Король решил избавиться от своей невестки, вечно сующей свой нос в его дела, чтобы она не помешала его тайным попыткам найти подходы к союзникам, и Марию Жозе вместе с детьми отправили на север дожидаться окончания войны в полном старушек отеле на берегу Тунского озера. Он также предусмотрительно отправил в Швейцарию несколько запломбированных вагонов со своими ценностями. Бадольо уже переписал на себя тайный счет Муссолини, содержавший, как говорили, 2,5 миллиона долларов, и перевел его в швейцарские франки. Гитлер в приступе ярости от того, что никто не сумел предвидеть и предотвратить переворот, пригрозил отправить в Рим дивизию и арестовать короля, новое правительство и даже самого папу.
На Виа Анджело Секки атмосфера становилась все более мрачной. Первые несколько дней Чиано цеплялся за надежду, что и ему найдется роль в новом итальянском правительстве. Но вскоре выяснилось, что со всех сторон он окружен врагами. Однажды утром дети проснулись из-за распространившегося по всему дому запаха дыма: родители жгли документы. На вопросы о том, где Чиано, Эдда отвечала уклончиво: он устал и отдыхает. В Ватикане дали понять, что не хотят больше видеть Чиано у себя, а на его просьбу предоставить паспорта для него и семьи ответили отказом, сказав, что не могут ничего сделать для разыскиваемого союзниками «военного преступника». Его друг Анфузо, для которого он сделал так много и который теперь отказывался ему помогать, пренебрежительно называл Чиано «игроком в покер, спустившим все свое наследство». Для Эдды труднее всего было видеть, как годами лебезившие перед ними, когда они были у власти, бывшие друзья теперь отвернулись от них, «как коварные змеи».
Пятого августа в ответ на поступающие с разных сторон все более и более гневные призывы к отмщению тем, кого считали виновными в преступлениях фашизма, – все будто забыли о собственных грехах – Бадольо учредил под председательством одного из высших судей комиссию по расследованию накопленных герарками состояний – шаг довольно рискованный, учитывая его собственное алчное прошлое. Комиссия должна была проинспектировать все богатства, накопленные с момента установления режима в 1922 году до 24 июля 1943 года. Разоблачения полились неостановимым потоком. «Эти жадные бандиты должны страдать, – писал один информатор, – как мы годами безмолвно страдали». Новый министр иностранных дел Раффаэле Гуарилья сказал Изабелле Колонне, что, раз уж невозможно дать итальянцам мир, нужно бросить «фашистов им на съедение». Среди вылившихся на первые страницы газет пикантных подробностей были и детальные описания сексуальных похождений герарков. 29 августа публичности был предан и многолетний роман между «Кларой и Беном», а также описания Анджелы Курти и других любовниц Муссолини. Когда эти статьи показали Ракеле, она утверждала, что ничего об этом не знала. Рим с удовольствием смаковал скандальные разоблачения.
Проверке подверглись иностранные счета, сейфы и банковские хранилища; обнаруженные в них деньги, золото, серебро и меха были конфискованы. В доме одного из фашистских руководителей в Турине были найдены горы еды: ветчина, салями, телячьи языки, сахар – продукты, которых в магазинах давно уже никто не видел. В доме Фариначчи нашли документы, подтверждающие его владение типографией, долями в нескольких газетах, квартирой и виллой в Риме, домом в Неаполе и шестью миллионами лир в золоте и акциях. В сумочке его секретарши имелись ключи еще от нескольких сейфов и банковских хранилищ. Паволини, как выяснилось, тратил «огромные суммы» на свою любовницу Дорис Дуранти – хотя сама она потом жаловалась, что он ей и букета никогда не подарил, – а другие документы подтверждали владение им недвижимостью в Лукке, квартирой в Риме, антикварной мебелью, мехами и драгоценностями.
Вскоре произошло и неизбежное: комиссия обратила свое внимание на семейство Чиано, «самое вороватое» и обладающее «несметными богатствами». Эдда и Чиано, как говорили, закопали сундуки с огромными сокровищами в саду дома в Ливорно. Основу этого состояния, как выяснила комиссия, заложил еще Костанцо Чиано – герой морских сражений был крупным спекулянтом и мошенником. Среди оставленного им сыну наследства, которое Чиано только приумножил, были огромные многоквартирные дома в Риме, магазины, фабрики, виллы, земля, а также приносящая большой доход газета Telegrafo и типографии в Ливорно. Разоблачения эти привели Чиано в ярость. Он написал Бадольо разгневанное, опрометчивое письмо, в котором пытался объяснить и преуменьшить свое состояние.
Четырнадцатого августа союзники осуществили свою угрозу и подвергли бомбардировке все крупные города Италии. Церкви, больницы, музеи, университеты и кладбища были разрушены, лишившиеся крова над головой люди стали покидать города. Ходили слухи, что бомбы сбрасывали в виде игрушек, кукол и карандашей – с целью убить как можно больше детей. Как писала швейцарская Gazette de Lausanne, итальянцы живут, как на развалинах после страшного землетрясения. Лето было необычайно жарким, комары будто взбесились.
Оказавшись запертыми у себя в квартире, фактически под домашним арестом, Эдда и Чиано сблизились друг с другом. Большинство прежних друзей из «Малого Трианона» от них отвернулись, но кое-кто сохранил верность, особенно группа аристократок-англофилок. В гости приходили две дочери старого друга дипломата Даниеле Варе, а после того как Чиано процитировал им строчки из Киплинга: «И если ты своей владеешь страстью, а не тобою властвует она, и будешь тверд в удаче и в несчастье, которым, в сущности, цена одна»[82], одна из них сказала отцу, что несчастье Чиано встречает с большим достоинством, чем то, которое проявлялось им в годы удач. Зашедшая как-то в гости Сюзанна Аньелли застала Эдду за приемом гостей в одной комнате, а Чиано – в другой. Оба были бледны и взволнованны. «Скажите честно, как вы думаете, меня убьют?» – спросил Чиано. «Думаю, что да», – ответила она. Он продолжил: «А кто, немцы или союзники?» – «Или одни, или другие». Сюзанна призвала их бежать из Италии как можно скорее, а по дороге домой думала, что он не до конца осознает опасность, в которой находится. Всем, кто приходил или звонил, Эдда говорила, что всегда будет помнить сохранивших ей верность друзей. Аристократ и политик, а в то время офицер итальянской армии Эмилио Пуччи, прославившийся после войны как знаменитый кутюрье, придя в гости, говорил им, что бы ни случилось, его отношение к Эдде и Чиано останется неизменным, и они всегда могут рассчитывать на его помощь. Когда вышестоящее командование велело Пуччи держаться от Чиано подальше, он отказался подчиниться.
Затем, 24 августа, в городе Фреджене был арестован, а затем застрелен в близлежащем лесу – то ли намеренно, то ли случайно, это так и осталось неизвестным – военный летчик Этторе Мути, друг и соратник Чиано, которого тот любил и всячески продвигал. Гибель Мути сильно всех встревожила. Считалось, что из всех герарков он решительнее других собирал вокруг себя сторонников Муссолини. Выехать из Италии становилось невозможно. Франко сказал, что предоставит у себя в Испании убежище Эдде и детям, но не Чиано. Друзья предлагали частный самолет, но это означало, что уехать сможет только Чиано. В какой-то момент он сказал Эдде, показывая ей револьвер: «Ты должна меня застрелить. Смотри, я сяду на кровать, а ты стреляй». В эту минуту ей стало ясно, что настало время действовать. В ней вновь пробудились ее сильные стороны – решительность, храбрость, воля. Как будто освободившись от долгой двусмысленности своего положения, она могла теперь не только взять ситуацию в свои руки, но и в полной мере чувствовать и проявлять свои давно задавленные эмоции.
Эдда знала, что Дольман ей симпатизирует, и через флотского офицера Кандидо Бильярди, знакомого еще по Шанхаю, отправила ему сообщение. Версии происходившего дальше расходятся, но похоже, что Дольман пришел к ней, она уговорила его помочь, а он, в свою очередь, привлек для этого офицера СС Вильгельма Хеттля из Главного управления имперской безопасности. Гитлер поначалу заупрямился, сказав, что готов спасти «кровных родственников дуче», но не предателя Чиано. Но в конечном счете, кажется, согласился. Эдда тайно встретилась с Гербертом Капплером, главой СС в Риме, человеком с поразительно маленькими глазками и угловатым черепом. И хотя никто об этом еще не знал, тянуть время никакой возможности больше не было: Бадольо только что отдал приказ об аресте Чиано.
Утром 27 августа служанка Эдды заманила охранника в парк, а сама Эдда вместе с детьми пошла на обычную утреннюю прогулку. На ней было легкое льняное платье и босоножки, но детям она велела надеть два слоя одежды. Раймонда взяла с собой любимого игрушечного утенка. На улице их подобрал автомобиль с поддельными номерами и отвез в здание Германской академии, где к ним присоединился Чиано, который сумел перелезть через ограду сада, где его подобрал другой автомобиль. На военном грузовике всю семью отвезли на военный аэродром Pratica di Mare, где с уже заведенным двигателем их поджидал немецкий «Юнкерс» с Хеттлем на борту. По дороге в аэропорт был пугающий момент, когда грузовик остановил военный патруль, но водитель не растерялся, козырнул своим чином, и им разрешили проехать без проверки. Эдда и Чиано набили карманы деньгами и драгоценностями. Накануне вечером одну из подруг Эдды видели выходящей из их дома в ее дорогой шубе, а немецкий офицер, под видом доставщика цветов, вынес из дома другие ценности. Хеттль, как стало впоследствии известно, подкупил охранников фальшивыми деньгами, точно так же, как ранее такими же фальшивками он расплачивался со шпионами в палаццо Колонна и других местах.
Эдде сказали, что самолет доставит их в Испанию, откуда они смогут вылететь в Южную Америку. Когда она поняла, что летят они по другому маршруту, ее заверили, что самолет совершит посадку в Мюнхене для дозаправки, а затем отправится в Берлин за поддельными паспортами и оттуда в Мадрид. В самолете было ужасно холодно и, чтобы согреться, Эдда и Чиано потягивали коньяк, которым угостили немцы. Но на посадке в Мюнхене их встретил генерал СС и отвез на виллу на озере Штанбергер-Зе, где они должны были находиться в качестве «гостей» фюрера, пока готовятся их документы. Тревога немного рассеялась, когда прибывший туда начальник Главного управления имперской безопасности Эрнст Кальтенбруннер сфотографировал их для новых паспортов. Чиано наклеили фальшивые усы – он должен был стать аргентинцем итальянского происхождения, а Эдда – родившейся в Шанхае англичанкой Маргарет Смит.