натуральных средств и изменения образа жизни. Тем не менее детям начинают назначать антидепрессанты и нейролептики уже в двухлетнем возрасте. Но последствия воздействия подобных лекарств на молодые, пока не сформировавшиеся мозговые клетки и даже на клетки взрослых, кажется, не слишком волнуют фармацевтические компании. Они исказили учение Гиппократа, превратив в механизм для выкачивания денег. Как еще можно объяснить тот факт, что мировые державы с беспрепятственным доступом к так называемым «благам цивилизации» потребляют максимальное количество антидепрессантов?
– Это правда? – спрашиваю я, закончив печатать последнее предложение.
– Да, боюсь, что так, Пайпер, – выходя на свет, произносит отец. По его лицу струятся слезы. – Не всем так повезло, как членам Коммуны. – Я приподнимаюсь с места, чтобы утешить его, но он жестом останавливает меня. – Все в порядке. Это нелегко, но мы должны продолжать.
Я возобновляю набор текста о пользе жизни в гармонии с природой в соответствии с заветами предков, которые знали, как сохранить умственное здоровье. Физический труд, медитация, рацион, богатый фруктами и овощами, которые выращены без пестицидов. Обитание в небольших деревнях вместо перенаселенных, загрязненных городов.
Беззаботная жизнь.
– Люди утверждают, что хотят быть свободными, – продолжает диктовать отец. – Однако не перестают держаться за цепи, держащие их в рабстве: дома, машины, технологические новинки, за которые нужно платить. Возможности сокращаются, ограничиваются. Отсюда возникает ощущение плена. И люди обращаются к наркотикам, алкоголю, азартным играм и сексу, лишь бы заглушить чувство возрастающего неудовольствия. Отправляются к врачам и выходят с рецептами на таблетки вместо того, чтобы изменить обстоятельства, вызвавшие болезнь. Таким образом, круг замыкается, что приводит к созданию еще более нездорового общества.
Отец оседает на пол, скрещивает ноги и склоняет голову. Над ней видна репродукция «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, оправленная в золотую раму.
Я опускаю взгляд на напечатанный текст и невольно вздыхаю, заметив ошибку. Слово «нездорового» превратилось в «нездворового».
– Что-то случилось? – поднимает на меня глаза отец.
– Я все испортила, – признаюсь я. Подбородок начинает трястись от мысли, что я только что лишилась возможности доказать свою готовность к посвящению. – Сделала опечатку.
– Каждый совершает ошибки, Пайпер. – Отец встает, роется среди бумаг на столе и вручает мне маленькую бутылочку. – Важно то, как мы с ними справляемся.
Я подношу флакон к свету.
Это корректирующая жидкость.
– Всегда существует способ исправить ситуацию, – комментирует отец. – Ты меня поняла?
– Да. Да, я поняла.
– Умница, – улыбается он.
Глава четырнадцатаяПосле
Женщина подсыпает яд в мою еду.
Вчера, справляя нужду, я испытывала сильную боль, словно от уколов множества игл. А сейчас все стало только хуже. На всякий случай отказываюсь от обеда.
Пока я стою в туалете, согнувшись от спазма, тюремщица стучит и сразу же входит.
– Пайпер, что с тобой? Отвечай честно.
Я подскакиваю на ноги, поспешно натягивая штаны, но живот тут же пронзает болью. По лбу катится пот, но я его не вытираю. Только не перед той, кто держит меня в плену.
– Нужно показать тебя врачу. Я за тебя беспокоюсь.
Я сохраняю молчание.
– До клиники совсем недалеко ехать, и после визита к доктору и осмотра тебе тут же станет лучше.
Я заперта в этом месте с тех пор, как сюда попала. Вероятно, это единственный шанс осмотреть окрестности и определить, где я нахожусь.
– Либо можно вызвать врача на дом.
– Нет. Я поеду. – После нескольких недель почти полной тишины голос звучит хрипло и слабо.
Мой обет молчания нарушен. Еще одна битва проиграна.
Женщина выходит, но шума удаляющихся шагов не слышно. Ее дыхание доносится из-за двери, пока я натягиваю штаны и мою руки. Мыло обжигает кожу. Нужно прекратить им пользоваться.
Тюремщица с осунувшимся лицом ждет меня в коридоре. Перекинув сумку через плечо, она спускается по лестнице и отпирает ту странную кухонную дверь, которая приводит нас в гараж.
В машине Джинни велит мне пристегнуться. Тем временем задняя стена смещается к потолку и открывает нам путь к воротам. Мы медленно катимся по подъездной дорожке, а за спиной во всем великолепии возвышается дом. Каждая из его поверхностей выкрашена в разные оттенки синего, словно владелец никак не мог выбрать цвет. Соседское здание выглядит пустым. Девушки в окне не видно.
Женщина останавливает автомобиль перед воротами и вылезает наружу, чтобы набрать код в черной коробочке с откидной крышкой. Я наклоняюсь вперед на сиденье, но Джинни загораживает обзор, так что цифры рассмотреть не удается.
И вот мы внезапно оказываемся на улице. Впервые за все время заключения мне удалось очутиться за воротами.
Мы едем по длинной дороге, по сторонам мелькают открытые луга и виноградники. Осень окрасила все растения в желтые и оранжевые оттенки. Мои мысли переносятся к матушке и Касу. Интересно, они тоже сейчас смотрят на голубые небеса и скучают по мне?
– Наши души всегда останутся связанными, – заверила она. Эти слова – единственное, что сейчас меня утешает.
Вскоре дорога приводит нас в маленький городок. За аккуратно подстриженными живыми изгородями укрываются опрятные домики с ухоженными зелеными газонами. Вскоре их сменяют кирпичные строения с большими окнами, выстроившиеся по обеим сторонам улицы. Прохожие несут в руках коричневые пакеты и стаканы кофе. Над дорогой нависают деревья. Мы проезжаем мимо трехэтажного здания с серовато-зеленой отделкой, будто сошедшего с постера фильма «Эта замечательная жизнь».
Женщина наконец паркуется возле серого оштукатуренного строения.
– Офис доктора Энсона, – поясняет она.
Приветливая девушка в голубых штанах и рубашке показывает путь в лабиринте переходов. Меня взвешивают и измеряют, тыкают и щупают, а потом записывают все в планшет. Когда я пытаюсь заглянуть туда, помощница врача тут же прижимает его к груди.
Наконец меня оставляют одну в комнате без окон со стенами, выкрашенными в персиковый цвет. Над головой играет негромкая музыка. Нарисованный медведь из мультфильма улыбается мне с дверной створки.
От ощущения, что я уже бывала здесь раньше, начинает кружиться голова. Но это лишь игра воображения.
На столе стоит небольшой экран, по которому плавает заставка со стетоскопом. Рядом лежит клавиатура, похожая на печатную машинку. Я нажимаю на одну из клавиш, и на поверхности того телевизора появляется окно, запрашивающее пароль.
В трубке телефона, стоящего сбоку, не слышно звукового сигнала, но стоит ткнуть на кнопку, как раздается приятный голос:
– Регистратура. Чем могу вам помочь?
Швыряю трубку. Затем снова беру и нажимаю другую кнопку. В этот раз отвечает человек из лаборатории. Набрать номер не удается. В любом случае у родителей нет телефона.
Я бросаю трубку и вжимаю ее так сильно, что сухожилия на плечах готовы лопнуть.
Температура в помещении становится невыносимой настолько, что можно свариться заживо. Я стягиваю толстовку и принимаюсь разглядывать висящие на стенах в пластиковых кармашках буклеты. Корь, прививки от гриппа, лихорадка у детей, менструации.
Ничто из этого мне не поможет.
Над мусорной корзиной прикреплен красный ящик с надписью «Опасные отходы». Внутри крошечного окошечка можно рассмотреть сваленные стопкой использованные иглы. Стоит украсть одну и воткнуть в тюремщицу, заразить ее инфекцией.
Раздается стук в дверь, и в помещение входит низкая женщина в белом халате.
– Здравствуй, Пайпер, – произносит она. – Меня зовут доктор Энсон. Или Дебби, если тебе так больше нравится.
Жестом врач приглашает меня присесть, сама же опускается на вертящийся стул и подкатывается ближе, чем мне бы хотелось. Я немного отползаю, но та придвигается на такое же расстояние.
– Джинни говорит, ты испытываешь боль во время мочеиспускания, – продолжает врач. – А в другое время дискомфорт сохраняется?
Я киваю.
– Моча мутная?
Снова киваю.
– Я хочу проверить твою брюшную полость. Ляг на кушетку, пожалуйста.
Бумажная простынь сминается, когда я откидываюсь и пододвигаюсь вверх. Дебби приподнимает на мне рубашку и ощупывает живот. Боль настолько резкая, что я невольно втягиваю воздух через зубы.