Томас выбирается из-за столика и поспешно направляется в сторону берега.
– Ты готова? – спрашивает отец, не дождавшись моей реакции.
Занятая строительством убежища и встречами с Касом, я не слишком часто задумывалась о посвящении, хотя и должна была бы.
Но не собираюсь подводить отца.
– Готова, – уверенно объявляю я, и он одаривает меня одной из самых редких улыбок, словно лишь мы вдвоем знаем нечто неизвестное остальным.
Глава тридцать втораяДо
Сегодня не следует витать в облаках.
Или целоваться с мальчиком, наслаждаясь прикосновениями к его коже.
И уж тем более не следует сегодня добавлять еще один секрет к уже накопившимся.
Однако я хватаю протянутую ладонь Каспиана, пока мы бежим с ним к нашему тайному месту на берегу озера. Я знаю, что это глупо. Знаю, что это рискованно. Но дом гудит от приготовлений к моему посвящению, так что мы пользуемся воцарившимся хаосом.
– Томас рассказывал, что происходит во время обряда? – спрашиваю я, переводя дыхание. У меня не было возможности пообщаться с женихом, так как они с отцом и вооруженными мужчинами весь день о чем-то шептались приглушенными голосами.
Выйдя на пляж, Кас принимается бросать по поверхности воды плоские камешки, но те пока сразу идут на дно.
– Брат никогда об этом не говорил, – отвечает он. – Наверное, обсуждать посвящение имеют право только члены Коммуны. А так как я им пока не являюсь, то он не считает меня достаточно подходящим для него собеседником. И вообще в последнее время ведет себя как полный засранец.
Кас с Томасом всегда были близки. Когда они только переехали сюда, то казались единым существом, разделенным на две половины, как свет и тень. Оба мальчишки выглядели совсем худыми, и матушка позднее рассказывала, что родители не слишком часто их кормили.
– Его поведение стало более странным, чем обычно, – соглашаюсь я, садясь на бревно и стараясь унять дурноту. От волнения мне пришлось пропустить обед, так как салат грозил вернуться обратно.
Тетушки готовят что-то грандиозное для вечерней трапезы. Матушка пока была занята с младшими детьми, но обещала, что вручит мне сегодня нечто особенное.
Кас бросает последний камень и садится рядом со мной. Я склоняю голову ему на плечо. Нас тянет друг к другу словно магнитом. Тепло парня, близость его тела из плоти и крови каким-то образом заставляют чувствовать себя живой.
– Мне страшно, – признаюсь я.
– И мне, – спустя пару секунд откликается он. – Немного.
– Предполагается, что из нас двоих храбрым должен быть ты. Скажи что-нибудь банальное, успокой меня.
– Уверен, все пройдет замечательно, – со смехом принимается убеждать меня Кас. – Просто странно, что церемония окутана такой таинственностью.
– Побыстрее бы со всем этим покончить, и тогда я смогу наконец сделать что-то полезное для улучшения мира. Надоело ощущать себя маленьким ребенком.
– Ты точно уже не ребенок. – Парень наклоняется и целует меня в макушку, я же в ответ обвиваю руками его шею и притягиваю ближе. Затем запускаю пальцы в густые черные волосы, провожу по ним и кладу ладони на широкие мускулистые плечи.
– Пора возвращаться, – неохотно отстраняясь, вздыхаю я. – Нас ждут с дополнительными стульями из сарая.
– Давай встретимся на автодроме сегодня ночью, после того, как все уснут, – шепчет Кас, не отводя глаз от моих губ.
– После обряда посвящения? Думаешь, это хорошая идея?
– Скорее всего, нет, – зарываясь лицом мне в шею, бормочет он. – Но я должен тебя увидеть. Оказаться наедине.
– Может быть, – говорю я. – А сейчас идем домой.
Мы быстро пробираемся между деревьями к небольшому сараю, хватаем несколько складных стульев и шагаем во двор.
Отец с закрытыми глазами сидит за столиком для пикников, представляя собой воплощенное спокойствие. Матушка, тетушки и младшие братья с сестрами расположились неподалеку на образующих круг скамейках. В центре стоит пустой стул.
Отец открывает глаза и смотрит на Каспиана.
– Прошло немало времени с твоего последнего очищения.
– Это правда, сэр, – сглотнув, кивает тот. Воздух звенит от напряжения.
– Прежде чем мы сможем провести церемонию посвящения для Пайпер, ты должен смыть с себя все грехи. – С этими словами отец встает.
Мне трудно вспомнить, когда в последний раз он устраивал обряд очищения. Во время него следует сознаться во всех проступках перед остальными и позволить ветру унести прочь стыд и вину.
Но почему именно Кас должен избавиться от грехов перед моим посвящением?
Неужели отец узнал о нашей тайне? Это вполне возможно. Ему известно почти все.
По спине пробегает холодок.
Приятель медленно бредет к стулу в центре круга, вытирает ладони о штаны и делает глубокий вдох. Обряд очищения может длиться часами и иногда кажется бесконечным. По словам отца, мы все являемся духовными созданиями в поисках верного пути, время же течет по спирали, поэтому нужно исповедоваться как в тех грехах, что уже совершил, так и в тех, что могут произойти позднее.
Наверное, это мне следовало бы сидеть на месте Каса. Однако я опускаюсь на скамью между матушкой и Томасом.
– Можешь начинать, как только будешь готов, – произносит отец, расхаживая по лужайке босиком и заложив руки за спину. Не представляю, как тяжело ему выслушивать признания о наших проступках.
Парень в центре круга склоняет черноволосую голову, обхватывает плечи ладонями, затем несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает. Возникает ощущение, что воздух сгущается. Пот стекает с моего лба на нос, скапливается на верхней губе.
– Дело за тобой, – негромко поторапливает отец Каса. – Сними груз со своей души. Доверься нам. Ведь мы твоя семья.
Подвергшийся проверке приятель сутулится, его позвоночник изгибается дугой и с моего места кажется сломанным.
– Мы хотим тебе помочь, – продолжает отец. – Мы все замечаем, что ты страдаешь, так что просто поведай нам правду. Избавь тело от ядовитого обмана. Я чувствую его запах.
Кас всхлипывает, а потом над поляной раздается его голос, змеей скользящий над землей, тихий, едва слышный:
– Я до сих пор скучаю по родителям.
Воцаряется тишина. Рядом со мной напряженно выпрямляется Томас. Отец же продолжает мерить шагами лужайку, опустив голову на грудь. Я же не знаю, что и думать: проявил Кас храбрость или невероятно сглупил, признав подобное. Вероятно, и то, и то.
– Что еще? – подталкивает его лидер Коммуны.
– Я все время размышляю, почему они не захотели забрать меня, – приятель вытирает глаза.
– Значит, нас ты не любишь?
– Конечно же люблю, – помолчав, шепотом отвечает он.
– Разве можно иметь все и сразу? – интересуется отец. – Твои родители подрывали устои Коммуны. Ты тоже этого желаешь?
– Нет, никогда, – немедленно возражает Кас.
Матушка отводит мою руку ото рта. Я даже не заметила, как принялась грызть ногти.
– Что еще ты скрываешь?
– Ничего.
– И почему я тебе не верю, – отец пристально всматривается в испытуемого прищуренными глазами, а потом обводит взглядом всех нас. – Кто-нибудь еще хочет высказаться?
Томас сжимает кулаки.
Все молчат.
Чем дольше мы сидим в тишине, тем сложнее мне становится дышать. От тел соседей по скамье исходит невыносимый жар. В ноздри забивается ужасная вонь от подгузника Милли, кислый и едкий запах. Я пытаюсь втягивать воздух ртом, но горло тут же пересыхает, заставляя меня закашляться.
– Пайпер, тебе есть что добавить?
Отец проходит в центр круга и встает прямо передо мной. Я же вижу только его недовольно поджатые губы.
Посвящение так близко. Слишком близко.
Я киваю.
– Продолжай, – говорит отец.
– Это нечестно по отношению ко всем нам, – мой голос кажется хриплым, так что приходится откашляться. Облизывая губы, я чувствую на себе взгляд Каспиана, но не осмеливаюсь поднять глаза.
– Что-то еще? – отец перемещается мне за спину.
– Твои родители представляли угрозу для нас. Они явились из Внешнего мира. И были наркозависимыми людьми.
Я ощущаю на плечах тепло ладоней, жест одобрения, и по телу разливается облегчение.
Иногда правильные вещи делать тяжелее всего. Именно такие поступки отличают нас от обитателей Внешнего мира.
– Мне кажется, их любовь волнует тебя сильнее, чем наша безопасность, – продолжаю я. – И если бы тебе пришлось выбирать, то ты предпочел бы их.
Отец отстраняется, разрывая нашу связь. Матушка сжимает мою ладонь, показывая, что гордится мной. Однако сама я не испытываю гордости. Я чувствую что-то другое, гораздо более неприятное. Мне тут же хочется забрать слова обратно. Но некоторые вещи нельзя исправить.
– Они все видят тебя насквозь, – обращается отец к Каспиану. – Пожалуйста, избавь их от страданий. Поведай о том, что натворил. Признайся в грехах, сидя в центре круга. И мы сможем вернуться к привычной жизни.
Приятель старается не заплакать, со всхлипом хватая ртом воздух. Томас сжимает кулаки так сильно, что белеют костяшки.
– Твои братья и сестры заслуживают услышать правду, – настаивает отец. – Мы все заслуживаем.
Карла присоединяется и тоже начинает умолять Каса сознаться во всем. Мама кричит так громко, что у меня звенит в ушах. Тетушки топают ногами, поднимая клубы пыли.
Сливаются лица, крики, изломанное тело Каса и отец, скользящий вокруг нас, как стрелки часов.
Желудок словно завязывается узлом, и я изо всех зажмуриваюсь.
Внезапно сквозь всеобщий хаос пробивается голос Каспиана:
– Меня посещали мысли о том, чтобы сбежать отсюда и разыскать родителей.
– Что еще? – спрашивает отец.
Я открываю глаза и вижу, как загнанный взгляд приятеля мечется, обводя всех собравшихся, точно пытаясь что-то обнаружить, пока не останавливается на моем лице. Смотрю на него в ответ.
– Я сомневался в вас, Кертис. И даже назвал лжецом. – Произнося эти слова, Кас горбится и кажется невозможно маленьким. Он так отличается от того парня, который целовал меня под звездами.