В середине мая Эдда и Галеаццо закатили бал. Чиано отходил от первого приступа астмы, которая преследовала его до конца жизни. Обрадованное возвращением к «добрым старым временам» иностранное сообщество заявилось в полном составе, включая нескольких офицеров итальянского ВМФ. Шампанское лилось рекой, и даже в четыре часа утра Чиано уговаривал гостей не расходиться. На следующий день газета North China Herald писала: «Умения хозяина и хозяйки принимать и развлекать гостей широко известны и в новых доказательствах не нуждаются». Эдду особо выделили как «в высшей степени щедрую и приятную хозяйку», а супругов Чиано назвали особенно «преданной друг другу парой», комплимент, который Эдда в свойственной ей язвительной манере решительно отвергла, заявив, что Чиано многие считают малокультурным показушником, а ее – женщиной, интересующейся только светскими колонками сплетен в американских журналах: «Да уж, идеальная пара, он балбес, а я пошлая дура». К началу июня мир в Шанхае сочли установившимся настолько, что провели в городе ежегодную цветочную выставку, главной медали на которой был удостоен душистый горошек.
Эдда тоже не осталась в стороне от задачи продвижения коммерческих интересов Италии. Во время переговоров комиссии Литтона она сопровождала Чиано в его поездке в Пекин. На одном из вечерних приемов она оказалась рядом с необычайно высоким, стройным молодым китайцем с чувственным ртом и большими глазами. Он прекрасно говорил по-английски, и ей его отрекомендовали как первого китайца, который стал носить твидовые пиджаки. Это был Чжан Сюэлян, «Молодой маршал», получивший образование у частных гувернеров и мечтавший стать врачом, но по настоянию отца, «Старого маршала» Чжан Цзолиня, лидера так называемой Фэнтяньской клики в Маньчжурии, вынужден был возглавить его личную охрану. В 15 лет Чжан Сюэляна по договоренности женили на дочери друга отца, крупного землевладельца. Молодая пара быстро родила трех сыновей и дочь.
В 1928 году Старый маршал был убит бомбой, подложенной в его поезд противниками, желавшими видеть на его посту человека более сговорчивого с японцами. Чжан Сюэлян вернулся во дворец отца в Мукдене[34] и стал лидером военно-политической клики Маньчжурии, пытаясь во многочисленных конфликтах сохранять нейтралитет. Он жил в пышной роскоши в огороженном стеной старом городе Мукдена в своем дворце, главный зал которого украшали чучела двух маньчжурских тигров.
К моменту знакомства с Эддой Мукден уже захватили японцы, и Молодой маршал вынужден был покинуть город. Ему было чуть за тридцать, у него были две жены и наложница. Все четверо – опиумные наркоманы. Чжан Сюэлян – по словам некоего злобного журналиста, «бледный призрак в одежде денди», – пытался побороть свою зависимость игрой в гольф и ежедневными инъекциями морфия. В отправленном в Рим донесении он характеризовался как «любитель наркотиков и женщин», с внешним видом «скорее извращенца, чем военного». Также было приписано, что он обладает определенной «нервной энергией» и «простыми, учтивыми и импульсивными манерами», что делает его привлекательным. Эдда мгновенно произвела на него впечатление как яркая и интересная женщина, и в первый же вечер знакомства он передал ей приглашение посетить с экскурсией его летний дворец. При следующей встрече Чжан Сюэлян вручил ей подарки. Несколько раз он в сопровождении своих женщин встречался с Эддой и Галеаццо. В ходе этих встреч Чиано, выполняя наказ Министерства иностранных дел в Риме, сумел продать ему значительное количество военного оборудования, убедив его в преимуществах новых итальянских технологий. Услышав о желании Чжан Сюэляна купить самолеты, Эдда вовсю стала нахваливать машины Fiat и Marchetti и убеждала его в полезности связей с фашистской Италией и ее отцом. Он купил три самолета и сказал, что думает приобрести еще.
На этом дружба Эдды с Молодым маршалом не закончилась. В деревне Бэйдайхэ на берегу Бохайского залива в девяти часах езды от Пекина некогда жили миссионеры, теперь же здесь располагался фешенебельный летний курорт для дипломатов и иностранцев. Пока Чиано работал в Шанхае, Эдда взяла Фабрицио и отправилась туда вместе с двумя подругами: женой крупного правительственного чиновника Хуэй Иэнку и жившей уже некоторое время в Китае уроженкой Чикаго Лорой Чьери. Они сняли домик на горном склоне на краю деревни. Место было диким и невероятно красивым, туда был запрещен въезд автомобилей и экипажей. Несмотря на присутствие обслуживающего персонала и охраны, три женщины нашли укромное местечко, где они прыгали в воду со скалы обнаженными. Потеряв после родов много волос, Эдда теперь носила короткую стрижку и потрясла своих подруг стройностью и элегантностью. Хуэй Иэнку в воспоминаниях писала, что Лора была «веселая, как сверчок», а Эдда «острая, как бритва».
При всей очаровательной нерешительности и неуверенности, которые могли бы сделать ее настороженно снобистской, Эдда, судя по воспоминаниям подруг, была, наоборот, предельно дружелюбной. Вечерами на террасе женщины танцевали под граммофон и играли в маджонг и покер. Молодой маршал, когда был свободен, присоединялся к ним. Он был явно влюблен в Эдду, она же иронично называла его по-французски mon béguin, мой возлюбленный.
Потом они встретились в Пекине, где Чжан Сюэлян прокатил Эдду на своем новом самолете. Они часто прогуливались вдоль городской стены – Эдда в запряженном рикшами паланкине, а Молодой маршал рядом с нею пешком, к явному неудовольствию китайцев, считавших, что такая угодливость много ниже его достоинства. Эдда опасалась гнева Чиано, если тот узнает об этих ежедневных встречах. Журналисты и фотографы преследовали их постоянно, и даже Муссолини был в состоянии отслеживать жизнь дочери по сообщениям иностранных газет. От заместителя Чиано Анфузо в Рим отправилась депеша, полная весьма прозрачных намеков. В ней говорилось, что Молодой маршал уделяет Эдде «чрезвычайное внимание», и что до сих пор такого внимания с его стороны никогда не удостаивался ни один иностранец.
Настал момент, когда Эдда решила, что ей следует устроить официальный прием для дипломатического корпуса в Пекине. Готовилась она к нему тщательно и организовала роскошный стол. В назначенный вечер ни одна из дипломатических жен не явилась. Сочтя это за выражение недовольства ее близостью с Чжан Сюэляном, Эдда только рассмеялась, но ее заверили, что причиной бойкота было то, что она нарушила дипломатический этикет и не доставила приглашения на прием каждой из жен лично. На самом же деле 21-летняя Эдда, сумев организовать в Китае продажу итальянских самолетов, добилась внушительного дипломатического успеха, и ни жены дипломатов, ни их мужья не могли с симпатией и доверием относиться к растущей угрозе со стороны этой гламурной молодой женщины.
Несколько месяцев Эдда держала данное самой себе слово и отвергала все притязания Чиано, но в какой-то момент в январе 1932 года она уступила и, к своей немалой досаде, обнаружила, что вновь беременна. Муссолини намекал, что, по его мнению, ей надо бы отдохнуть, и начал говорить об отзыве Чиано в Рим. Она от этой идеи пришла в ужас и была категорически против. Хуэй Иэнку и Лора Чьери приехали в Шанхай, и три подруги, отужинав в одном из фешенебельных клубов, закончили вечер в Дель Монте, где сосиски подавали всю ночь.
И все же в апреле 1932 года супругам Чиано было велено покинуть Шанхай. Муссолини писал Эдде о том, как рад он был видеть, что спустя тридцать месяцев «температура твоего фашизма значительно выросла. Фашизм – единственное мощное и оригинальное течение нашего века». Он так и не отучился говорить со своими детьми иными словами, чем на политических митингах.
Чиано надеялся получить от Молодого маршала новые заказы на самолеты, и для него, его жены, наложницы и детей была организована поездка в Италию на новом роскошном итальянском турбоходе «Конте Россо», с ионическими колоннами и обивкой кают из дуба и кожи. Плавание заняло 23 дня, Молодой маршал путешествовал в сопровождении врача, медсестры, секретаря и многочисленных советников. Предполагалась встреча с Муссолини, прежде чем вся делегация переедет в Британию, где детей определили в частную школу в Брайтоне для последующего изучения политики и военного дела[35]. Эдда, беременная, разъяренная необходимостью покинуть Китай, пребывала в дурном расположении духа и практически всю дорогу дулась на окружающих.
Часть вторая. Эпизоды
Глава 7. Культ дуче
Эдда и Чиано прибыли в Бриндизи в конце июня 1932 года. По трапу корабля они спускались, держа за руки маленького Фабрицио. Муссолини не раз предупреждал Эдду, что Рим за годы ее отсутствия изменился до неузнаваемости. После хаотичного многоцветья и бурной жизни Шанхая город поразил ее тишиной, трезвостью и неизбывной скукой.
Рим на самом деле за три года, что ее не было, сильно изменился. Многие части города превратились в строительные площадки, были расчищены «не представляющие ценности» площади, улицы и проспекты, разрушены башни и целые жилые кварталы, на месте которых паслись козы. Жители снесенных домов перебрались в новостройки на окраине города. Исчезли многие церкви, в том числе Пантанелла на древнеримском ипподроме, Большой цирк, где наряду с церковью располагались десяток паровых мельниц, небольшие дома, амбары для хранения сена, свалки тряпья, пекарни и мастерские по производству пасты. Как говорил Муссолини, настало время расчистить весь этот «живописный хлам». На его месте вырастали широкие проспекты, просторные общественные здания, банки и почтовые отделения. В июле 1931 года королевским указом был утвержден амбициозный план городского развития, предусматривающий строительство 45 новых школ, 22 крытых рынков, двух больниц и двух кладбищ. Несмотря на отсутствие точной и последовательной архитектурной политики «дух фашизма» диктовал величие во всем: монументальные по своему размеру здания с надписями и барельефами, эклектично сочетавшими в себе традиции XIX века и псевдоклассицизм. Орлы, фигуры ликторов