[98], для которого были пошиты 32 тысячи костюмов. Но для томных звезд-красоток 30-х годов в неореализме ролей не было, и большая часть их оказались забыты. Любовница Паволони Дорис Дуранте пыталась покончить с собой, но неудачно. Звездная пара Освальдо Валенти и Луиза Ферида (Манфрини), «денди и крестьянка», оказались в пронизанной насилием Республике Сало, были захвачены и расстреляны партизанами. Луиза тогда была на втором месяце беременности.
Изабелла Колонна королева расцветавшего под патронажем Чиано «Малого Трианона», плавно перешла на роль светской королевы новой республики. Аристократия, как вынесенный приливом фашизма на песчаный берег мусор, растворилась, будто ее никогда и не было, как не было и семейства Чиано с их вульгарностью и жаждой успеха. Как и многое другое в послевоенной Италии, они были подвергнуты забвению. Почти никого не интересовал лихорадочный поток мемуаров. Фашизм был отброшен, как случайный выверт истории, который все стремились забыть.
Эдда придерживалась данного себе зарока не говорить с журналистами, и ее бесили бесконечные злобные рассказы о Муссолини, появлявшиеся из уст и из-под пера работавших на него водителей, секретарей и слуг. Матери она сказала, что все эти люди «выплевывают яд». Молчала она, когда стали выходить мемуары и автобиографии многочисленных дальних родственников. Молчала и когда обожаемые итальянцами иллюстрированные журналы типа Gente, Tempo, Epoca и другие стали публиковать бесчисленные статьи о жизни семей Муссолини и Чиано. Лишь в 1959 году Эдда смягчилась и согласилась говорить, желая, наконец, «рассказать все как было» и доказать, что она никогда не была pazza isterica, безумной истеричкой. «Мы никогда не любили эксгибиционизм, – сказала она в интервью, – и еще меньше мы любили сентиментальность».
До конца своих дней Эдда отказывалась верить, что Чиано и те, кто был расстрелян вместе с ним, предали свой народ. Ее муж, говорила она, оставался верен своим идеалам, поддерживал «Стальной пакт», когда считал его нужным и полезным для Италии, и пытался удержать Италию от вступления в войну, когда считал, что воевать ей не следует. «Судьбу невозможно изменить. Ты ищешь аргументы, ты борешься, ты мучаешь себя сомнениями о том, что правильно, а что нет. Ты стараешься сделать как лучше и иногда ошибаешься». Как она выживает? «Читаю. Думаю. По большей части с гордостью». Она всегда, говорила она журналисту, хотела отличаться от других, она не родилась, чтобы быть «обычной, малозаметной, идеальной женщиной».
Послесловие
В конце 1957 года Эдде позвонили из полиции. После двенадцати лет просьб, уговоров и пререканий премьер-министр от Христианско-демократической партии Адоне Дзоли, предки которого были тоже романьольцы, наконец-то согласился передать семье останки Муссолини для захоронения в семейном склепе. Эдда в это время была на Капри и немедленно вместе с детьми выехала в Предаппио. К ней присоединилась и Ракеле, по-прежнему большую часть времени проводившая на Искье. Обеим женщинам было велено держать факт захоронения втайне, чтобы избежать скопления толпы. Но новость все равно просочилась. Приехав на кладбище Сан-Кассиано, Эдда увидела, что оно заполнено людьми; многие пришли с цветами и венками. На подходе к склепу она слышала, как люди шептали: Il Duce è tornato! («Дуче вернулся!»).
Затем последовала церемония поистине макабрическая. Останки Муссолини привезли в деревянном ящике, скрепленном металлическими прутьями. При движении он дребезжал. Когда ломом вскрыли крышку, внутри члены семьи увидели небольшую стеклянную банку с частью мозга Муссолини – остальное еще в 1945-м увезли с собой американцы для анализа криминологами на предмет обнаружения вызванного сифилисом безумия.
Ракеле приготовила покрытый вышивкой саван и настояла, что в него нужно завернуть то, что осталось от тела Муссолини, перед захоронением его в склепе перед установленным там бюстом. Звучали речи, лились слезы. Но пророчество Муссолини о том, что труп его, как и тела других лидеров великих революций, покоя знать не будет, оказалось верным. В 1966 году в двери виллы Карпены постучался официальный представитель американских властей и вручил Ракеле завернутую в целлофан недостающую часть мозга Муссолини с надписью: «Результат негативный». Сифилис обнаружен не был. Затем на Рождество 1971 года прогремевший в склепе взрыв причинил серьезные разрушения, но останки Муссолини оказались не повреждены. В 2015 году поступила новость, что еще кусочек мозга выставлен на продажу на онлайн-аукционе eBay за 15 тысяч евро. Сегодня доступ в склеп открыт только в дни рождения и смерти Муссолини, а также 28 октября, – его преданные сторонники, тоскующие по дням, когда жизнями их руководил фашизм, собираются в Предаппио отметить годовщину Марша на Рим.
Эдда дожила до 9 апреля 1995 года и умерла после операции по удалению абсцесса почки в римской больнице. На ее похоронах в базилике Непорочного Сердца Марии в римском районе Париоли многие присутствующие отдавали ей честь фашистским салютом. Она пыталась, безуспешно, помешать известному итальянскому кинопродюсеру Дино де Лаурентису снять фильм о ней и Чиано[99], говоря, что он «топчется на нашей печали». В прошлом Эдда никогда не раскаивалась и считала глубоко лицемерными попытки многих отрешиться от знакомства с видными нацистами. «Гитлер? Геринг? Геббельс? – говорила она. – Я всех их знала». На расспросы о ее роли в годы фашизма в Италии реагировала бурно, отрицая, что была серым кардиналом отца или какого-то рода «арбитром во внешней политике Италии». По мере старения она признавала, что, несмотря на прошедшие годы, она продолжает помнить и обдумывать трагедии своей жизни. «И все же, – добавляла она, – я продолжаю жить, а не просто существовать… Есть женщины, которые видят свое призвание в том, чтобы быть вдовой. Я не из таких».
Дети Эдды большого счастья в жизни не нашли. Фабрицио, пытаясь спрятаться от клейма своего происхождения, эмигрировал в Венесуэлу и девять лет в Италию не приезжал. Затем вернулся и, вступив в неофашистское Итальянское социальное движение, боролся за избрание в парламент под лозунгом «Я сын фашиста, который допускал ошибки и за них поплатился». Политической карьеры у него не получилось, как и у его брата Марцио, самого чувствительного и непредсказуемого из трех детей Эдды. Это был невысокого роста человек, с каштановыми волосами, теплым хриплым голосом, невероятно похожий на Муссолини. Жена его бросила и ушла к его брату Фабрицио. Марцио сильно пил и умер в апреле 1974 года в возрасте 36 лет. Раймонда, их сестра, тоже не знала меры в выпивке. В 1952 году она вышла замуж за сына высокопоставленного фашиста и уехала жить в Бразилию. Брак этот распался, и она часто жила с матерью на Капри. Раймонда умерла в 1998 году, Фабрицио – в 2008. У обоих детей не было, у Марцио осталось двое сыновей.
Немногим лучше сложились судьбы и других детей Муссолини. Витторио провел одиннадцать лет в Буэнос-Айресе с женой и двумя детьми, занимаясь журналистикой, продажей текстиля и страховым бизнесом, но и его брак распался. Романо добился скромного успеха как джазовый музыкант и женился на сестре Софии Лорен. На роскошную свадьбу в Предаппио съехались кинозвезды и ветераны-фашисты, но, несмотря на двух родившихся детей, этот брак тоже закончился разводом. Романо женился опять, родилась еще дочь. Анна-Мария, «самая любимая и самая невезучая» из детей Муссолини, выросла женщиной мрачной и упрямой, с сильным боевитым характером и сумела стать довольно успешным интервьюером. В 1960 году она вышла замуж за Нандо Пуччи, ведущего развлекательных программ. На свадьбе Анна-Мария была в вуали и длинном ниспадающем платье, которое должно было скрыть ее некоторую физическую деформацию. Она умерла в возрасте 39 лет, заразившись ветрянкой от одной из двух своих маленьких дочерей. Судьбу детей Муссолини словами лучше всего сформулировал Романо: хотя Италия терпела их, были поставлены ясные пределы, при которых перед их лицом захлопывались все двери. Интересно при этом, что фамилию никто из них не сменил. А две дочери Романо, сводные сестры Алессандра и Ракеле, нашли для себя место на правом фланге итальянской политики.
Ракеле прожила до 1977 года, каждый день навещая сына Бруно и мужа в семейном склепе на кладбище Сан-Касьяно и всячески понося Кларетту в разговорах со всеми, кто расспрашивал ее о прошлом. С возвращением палаццо Венеция и замка Рокка делле Каминате в собственность государства, а виллы Торлония во владение принца, местом семейных сборов стала вилла Карпена. В 1957 году журнал Oggi в шестнадцати номерах подряд опубликовал историю Ракеле в ее собственном изложении: продав миллион экземпляров, еще больше история разошлось в переводах. В общей сложности члены клана Муссолини – Чиано написали – или от их имени были написаны – свыше дюжины книг воспоминаний и автобиографий: Ракеле – четыре, Эдда – две и Романо – одну. Книга Фабрицио вышла под названием «Когда дедушка расстрелял папу». Их потомки до сих пор продолжают семейную традицию.
Судьбы членов более широкого окружения Муссолини сложились предсказуемо неопределенно. После переворота 1943 года Боттаи, по всеобщему мнению, самый культурный из герарков, скрывался, переезжая с места на место, часто одеваясь в сутану священника, и, в конце концов, чтобы найти «моральное искупление», вступил в Иностранный легион. Получив от итальянского государства помилование за участие в преступлениях фашизма, он вернулся в Рим и занялся журналистикой. Гранди, подлинный архитектор заговора против Муссолини, пересидел войну в Португалии, а затем двадцать лет прожил в Бразилии. В своих мемуарах он пришел к выводу, что дуче был великий человек, совершивший непростительные ошибки.
Маргерита Сарфатти, вернувшись в Рим в 1947 году, была холодно встречена многими из интеллектуалов, заискивавших перед нею в бытность ее любовницей Муссолини. Ее приговор Муссолини суров: он был на самом деле «хороший тиран», принесший Италии подлинные социальные реформы, но в конечном счете превратил фашизм в гротескное уродство, а сам выродился в человека настолько одинокого, тщеславного, циничного и самолюбивого, что крах его был неизбежен. Что же до Кларетты, останки ее были переданы семье в середине 50-х годов и захоронены в семейном склепе Петаччи. Ее сестра Мириам, когда ей разрешили вернуться в Италию из Испании, начала борьбу за возвращение объемистых дневников и писем Кларетты и посвятила свою жизнь утверждению популярной идеи о том, что ее сестра была единственной настоящей большой любовью Муссолини.