Я киваю.
– Да. Поселение находится за деревьями. Каспиан отвел меня туда, чтобы я могла сама посмотреть.
– Посмотреть на что? На поселение? – уточняет Джинни.
– Я не знала, что оно располагается так близко, и никогда раньше там не бывала, – тихо признаюсь я и продолжаю дрогнувшим голосом: – Родители всегда говорили, что живут очень далеко, а потому навещали нас редко.
– Невероятно… – бормочет под нос Рич, ходя кругами, запрокинув лицо к небу.
– Джинни, я должна кое о чем тебя попросить, – наконец решаюсь я. – Даже если это тебе не понравится.
– В чем дело? – Она мягко кладет руку мне на плечо.
– Я хочу увидеться с матерью, – выдыхаю я.
– С Анжелой? В тюрьме? – изумленно расширив глаза, уточняет собеседница.
– Да. И как можно скорее. Пусть Кас отвезет меня.
– Исключено! – резко отвечает Рич. – Эта женщина никогда больше тебя не увидит! И уж тем более я больше никуда не отпущу тебя с ним.
Джинни какое-то время молча обдумывает мою просьбу, а потом оборачивается к мужу и вздыхает:
– Рич, они же были для нее родителями всю сознательную жизнь… Нельзя просто притвориться, что ничего этого не произошло. – Она пристально смотрит на меня. – Ты уверена, что готова с ней встретиться?
– Уверена. Мне нужны ответы, а она единственная, кто может их дать. Пожалуйста, постарайтесь понять, – умоляющим тоном произношу я и замираю в ожидании ответа.
– Я позвоню детективам по делу и адвокату. Внесу тебя в список посетителей, – наконец неохотно кивает Джинни. – Но только если ты пообещаешь никогда больше не убегать, договорились? – Она берет меня за руку. – Я бы отвезла тебя куда пожелаешь. Не нужно от меня скрывать такие вещи. Ничего больше не нужно скрывать, Пайпер.
– Спасибо, – шепчу я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Тогда возвращаемся домой, – Джинни делает попытку улыбнуться.
Глава сорок шестаяПосле
«Последнее предупреждение: вставать запрещено!»
Кас забирает меня из дома и отвозит в тюрьму. Кирпичное здание окружено забором с колючей проволокой.
Я отстегиваю ремень безопасности, и он вырывается у меня из рук.
Джинни дала мне список требований для посетителей. Нельзя входить в шортах и коротких майках. А также в юбке выше колена. Или в обтягивающей одежде. Запрещено проносить оружие или горючие вещества.
Сегодня я натянула грязную толстовку и убедилась, что в карманах ничего нет. Но все равно беспокоюсь, как бы неподобающий наряд не стал причиной отказа в посещении.
Кас берет меня за руку, пока мы идем от машины к входу.
– Если передумала, то можно отложить визит. И вернуться в любой другой день.
– Мне нужно ее увидеть. И получить ответы, – сглотнув, отказываюсь я.
Мы входим в приемное отделение. Офицер просит показать удостоверение личности.
Адвокат Джинни оформил мне удостоверение на имя Пайпер Хаггерти. Карточка теперь помялась и нагрелась, полежав в заднем кармане джинсов. Я протягиваю ее офицеру и оглядываюсь по сторонам, пока он печатает данные. Все таращатся на меня так, будто мы знакомы.
Каса в списке посетителей нет.
– Ты справишься, – шепчет он. – Жду тебя здесь.
– Сказать ей, что ты тоже пришел?
– Лучше не надо, – парень отводит взгляд.
Офицер провожает меня в большое помещение со столами и стульями. Заключенные в оранжевых костюмах тихо разговаривают с членами семей, сидя друг напротив друга.
– Нам дальше, – говорит полицейский и продолжает путь.
Вскоре мы оказываемся в комнате с темно-зелеными стенами. Посередине установлена стеклянная перегородка. Металлические стулья привинчены к голому бетонному полу. Ко мне подходят и представляются два адвоката: один представляет интересы Джинни, другой – мамы. Я не обращаю на них внимания, так как вижу ее.
Она сидит по другую сторону стеклянной стены.
Одетая в оранжевое.
Во плоти.
Светлые волосы кажутся тусклыми. Да и сама она выглядит меньше, чем я запомнила, и сутулится.
– Мама, – шепчу я.
Она замечает меня и вскрикивает:
– Пайпер!
Надзиратель велит ей говорить тише.
Я устремляюсь к стеклу и прижимаю ладони, стараясь оказаться как можно ближе к матушке. Недоумение и разочарование после визита в поселение и обнаружения сгнивших одеял бледнеют и расплываются.
Она кладет ладони на перегородку напротив моих. Два дюйма стекла не смогут нас разделить.
– Доченька моя, – произносит мама, по щекам у нее ручьями бегут слезы. – Я так по тебе скучала.
– Я тоже по тебе скучала, – заверяю я, стараясь не разрыдаться на глазах у незнакомцев. Затем прислоняюсь лбом к стеклу, отчаянно желая разбить его и оказаться в объятиях матушки. Она же принимается напевать колыбельную, как не раз делала в моих снах.
– За что тебя поместили сюда? – внезапно выпаливаю я. Вопросы теснятся в голове. – Где отец? Когда все это закончится?
– Мне так жаль, Пайпер. Я никогда бы вас не покинула, будь моя воля. Ты же это знаешь, правда?
– Конечно.
– Хорошо, хорошо. – Она нервно оглядывается. – Никогда не определишь, подслушивают ли нас.
– Кто подслушивает? – недоуменно хмурюсь я. – Кто?
Над головой мамы мигают флуоресцентные лампы. Я замечаю, что ее светлые волосы начали отрастать, открывая взгляду черные корни.
Значит, она пользовалась краской. Все это время…
– Правительство, полиция. Я бы все тебе рассказала, если бы могла, дорогая. Но нельзя. Твой отец… – Она прерывается. – Ты видела его?
– Никто его не видел, и уже давно.
– Да, да… – кивает мама. – Он должен был затаиться. Но обязательно появится, когда время придет.
– А что мне делать до тех пор? – спрашиваю я. – Я уже не понимаю, кем являюсь.
– Сохраняй веру и оставайся сильной. Это проверка, милая. Для всех нас.
– Сегодня Кас отвез меня в поселение. – Заметив, как она побледнела, я добавляю слабым голосом: – Почему вы обманывали, что живете далеко от нас?
– Это не было ложью, Пайпер. Держать вас близко, но отдельно казалось стратегически разумным решением. – Глаза матери лихорадочно блестят. – Взрослым членам Коммуны и детям следовало обитать порознь, чтобы обеспечить вам безопасность. Вы слишком чисты, прекрасны и непорочны, чтобы жить рядом с мужчинами, которые иногда не в состоянии контролировать свои порывы.
– Но вы могли все рассказать нам. И приезжать чаще. Мы так в вас нуждались! – Я судорожно сглатываю. – Я в вас нуждалась. Ты знаешь, что, когда у меня впервые наступили месячные, я была одна и думала, что умираю? Тетушки надо мной смеялись.
– Но посмотри, какой сильной ты стала, Пайпер. Все потому, что мы вырастили тебя такой.
– Но я не чувствую себя сильной, мама, – шепчу я, ощущая, как по спине пробегает холодок, а кожа покрывается мурашками. – Я чувствую себя обманутой… брошенной.
– Но это неправда!
– Разве? Посмотри, где ты находишься. В тюрьме.
– И это несправедливо! Как может считаться преступлением любовь матери к детям?
– Каспиан рассказал мне кое-что еще. – Слова вертятся на кончике языка. Их еще можно проглотить, сохранив мир, как я обычно поступала. Но больше так не могу. Не в этот раз. – Он сообщил, что вы забрали меня у родных отца и матери. Это правда?
– Да как ты смеешь задавать такой вопрос? – Она отшатывается от стекла, от меня. – Ты моя дочь. И никогда в этом не сомневайся!
– Ты не ответила, мама, – произношу я сквозь зубы.
На стене громко тикают часы. Время проносится и ускользает, как ветер между деревьями. Я нервно облизываю губы, пытаясь сформулировать следующий вопрос.
Будущее сидит по другую сторону стеклянной перегородки, и это пугает меня.
– Это ты купила мне розовую купальную шапочку или Джинни? Не ту, с цветочками, а полностью розовую. – Я сглатываю и добавляю: – Это ты водила меня на занятия по плаванию? Гуляла со мной в парке и покупала мороженое?
Или это была Джинни?
Губы собеседницы трясутся, но она молчит. И отводит глаза.
– Отвечай! – требую я.
– Я не помню, Пайпер, – пожимает мама плечами. – Не позволяй им забраться к тебе в голову. Твоя настоящая семья – это мы с отцом, а еще твои младшие братья и сестры. Я люблю тебя больше всего на свете. И отдала бы жизнь, лишь бы защитить вас всех.
– Но я помню их. Джинни и Рича. Как ты это объяснишь?
– Тебе это только кажется. В больнице могли использовать психотропные препараты для промывания мозгов, как и говорил твой отец.
Часы тикают все громче и громче. У меня за спиной грохочут ботинки офицера, который шагает из стороны в сторону.
– Кас рассказал мне правду, мама. А он никогда мне не лгал. Ни разу.
– Мы являемся твоими родителями на духовном уровне, Пайпер! – Она наклоняется вперед. Ее зрачки кажутся огромными и практически заслоняют голубизну радужки. – Только это и имеет значение. Мы поступили так, чтобы спасти тебя.
– Спасти от чего? – едва слышно выдыхаю я.
– От опасностей Внешнего мира, от грядущей войны. Ото всего. – Собеседница утомленно растирает виски. – Ты же мне веришь, правда?
Я пристально всматриваюсь в ее лицо, отмечая потрескавшиеся губы и немытые волосы. Без привычного макияжа и модных платьев она кажется такой… обычной.
– Я верю тому, что о вас с отцом рассказывали другие. Что вы лжецы и мошенники.
– Нет. Нет, дорогая. Пожалуйста, не отворачивайся от нас, – дрожащим голосом умоляет женщина в оранжевом костюме и вновь кладет ладони на стекло между нами. Маленькая девочка внутри меня отчаянно жаждет повторить этот жест, желает вновь стать идеальной дочерью. Но нынешняя я не в состоянии больше этого выносить.
– Не отворачиваться от вас? – переспрашиваю я. – Так же, как вы не отворачивались от меня? – Из груди вырывается смех, и горечь придает ему вес камня. – Так же, как вы отказывали нам в любви, в своем времени и даже в еде? Это ты называешь преданностью?