Ребекка перестала расправлять углы пакета в мусорном ведре, которое она опустошала, и уставилась вдаль, пытаясь вспомнить свое раннее детство.
– Да, думаю. Я помню игрушки, с которыми играла. Я помню отпуск в Корнуолле, когда меня с ног до головы окатило волной, пока я была одета, и родителям пришлось покупать мне сменную одежду в секонд-хенде поблизости. И Рождество, когда мой дедушка заснул, и мы упаковали его в использованную оберточную бумагу.
Она улыбнулась при воспоминании о том, как бумага поднималась и опускалась в такт храпу ее дедушки, и увидела, что Кара внимательно смотрит на нее. – Похоже, у тебя была довольно хорошая семья. Но ты правда помнишь эти вещи? Или дело в том, что ты видела фотографии и люди рассказали тебе о том, что там было?
Правда была в том, что эти вещи стали частью их семейного фольклора. – На это невозможно ответить, верно? Я почти уверена, что помню их, но, ты права, возможно, я воссоздала их из того, что мне рассказывали.
Кара вздохнула. – Да. Я думала об этом. Не уверена, что у меня остались какие-то воспоминания о том времени, когда я была в возрасте Софи. Меня это не беспокоит, потому что я сомневаюсь, что они были бы хорошими. Но я хочу, чтобы Софи помнила. Я хочу, чтобы она помнила меня.
Ее голос надломился, и это разорвало сердце Ребекки. – Конечно, она будет тебя помнить. Она обожает тебя. Такую любовь не забудешь. Даже если тебе четыре.
Кара пожевала свои бедные губы. Они дрожали. – Надеюсь, ты права. Правда. Но у тебя были люди, которые рассказывали тебе, какой ты была в детстве. Кто расскажет Софи обо всех наших воспоминаниях? Кто поможет ей соединить все точки в её сознании? Кто скажет ей, как сильно я ее обожала?
Каким мучительным это, должно быть, было для неё… – Расскажи мне. Рассказывай мне всё, что ты хочешь, чтобы она знала. Я это запишу. Я запишу твой голос. Я сниму тебя на видео, если ты к этому готова. Позволь мне помочь тебе.
Кара откинулась на спину с закрытыми глазами. Пока она не заговорила, Ребекка думала, что она заснула. – Это странно, да? В реальной жизни мы бы никогда подружились.
Неужели неизлечимая болезнь лишила её всякой вежливости?
– Ой. Ты решила говорить начистоту?
Один глаз приоткрылся. – Прости. Я не хотела грубить. Я просто имела в виду, что мы очень разные. Удивительно, что мы обе нравились Джеку. Может, я была хороша для веселья, но ты хороша для брака.
– И снова ой. Я могу быть веселой, когда ты узнаешь меня получше. Ну, когда ты не просишь меня воспитывать ребенка, которого я только что встретила, – Ребекка подмигнула Каре, чтобы та поняла, что она дразнится.
Кара снова закрыла глаза, но она улыбалась.
– Я не так выразилась. Я имею в виду, что, когда я встретила тебя, я никак не ожидала, что мы так скоро окажемся в такой ситуации. Я даже не думала, что ты будешь во всём этом участвовать. Но я рада. Я рада, что у Софи будешь ты. Думаю, ты как раз та мама, которая ей нужна.
Ребекка присела на край кровати. Становилось трудно дышать. – Надеюсь, ты права. Но, знаешь, ты пока не можешь меня бросить. Я еще не научилась делать всё, что я должна. Я не знаю, как быть мамой.
Кара слабо покачала головой, ее глаза всё еще были закрыты. – Никто не знает. Роды не дают тебе новых супер-способностей, знаешь ли. Скорее наоборот. Я провела первый год жизни Софи, чувствуя себя полной и абсолютной неудачницей. А сейчас ей четыре, и она скоро пойдет в школу. Я знаю об этом столько же, сколько и ты. Ты просто, как бы, узнаешь обо всём по ходу дела.
Ребекка боялась, что она скажет именно это. – Плыть по течению, да?
Кара улыбнулась. – Ага, плыть по течению.
Ребекка подумала о протестах Иззи по поводу ее негибкости на работе. Жалобы Джека, что ему никогда не разрешали устраивать сюрпризы. Уровень её межгалактического стресса на свадьбе Саманты. – На самом деле это не моя сильная сторона.
Кара похлопала ее по руке. – Ничего не знаю, мне кажется, что в последнее время ты неплохо справляешься с этим, – она сделала глубокий, хриплый вдох. – Мало кто из тех, кого я знаю, могли бы принять такой поворот, как бывшая девушка их мужа, появившаяся у них на пороге с ребенком и всё остальное, что произошло с тех пор. Ты была невероятна, Ребекка. Я не уверена, что знаю, как тебя благодарить. Но я хочу. Я не думаю, что… В смысле, я не знаю…
Она начала кашлять, и Ребекка придвинулась ближе и взяла ее за руку.
– Тс-с-с. Не говори, если это трудно. Тебе не нужно ничего говорить. И тебе не нужно меня благодарить. Я просто хотела бы сделать больше. Я хотела бы помочь тебе остаться с Софи.
Кара слегка, но решительно покачала головой. – Ты сделала для меня больше, чем кто-либо другой в моей жизни.
Сердце Ребекки болело за нее. Для Софи. За ту жизнь, которую они должны были прожить вместе. – Ты доверила мне самое ценное, что у тебя есть. Думаю, мы квиты.
Кара крепче сжала руку Ребекки. – Позаботься о моем ребенке, Ребекка. Скажи ей, что ее любили с той минуты, как она родилась.
Слезы навернулись на глаза Ребекки. – Я буду говорить ей это каждый день. Я обещаю.
Глава 47
– Ты готова, Соф?
Джек, одетый в черный костюм с желтым галстуком, на котором настояла Софи, протянул ей руку. В последние несколько дней они долго обсуждали, достаточно ли Софи взрослая, чтобы присутствовать на похоронах своей матери, но она была так уверена, что хочет прийти, что они согласились. В любом случае, на них всё равно будут только они, Даниэль и несколько старых коллег Кары по работе. Крематорий был очень любезен и организовал такую службу, которая максимально помогла бы Софи.
В конце концов, Кара тихо ушла через две недели после того, как они посетили ЗАГС, чтобы вписать Джека в свидетельство о рождении. Казалось, что она выздоравливала от инфекции, которую подхватила, но затем та вернулась с удвоенной силой. Она оказалась слишком сильной, чтобы её ослабленная иммунная система могла с ней бороться. Как только они поняли, что она может не дожить до Рождества, они перенесли праздник. Переставили елку и подарки в её спальню и ели рождественский пудинг, сидя на краю ее кровати. Софи заслужила еще одно Рождество со своей мамой.
Теперь Софи встала с дивана, на котором она сидела очень осторожно, чтобы не испортить новое платье, которое они купили вместе с Ребеккой. Она хотела знать, что люди надевают на похороны, и Ребекка сказала, что она должна выбрать то, что захочет. Вот почему она остановилась на желтом платье. Ведь её мама сказала, что желтый был ее первым любимым цветом, и она подумала, что это может быть и любимый цвет ее мамы.
– Я готова, папа.
В последние пару дней она начала называть Джека – папой: сначала осторожно, а затем с большей уверенностью. Она все еще звала Ребекку по ее имени, поэтому они предположили, что так оно и будет.
Когда они вышли из машины у крематория, Софи заметила мемориальные доски среди цветочных клумб и спросила Ребекку что это такое. – Это имена людей, чьи похороны проходили здесь. Люди пишут их имена, а затем небольшое сообщение о них, чтобы их могли запомнить.
Софи нахмурилась. – Что за сообщение?
– Ну, вот здесь, – Ребекка указала на ближайшую к ним табличку, – написано: «Тед Браун, горячо любимый муж, отец и дедушка».
Они направились к крематорию, но Софи, очевидно, обдумывала эту новую информацию. Как раз перед тем, как они присоединились к Даниэль на улице, она остановилась и потянула Ребекку за подол пальто, и Ребекка присела на корточки, чтобы послушать ее. – А у мамочки будет такое?
– Если ты хочешь, то мы так и сделаем. Ты знаешь, что хотела бы написать?
Софи кивнула. – Я хочу, чтобы там было: «Лучшая мамочка в мире».
Ребекка сглотнула. Она не хотела усложнять ситуацию для Софи, расплакавшись. – Звучит идеально. Она была лучшей мамочкой в мире, верно?
Софи кивнула и начала плакать. Ребекка обняла ее, крепко зажмурив глаза и едва осмеливаясь дышать. Ее сердце болело за эту маленькую девочку, которая потеряла свою мать, и за Кару, которой не будет рядом, чтобы увидеть, как растет её дочь. Каждой частичкой своего существа она надеялась, что справится с задачей помочь Софи справиться с этим и не только.
Софи отстранилась и посмотрела на Ребекку. – И ты можешь быть лучшей мамочкой в мире номер два.
Теперь она не могла сдержать слезы. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы стать лучшей мамочкой номер два, Софи. Правда. Она достала из сумки салфетку, вытерла лицо Софи и помогла ей высморкаться.
Затем она взяла левую руку Софи, а Джек взял правую, и они вместе вошли в крематорий на прощальную церемонию.
Эпилог
– Мама, сколько еще фотографий ты будешь делать?
Блейзер, который был на Софи, доходил ей до кончиков пальцев, а накрахмаленная белая рубашка была немного великовата. Тем не менее, теперь она была ученицей средней школы до мозга костей.
Ребекка подняла телефон, пытаясь выбрать ракурс, который, как ее заверяла Софи, поможет сделать лучший снимок. – Еще всего одну. Я хочу отправить её твоему отцу.
Джек предложил взять выходной на утро, чтобы они оба могли отвезти Софи на её первый учебный день, но она обиделась и закатила глаза от одной только идеи.
– Мне уже одиннадцать, а не пять.
Как ей могло быть уже одиннадцать? Последние семь лет пролетели незаметно. Некоторые из них были легче, чем другие. Если судить по старшему сыну Иззи, впереди их ждало множество подростковых бурь.
У подножия лестницы Софи взяла свой рюкзак, в котором не было ничего, кроме пенала с канцелярскими принадлежностями, которые они купили в начале лета. И все же, с ним на спине, она была похожа на черепашку. Очень красивую черепашку.
Прошлой ночью Ребекка стояла у двери в спальню Софи, где фотография Кары наблюдала за ней с прикроватного столика, пока та спала. Когда она закрывала глаза, она всё ещё слышала шепот маленькой девочки, какой Софи была, когда они впервые встретились. Тогда Ребекка понятия не имела, как сильно она полюбит это лицо. Глядя на нее, стоящую там сейчас, это мысль снова поразила её. Это было ошеломляюще.