Остальная часть разговора включала сверку ежедневников и планирование их следующей встречи, но всё равно они проговорили еще двадцать минут. К тому моменту, как они закончили, у Ребекки осталось время только на то, чтобы быстро причесаться и прихватить пальто, прежде чем ей нужно было уходить, чтобы забрать Софи. Новостей от Джека всё еще не было.
Когда она приехала к детскому саду, ей пришлось ждать снаружи вместе с другими родителями. Все стояли, глядя либо в свои телефоны, либо на что-то, видимо, очень интересное на земле. К счастью, дверь открылась и все они вошли внутрь за своими детьми.
Прежде чем последовать за остальными родителями, Ребекка поговорила с учительницей у двери и объяснила, что Кара звонила заранее и предупреждала, что она заберёт Софи. Учительница направила ее в кабинет в передней части здания и сказала, что Софи будет ждать ее там; но ей нужно будет сообщить пароль администратору, который будет с ней.
Дверь кабинета была приоткрыта, так что пока Ребекка подходила ближе, она могла видеть Софи. Та сидела на крошечном стуле в пальто и с рюкзаком за спиной. В ее руках был пакет для ланча, украшенный огромным единорогом. Что-то в ней казалось потерянным, как у человека, вырванного из другой эпохи, и Ребекке захотелось обнять ее и сказать, что всё будет хорошо. Разве что она не могла пообещать ей этого, не так ли?
Как только Софи увидела Ребекку, ее лицо просветлело, и она помахала рукой. Ребекка не могла не улыбнуться в ответ: это было заразительно. Администратор поднялся и подошел к двери. – Привет. Вы пришли за Софи? У вас есть пароль?
Ребекка кивнула. – Да. Если не ошибаюсь, это слово – желтый?
Администратор кивнула. – Верно. Софи рассказывала мне, что это любимый цвет ее мамы, – она повернулась к Софи и улыбнулась ей. – Можешь идти, Софи. Увидимся завтра.
Софи схватила Ребекку за руку, и совершенно неожиданно она почувствовал прилив удовольствия.
Всю обратную дорогу до машины и всю поездку домой Софи рассказывала о том, как прошел ее день в садике, не обращая внимания на то, что ее мама была сегодня в больнице. Хотя её консультант ясно обрисовал всю картину, Кара всё еще не была готова говорить с Софи о своем прогнозе, пока не получит четкого ответа о том, сколько у неё осталось времени. Сможет ли кто-нибудь сказать ей это наверняка? Может, она надеялась, что консультант выдал ей наихудший сценарий, сказав, что у нее осталось всего несколько месяцев? В конце концов, разве в наши дни им не приходилось прикрывать себя, чтобы на них не подали в суд? Когда Ребекка смотрела в Интернете, там было полно случаев, когда люди годами жили с неизлечимым диагнозом. Ведь чем дольше Кара продержится, тем больше шансов, что появится лекарство, верно? Испытания лекарств и генная терапия – казалось, что каждый день случались всевозможные открытия. Поскольку последствия химиотерапии начали отступать, Кара снова выглядела нормально. Не было ли слишком наивным надеяться, что группа паллиативной помощи сообщит ей более позитивное мнение?
Когда они вернулись домой, была уже почти половина четвертого. На автопилоте она налила Софи стакан молока и нашла канал с мультфильмами, которые ей нравились. Затем она отправила Джеку еще одно сообщение:
Ты проверил электронную почту? Результаты уже пришли?
Разве они не должны были скоро прийти? Рабочий день заканчивался в пять часов. Ну, может быть, в половину шестого. Результаты должны были прийти на электронную почту Джеку и Каре. Кара не смогла бы проверить свою почту, пока была в больнице, но у Джека не было оправдания, чтобы не обновлять электронную почту каждые несколько минут. Он, должно быть, так же отчаянно хотел знать результат, как и она.
Софи была поглощена своими мультфильмами, тихонько хихикая над ужимками на экране. Она и не подозревала, как сильно может измениться ее жизнь. Она не заслуживала подобного. Если бы только они могли защитить ее от всего этого.
Ребекка снова проверила телефон. И еще раз через пять минут. Наконец-то она получила короткий ответ от Джека.
Я еду домой.
Она едва успела удивиться, почему он возвращается домой так рано, когда услышала скрип открывающейся входной двери.
Глава 37
Даже встреча с группой паллиативной помощи казалась уступкой, поражением. Как будто она говорила, что нет ничего плохого в том, чтобы прекратить попытки спасти ее жизнь, подняв руки в знак капитуляции. Я сдаюсь. Забирайте меня отсюда.
Поскольку худшие последствия химиотерапии прошли, Каре всё труднее было поверить, что ее рак неизлечим. Если бы у нее были силы продолжать бороться, почему бы им не помочь ей?
Согласно телефонному разговору, группа паллиативной помощи включала в себя множество специалистов в области здравоохранения: анальгезиологи, диетологи, специалисты по психическому здоровью и другие, которых она не могла запомнить. Она никогда не получала столько внимания. На этой первой встрече она должна была встретиться с врачом и медсестрой, чтобы поговорить о своем лечении.
Секретарша с улыбкой записала ее имя. – Мы не задержим вас надолго. Пожалуйста, присаживайтесь.
После вчерашнего разговора с Джеком она лежала в постели и спрашивала себя, почему ей потребовалось так много времени, чтобы связаться с ним. За последние четыре года были моменты, когда она задумывалась об этом. Обычно это бывало, когда она выпивала пару бокалов дешевого пойла с Даниэль и впадала в ностальгию. То, что она сказала Джеку о своем страхе, что он может забрать у нее Софи, было правдой, но было и кое-что ещё. В холодном свете дня её реалистичная часть не мог рисковать возможностью того, что он просто может даже не захотеть знать.
В ее жизни было достаточно отказов. Насколько она помнила, собственный отец прикасался к ней только кулаком. Когда она в шестнадцать собирала сумку, он смотрел, как она уходит, скрестив руки на груди, и закрыл кухонную дверь, чтобы ее рыдающая мать не смогла снова попросить ее остаться. Шесть месяцев спустя она увидела его в саду паба, полного несовершеннолетних пьяниц. Когда он заметил ее, то просто отвернулся. Зачем снова подвергать себя такому испытанию? Зачем подвергать Софи опасности любого отказа?
Молодая медсестра забрала ее из регистратуры и отвела в палату, которая находилась чуть дальше зала химиотерапии. Три шоколадно-коричневых кожаных дивана, расставленные в подковообразной форме вокруг прямоугольного журнального столика. Яркие подушки и коврик. Национальная служба здравоохранения сделала все возможное для умирающих.
Врач стояла, улыбаясь ей. – Присаживайтесь. Не хотите ли кофе или чай? Или воды?
Кара села на ближайший к двери диван. – Нет, ничего, спасибо.
Врач и медсестра заняли по дивану, и медсестра взяла инициативу на себя. – Кара, спасибо, что вы сегодня пришли. Надеюсь, ваш консультант дал вам некоторое представление о нас и о том, что такое группа паллиативной помощи. Наша цель – оказать вам любую поддержку, которая может понадобиться. Будь она физическая, социальная, психологическая или духовная.
О духовной они могли не волноваться, подумала Кара в тот момент. Где бы ни был её ангел-хранитель был, он не очень хорошо справлялся со своей работой. – Да, всё верно.
– Хотя ваше лечение прекратилось, есть лекарства, которые мы можем прописать, чтобы помочь вам…
Кара не могла просто сидеть здесь и слушать. – Дело в том, что я еще не сдалась. У меня есть маленькая дочь. Мне нужно продолжать бороться ради нее.
Врач наклонилась вперед так сильно, что ее предплечья легли на колени. Ее голос был нежным, как будто она разговаривала с испуганным пони. – Я понимаю. Иногда полезно воспринимать собственное тело отдельно от самого себя. Вы бы никогда добровольно не оставили свою дочь, конечно, вы бы этого не сделали. К сожалению, ваше тело может не оставить вам выбора. И это так слабо связано с тем, как рьяно мы хотим бороться, и так сильно связано с ограничениями биологии.
Кара могла слышать их слова, но она не принимала их. – Так я должна просто сдаться?
Как и бывает у профессиональных парных команд, медсестра поддержала разговор.
– Нет, Кара. Вы не сдаётесь. Даже с таким диагнозом вы все еще живы. Мы хотим улучшить качество вашей жизни. Будь то обезболивание, арт-терапия или семейные консультации для вас и вашей дочери.
У Кары не было времени рисовать картинки того, что она чувствовала. Ей нужно было знать факты. – Сколько у меня осталось? Я не смогла заставить доктора Грин назвать мне точный срок, но вы-то должны это знать.
Доктор свела кончики пальцев вместе. – Это очень трудно предсказать, но, глядя на ваши последние снимки, я бы сказала, от трех до шести месяцев. Возможно, немного дольше, если вы будете избегать любых инфекций или других осложнений.
Из легких Кары вышибло весь воздух. Шесть месяцев? Софи еще даже не пойдет в школу. Она прикусила губу, чтобы та перестала дрожать. – Я рассчитывала на большее.
– Как я уже сказала, невозможно быть точными, и мы не хотим отнимать у вас надежду. Но мы хотим убедиться, что ваша надежда реалистична.
За оставшуюся часть встречи она запомнила только около трети всего, о чем они говорили. В какой-то момент медсестра предложила способы уменьшить стресс и беспокойство. Она предложила медитацию. Каре просто хотелось кричать. Она не хотела говорить о себе. Она хотела поговорить о Софи. Как она должна была сказать ей, что ее мама умрет?
Когда она больше не могла выносить это, она встала. – Простите, я просто… я пока не готова говорить обо всем этом. Мне нужно…
Они обе встали; доктор держала листок с информацией. – Конечно. Мы понимаем, что вам многое нужно обдумать. Большая часть того, о чем мы собирались поговорить сегодня, указана в этом документе. Возьмите его домой, прочтите и дайте нам знать, когда захотите поговорить снова. Мы будем здесь. Вы можете позвонить нам в любое время.