11 мая 1935 года Чиано и Эдда отправились в Лондон, по крайней мере, отчасти для того, чтобы еще раз протестировать отношение британцев к колониальным амбициям Муссолини, стремительно двигавшимся по направлению к войне. Они остановились у Гранди в резиденции посольства, посетили данные австрийским посольством концерт и прием в театре Ковент-Гарден и бал в честь короля. Гранди в честь Эдды устроил прием на семьсот гостей и красочный парад с участием 1300 детей живших в Лондоне итальянцев. В своем очередном многоречивом отчете для Муссолини Гранди восхвалял присущий Эдде «дар политической интуиции». Впоследствии Эдда сама говорила, что прекрасно осознавала свою полезность: «Я нужна Чиано и папе». Но в тот момент она, кажется, вполне искренне считала, что никакой силы и власти, кроме тех, что были порождены ее личностью, у нее не было. За политикой, по собственному признанию, она следила как «энтузиаст-дилетант», опираясь не столько на разум, сколько на инстинкт. Международные отношения для нее были как игра в покер: чтобы выиграть, нужно обладать скоростью, хитростью и приятными манерами. На самом же деле ее сила и влияние были весьма значительны: и муж, и отец прислушивались к ней со всем вниманием.
На поверхности семья Муссолини была благополучна как никогда. Эдда и Чиано никогда не чувствовали себя более уверенно – золотая пара своего времени; у них было все: внешность, деньги, здоровье, прекрасные дети. Как и другие пары, по воскресеньям они обедали с родителями, Фабрицио и Раймонда называли дедушку «нонно дуче». Но разрыв между видимостью и реальностью был проблемой не только их семьи, он отражал растущее нездоровое состояние режима в целом. Он даже еще не достиг высшей точки своей популярности, как парабола его развития начала скользить вниз. Как всегда чуткая к окружающей ее атмосфере, Эдда прекрасно осознавала зыбкость ситуации, в которой находится. «Мы должны себе ни в чем не отказывать, – говорила она подруге, – знаем, что нас ждет гильотина».
Глава 10. Самая влиятельная женщина в Европе
Война была одним из основополагающих мифов, на которых зиждился фашизм; ради войны матерей призывали рожать сыновей, ради войны мальчишки маршировали строем со своими деревянными винтовками. «Кровь, – говорил Муссолини, – крутит колеса истории». Возможность продемонстрировать свою военную мощь Италия получила с завоеванием Эфиопии.
Эфиопия была одной из немногих подлинно независимых стран на Африканском континенте. С 1930 года ею правил император Хайле Селассие, стремившийся модернизировать страну и в то же время укрепить свою авторитарную власть. Так как соседние Эритрея и Сомали были колонизированы Италией еще в конце XIX века, Муссолини считал себя вправе оккупировать по меньшей мере часть страны. В Европе 1930-х годов об Эфиопии почти никто ничего не знал, еще меньше она кого бы то ни было заботила. Однако в 1923 году, главным образом благодаря усилиям Хайле Селассие, Эфиопия вступила в Лигу Наций, и теперь на Лиге Наций лежала ответственность за сохранение ее территориальной целостности. Хотя мысли о колониальном захвате Эфиопии Муссолини вынашивал еще с начала 30-х годов, конкретные планы он стал разрабатывать в 1934-м – во время первой поездки Эдды в Лондон. Он понимал, что военный успех выведет Италию из депрессии, и что стране нужна земля для эмиграции. Также нужно было отомстить за катастрофу во время первой итало-эфиопской войны, когда в 1896 году в битве при городе Адуа итальянская армия потерпела сокрушительное поражение и потеряла свыше шести тысяч человек убитыми – крупнейшая потеря европейской страны за всю историю колониальных войн в Африке. Поводом начать боевые действия стало столкновение близ города Уал-Уал между итальянскими и эфиопскими солдатами за обладание нефтяными скважинами.
В Италии все критики Муссолини были задавлены, популярность его была высока как никогда. За пределами страны им восхищались: за успешное подавление коммунизма, наведение порядка в промышленности и установление добрососедских отношений с Ватиканом. Фашизм был штукой грубоватой, но действенной. Муссолини был тем, кого в политических кругах Европы называли tipo umano, человек, который сделал себя сам и к тому же был ведом судьбой. Как писала британская Daily Mail, дуче, выведя страну из хаоса анархии, «вселил в итальянцев веру». Маргарет Биван, первая женщина на посту лорд-мэра Ливерпуля и активный борец за права детей и матерей, вернувшись после посещения Рима, говорила, что никогда в жизни не встречала человека столь яркого: «Я была до глубины души тронута этой мощной, динамичной, магнетической личностью». Как опытный журналист, Муссолини прекрасно знал силу слов и прекрасно умел этим знанием пользоваться.
Завоевание Эфиопии не могло, однако, произойти без если не поддержки, то по меньшей мере молчаливого попустительства со стороны Франции и Британии. Муссолини считал, что может на него рассчитывать, видя, как мир проглотил оккупацию Японией Маньчжурии, как, впрочем, и отсутствие какой бы то ни было серьезной реакции на его собственное завоевание острова Корфу в 1923 году. У него было подписано соглашение с премьер-министром Франции Пьером Лавалем, подразумевавшее предоставление ему полной свободы действий в Эфиопии (Лаваль позднее утверждал, что имелась в виду лишь свобода действий в области экономики).
С Британией ситуация выглядела более проблематичной. Лондон, как и Париж, хотел достичь компромисса с Италией, как возможным союзником в борьбе с агрессией Германии, и на так называемой Стрезской конференции на берегу озера Лаго-Маджоре в апреле 1935 года британцам показалось, что они сумели заручиться согласием Муссолини на формирование единого фронта. Однако уже в июне Энтони Иден, лорд – хранитель печати и министр по делам Лиги Наций и давний противник Муссолини, совершил очень холодный визит в Рим, который завершился бурной ссорой и лишь укрепил взаимную неприязнь. В Лондон он вернулся, как никогда, укрепившись в своем мнении, что Муссолини «настоящий гангстер». В качестве уступки Иден предложил Муссолини Огаден, населенную сомалийцами территорию на востоке Эфиопии, и земли на эритрейско-суданской границе, на что Муссолини ответил: «Господин Иден, фашистская Италия не занимается коллекционированием пустынь». Как он сказал Ракеле, Иден был «заклятым врагом Италии».
В то же время Британия хотела сохранить Лигу Наций, в особенности после проведенного в стране в июне 1935 года так называемого голосования за мир, в ходе которого 87 процентов британцев высказались в пользу экономических санкций против любой страны Лиги Наций в случае нападения ее на другое государство. Муссолини был предложен еще ряд незначительных уступок, но он их все отверг. Когда же речь зашла об уступках более серьезных – протекторате или мандате, – стало уже поздно. Машина войны была уже запущена. «С Женевой, без Женевы, против Женевы», – как Муссолини анонимно написал в Il Popolo d’Italia.
В войне существовали и свои проблемы. Хотя Муссолини был уверен, что, столкнувшись с его решительностью, Британия ограничится лишь недовольным ворчанием, он в то же время не хотел ни создать угрозу европейской безопасности, ни угрожать британским интересам в Африке, как не хотел и терять свою репутацию миротворца и ответственного государственного деятеля. Санкции могут привести к запрету импорта сырья, война поэтому должна быть короткой и победоносной. В Италии против войны выступали некоторые герарки, генералы и сам король. Чиано запустил в ход мощную пропагандистскую кампанию с участием радио, кино, газет и даже школ. На многочисленных карикатурах в газетах эфиопов изображали в виде босоногих дикарей с огромными ступнями. Писали также – что было правдой – о том, как Эфиопия по-прежнему использует рабов и экспортирует их в арабские страны и Ирак. Британию поносили за ее желание лишить Италию «места под солнцем». Мальчики в школах передавали друг другу под партами фотографии красивых молодых эфиопок, «гибких, как газели».
Витторио к тому времени уже завершил свои занятия на курсах пилотов и в июле 1935 года получил звание младшего лейтенанта и должность штурмана ВВС. Бруно в 17 лет был все еще курсантом, и, хотя он еще даже школу не окончил, сумел уговорить родителей отпустить его в армию добровольцем. В августе юноши вступили в первый экспедиционный корпус, отправлявшийся в Эфиопию, и в газеты было разослано указание поместить их фотографии на первой странице под огромными заголовками. С ними отправлялись Чиано, громогласный Фариначчи и 58-летний футурист Маринетти, а также группа герарков, особенно тех, кто не успел отличиться на фронтах Первой мировой. Эдда была вместе с родителями в неапольском порту, откуда под торжественные звуки фанфар отплывал корабль «Сатурния», на борту которого в своих сияющих белого цвета формах стояли ее братья. Она посылала им с причала воздушные поцелуи. Капитан корабля подарил ей огромный букет цветов. Эдда не была большим мастером красивых жестов, но, когда корабль отплыл и она увидела на причале залитую слезами пожилую женщину, то подошла и вручила ей цветы. В половине восьмого вечера, когда корабль проплывал мимо Капри, на всем острове были зажжены огни, а небо окрасилось фейерверками в виде крохотных извергающихся вулканов.
При молчаливом попустительстве британцев армада итальянских судов прошла через Суэцкий канал под серенаду патриотических гимнов в исполнении популярной итальянской певицы Марии Увы, а подпевали ей собравшиеся на берегу итальянцы – жители Египта. На базе Асмара в Эритрее юные Муссолини были распределены в 14-ю эскадрилью и начали подготовку. Там же, в Асмаре, Бруно окончил лицей, что позволило ему стать офицером. Чиано, поставленный во главе 15-й эскадрильи, присвоил ей название La Disperata, а символом сделал череп со скрещенными костями, в точности как у флорентийской сквадристы, членом которой он якобы состоял. Обожающие скорость фашисты относились к пилотам с таким же благоговением, с каким в старых армиях относились к кавалерии. «Каждый летчик – прирожденный фашист», – говорил Муссолини. В ожидании начала боевых действий молодые люди играли в бридж в офицерском клубе и охотились на границе между Суданом и Эритреей, где для них был сущий рай: цесарки, газели, дрофы. На фотографиях у Витторио густая борода, Бруно же выглядит еще совсем мальчишкой.