– Пессика, – повторяю я.
Звучит это так глупо, что не выдерживаю и заливаюсь смехом.
– А сокращенно будем звать тебя Песси. – Собеседница понижает голос. – «Что это Песси сегодня такая пессимистичная?»
– Песси! – взвизгиваю я.
Мы обе смеемся так, что по щекам текут слезы.
Но эти слезы идут на пользу, помогают исцелить нечто такое, что было давно сломано в моей душе, хотя я и не хотела в этом признаваться. И меньше всего себе самой.
– А тебе самой каково пришлось из-за всей этой ситуации? – спрашиваю я наконец.
– Ты на самом деле хочешь это знать? – смерив меня взглядом, уточняет Холидей.
– На самом деле хочу.
– Тяжело, – со вздохом начинает рассказывать она. – Очень долгое время я была лишь той девочкой, чью подругу похитили. Тенью Джессики Хаггерти. А потом ты каким-то чудом вернулась, но оказалась совершенно другим человеком. Мне очень хотелось узнать тебя получше, Пайпер. Все это время я очень скучала. Мы ведь должны были вырасти бок о бок. А вместо этого я постоянно смотрела на окно твоей спальни и гадала, где ты и вернешься ли… – Она медленно выдыхает. – Но в этой тени было очень сложно жить. Знаю, звучит ужасно эгоистично.
– Вовсе нет, – я касаюсь руки подруги. – И я понимаю… вернее, стараюсь понять.
– Будем разбираться со всем этим дерьмом вместе. Заметано? – она выставляет мизинец, и я цепляюсь за него своим.
– Заметано.
Следующим утром старая папка с документами оказывается на кухонном столе рядом с целым пиршеством: жареным беконом и блинчиками с черникой. Когда я вхожу, Джинни ставит возле тарелки графин с апельсиновым соком.
– Ты прочитала документы, – комментирует она.
– Почему ты не рассказала мне все сразу, как только я очутилась здесь?
Она жестом приглашает меня сесть и занимает соседний стул.
– Спустя несколько дней после того, как тебя освободили и поместили в больницу, мы с доктором Люндхагеном все тебе объяснили. Ты помнишь это?
Перед глазами возникает образ плачущей в моей палате Джинни. И больше ничего.
– Нет.
– После этого ты впала в какой-то шок. Психиатр заключил, что ты дистанцировалась от реальности в качестве защитной реакции на травмирующую информацию. Ты просто лежала на кровати и смотрела в потолок. Перестала есть и пить. – Джинни берет меня за руку. – Я очень испугалась и даже подумала, что снова потеряла тебя. Мы просто не знали, что делать, и поэтому решили постепенно подвести к принятию правды. Прости, если вышло неуклюже.
– Пожалуй, в этом имелся определенный смысл, – признаю я.
– Пайпер, я так виновата перед тобой. – Джинни внезапно заливается слезами. – Следовало взять тебя с собой в примерочную в тот день. И тогда ничего этого бы не произошло.
– Ты не виновата. – Я судорожно сглатываю и добавляю: – Кроме того, основная часть моего детства была не такой уж и плохой.
– Можно я тебя обниму? – спрашивает Джинни, вытирая лицо.
Я внимательно рассматриваю свою родную мать. Вижу морщинки в уголках глаз, которые становятся заметнее, когда она волнуется. Она тоже кое-что потеряла.
Как и мы все.
– Да, – киваю я.
Едва слова срываются с губ, как Джинни прижимает меня к себе. Ее тело сотрясается от рыданий. Я же вспоминаю, как она обнимала меня в детстве, и отвечаю на объятие. Она моя мать, и это не пустой звук. Словно между нами протягивается ощущение близости на клеточном уровне. Впервые за все то время, что я провела здесь.
– Мама, – шепчу я.
Потом вспоминаю обо всех объятиях Анжелы, и тяжелое чувство вины застревает в горле как камень.
– Мне нужно на воздух, – произношу я, отстраняясь.
Затем выхожу на крыльцо и сажусь на ступенях.
Дверь за спиной открывается. Я предполагаю, что Джинни последовала за мной, но это оказывается Эми. Она тащит плетеную корзину, доверху забитую куклами. По пятам трусит Дейзи, которая тут же принимается бегать по двору за белкой, пока не загоняет ее на дерево.
– Хочешь поиграть в куклы? – громко спрашивает девочка, перекрикивая лай прыгающей на ствол собаки. – Можно сделать дома в траве.
– Как это? – с недоумением интересуюсь я.
– Когда газон отрастает, то можно выстричь целые дома и даже улицы. Идем, я покажу, – Эми достает из корзины ножницы и бежит на лужайку. Вместе мы срезаем в траве заплатки для спальни, гостиной, ванной и столовой. Затем подбираем опавшие листья и используем их в качестве мебели.
– Получается классно! – признаю я, пока малышка устанавливает в центре столовой большой булыжник, олицетворяющий стол.
Затем кидает на камень траву и заявляет, что приготовила обед. Мы вместе рассаживаем кукол за стол. Блондинка в розовом бальном платье оказывается рядом с всклокоченной шатенкой, одетой лишь в шкуру.
Эми смотрит на меня, жмурясь от солнца, и заявляет:
– А мы сестры.
– Я знаю.
– Мне нравится иметь сестру, – она улыбается.
– Мне тоже.
Радость малышки заразительна. Пожалуй, она лучшее, что есть во всей этой ситуации.
– Мама сказала, что теперь можно об этом сообщить. Хотя сначала просила так не делать. Она говорила, что это может тебя испугать.
– Так и было. Я до сих пор иногда боюсь.
– Мне тоже иногда становится страшно. Тогда я прячусь в убежище в кладовке. Если хочешь, пользуйся им. И сразу почувствуешь себя лучше, хорошо?
– Договорились, – киваю я, и еще до того, как успеваю договорить, сестра обнимает меня.
– Я люблю тебя, Пайпер. – Она прижимается щекой к моей щеке.
– Я тоже тебя люблю, Эми, – отвечаю я и понимаю, что это не ложь.
Однако мы с правдой очень долго были незнакомцами. Отец об этом позаботился. Теперь я не уверена, что когда-нибудь смогу поверить кому-то еще. И меньше всех – себе.
Ненавижу его за это.
Затем снова смотрю на сестру, ее широкую улыбку и голубые глаза, точь-в-точь как мои.
– Хочешь, я заплету тебе косу? – спрашиваю я.
– Да! – Она садится на траве передо мной.
Пока я перебираю пальцами мягкие пряди золотистых волос, наша правда – правда обо мне и Эми – медленно начинает проникать в мое сознание и пускать корни.
Худые плечики сестры. Комнаты для кукол, вырезанные в траве. Персиковый закат. И собака, загнавшая белку на дерево.
Думаю, в эту истину я могу поверить.
Глава пятьдесят втораяПосле (три месяца спустя)
– Далеко еще? – спрашивает Холидей.
Так как у меня нет водительских прав, ей приходится сесть за руль машины матери. Рич начинал учить меня, но попытки прекратились после того, как я врезалась в куст роз.
– Почти приехали.
– Ты чертовски смелая, сама-то это понимаешь?
– Не особенно.
– Тебе нужно учиться принимать комплименты, – ухмыляется подруга.
– Что, правда? Тогда что ты думаешь насчет этого: ты самая красивая девушка из всех, кого я встречала. И уж точно самая умная, раз поступила в Стэнфорд. А еще не менее храбрая, чем я сама. – Она закатывает глаза и ничего не отвечает. – Ага! И кто из нас не умеет принимать комплименты? – поддразниваю я, заставляя Холидей рассмеяться.
Впереди возникает подъездная дорожка, да так внезапно, будто существовала только в моем воображении и появилась силой мысли.
Мне следует признать одну простую истину: в последнее время я почти не скучала по своей прошлой жизни в доме у озера.
Мир оказался намного больше, чем рассказывал отец.
Кертис. Я должна привыкать называть его Кертисом.
Однако от старых привычек сложно избавиться.
На лужайке установлена табличка «Продается», перечеркнутая наклейкой «Продано».
Нельзя по-настоящему вернуться домой.
Но иногда, пусть и на мгновение, это возможно.
Холидей тормозит машину возле того места, где раньше находился наш дом. После завершения расследования его снесли, и теперь остался лишь огромный квадрат сырой земли, словно недавно выкопанная могила. Рядом стоит Каспиан и заглядывает в пустоту.
Как только он замечает нас, то подходит к машине и проводит рукой по моим волосам. Несколько дней назад я остригла их по плечи. С парнем же мы не виделись с момента свидания в кино, куда мы ходили вчетвером с Холидей и Дэвом на прошлой неделе. Кажется, с тех пор миновала целая вечность.
– Тебе так идет новая стрижка, – бормочет Кас и целует меня.
– Эй, вы двое, снимите уже номер, – со стоном упрекает подруга, набирая сообщение, по всей видимости своему бойфренду.
– Очень умный комментарий, – фыркает Кас и берет меня за руку. Я понимаю, что ему страшно вновь оказаться здесь, так же, как и мне.
– А Томас не захотел прийти? – разочарованно спрашиваю я. Мы с ним не виделись с тех пор, как нас всех разлучили.
От адвоката Джинни я узнала, что тетушки пытались свести нас с Томасом много лет. И именно поэтому никогда не позволяли Касу смотреть вместе с нами телевизор по воскресеньям.
Отец приказал им так делать. Что за извращение!
– Брат говорит, что пока не готов. Но хочет встретиться завтра утром с тобой в кафе, если ты не против. Он по тебе скучает.
– С удовольствием! – восклицаю я, широко улыбаясь. Затем поворачиваюсь к тому месту, где раньше стоял дом. – Так странно, что здания больше нет. Словно нашей жизни здесь никогда и не существовало. Или она теперь не имеет значения.
– Но она имеет значение, – качает головой Кас с серьезным выражением лица. – Неважно, кто что говорит по этому поводу. Для нас она очень много значит.
Раньше тут было королевство Кертиса.
Теперь король исчез. Полиция пока его не нашла, но я каким-то образом знаю, что это непременно произойдет.
Он велел мне хранить веру. Именно так я и поступаю.
Я верю в то, что однажды он обязательно ответит за свои преступления.
– Вот сейчас я их ненавижу, – шепчу я, и Кас крепче сжимает мою ладонь. – И в то же время скучаю. Представляешь, какая каша у меня в голове?
– Что бы ты им сказала, если бы могла? Если бы они стояли сейчас перед тобой?