Мы обсуждали это за ужином в тот вечер.
— Твой отец скоро приедет, — заметила леди Констанс.
— Да. Он вот-вот будет дома. Мастерской причинен гораздо больший ущерб, чем мы предполагали. Я думаю, что мисс Вэнс следует переехать к нам на какое-то время. Ей здесь будет гораздо удобнее, чем там, с рабочими.
— Пусть сама выбирает, — сказала леди Констанс резко. — Ты же предложил ей комнату, не так ли?
— Да, предложил.
— И она отказалась. Я думала, что на этом все закончилось.
Родерик внимательно посмотрел на свою мать.
— Я полагаю, что она не хочет переезжать сюда из-за тебя.
— Из-за меня? Какое я имею к этому отношение?
— Ты хозяйка дома. Если ты ясно показываешь, что не хочешь ее присутствия здесь, она и не считает возможным переезжать.
Леди Констанс взглянула на меня виновато, и мне стало ее жаль.
Я сказала:
— Я поняла, что мисс Вэнс предпочитает работать возле площадки. Разве не так?
Родерик ответил:
— Она так говорит, но я уверен, мама, что если ты ее пригласишь, она переедет — хотя бы на некоторое время — пока ведется ремонт.
— Ты хочешь, чтобы я это сделала?
— Я был бы тебе очень признателен.
— Хорошо. Я поговорю с ней.
— Это правда? — воскликнул Родерик с явным удовольствием.
— Если ты считаешь, что я должна это сделать, я поговорю с ней сегодня же.
Я была поражена и Родерик тоже. Он был просто в восторге. Я с интересом наблюдала, как леди Констанс наслаждалась его признательностью. Не было сомнения в том, что она обожает своего сына. Он и муж были единственными людьми, которых она любила. Я понимала холодность леди Констанс к Фионе. Теперь я начала понимать леди Констанс. Мое отношение к ней менялось. Мне стало ее жаль: я прощала ее негодование, потому что знала теперь его причину. Она, такая гордая, чувствовала себя униженной. Она, такая сильная, управляющая всем в своем доме и готовая все делать для мужа и сына, была уязвлена.
Я видела, как леди Констанс вышла из дома после обеда. Она пошла пешком, так как расстояние между домом и местом раскопок было очень небольшое. Она выглядела решительной, как будто готовилась к битве. Она взяла с собой черный зонт. В тот момент дождя не было, но он мог начаться в любую минуту.
Я подумала, что разговор будет коротким, и я все узнаю от Фионы. Сидя у окна, я целый час прождала возвращения леди Констанс и была удивлена, что ее нет так долго. Дорога занимала полчаса туда и обратно. Прошел час. О чем они могли говорить все это время?
Спустя еще полчаса я решила посетить Фиону. Леди Констанс должна была уже давно уйти, и если по какой-то причине она не сделала этого, я придумаю какой-либо предлог и удалюсь.
Я оделась потеплее, надела теплые ботинки и взяла с собой зонт. Был довольно серый день, и все кругом выглядело совершенно пустынным. Все было насквозь мокрым, и в воздухе, казалось, висела влага, хотя на самом деле дождь уже кончился.
Когда я подошла к мастерской, снова начался дождь. Я раскрыла зонт и двинулась по дорожке, которая вела к дому.
Дорожка выглядела не такой, как всегда. Всюду валялись комья земли. Я подумала, что их, должно быть, намыло дождем.
Я взглянула на бани и мозаичный пол. Они не изменились. Затем — слишком поздно — я заметила перед собой зияющую яму. Я резко остановилась, но земля тут же ушла у меня из-под ног. Я споткнулась, зонт отлетел в сторону, и я начала падать… В темноту.
На несколько секунд я была парализована и обескуражена, пока не поняла, что со мной происходит. Это оказалось одно из тех мест, о которых говорил Родерик. Почва уходила у меня из-под ног. Земля попала мне в глаза. Я на секунду зажмурилась и попыталась ухватиться за что-либо, но мокрая земля выскальзывала из рук.
Мое падение не было стремительным. Оно замедлялось, так как земля опускалась постепенно под тяжестью моего тела. И вдруг падение прекратилось. Я открыла глаза. Я с трудом различала что-либо вокруг. Дыра, в которую я провалилась, пропускала немного света.
Я стояла на чем-то твердом и почувствовала некоторое облегчение оттого, что перестала падать.
Я поняла, что бесполезно пытаться выкарабкаться отсюда. Ничего, кроме мягкой сырой земли, не было вокруг. Не за что было зацепиться.
Я услышала крик:
— Помогите… помогите мне!..
Я узнала голос леди Констанс.
С ней случилось то же самое! Ведь она шла к Фионе тем же путем.
— Леди Констанс, — произнесла я.
— Ноэль? Где вы? Здесь?
— Я упала.
— И я тоже. Вы можете двигаться?
— Я… я боюсь.
Не было нужды объяснять. Она оказалась в таком же положении, что и я. В данный момент мы были в относительной безопасности, но как знать — малейшее движение может вызвать новый обвал и похоронить нас заживо.
Глаза привыкли к темноте. Я стояла на подобии каменного пола. Я увидела медленно двигающуюся фигуру. Это была леди Констанс.
— Вы можете подойти сюда очень медленно? — спросила я. — Мы, кажется, находимся в какой-то пещере. Здесь, у меня, немного светлее. Я боюсь двигаться, так как земля вокруг меня очень рыхлая.
Она начала медленно подползать ко мне. Послышался шум падающей земли. Я затаила дыхание. Я очень боялась, что земля начнет оседать и похоронит нас.
Я сказала:
— Подождите немного.
Она повиновалась, и все стихло.
— Теперь попробуйте опять.
Она была уже близко. Я смутно различала ее.
Она протянула руку и дотронулась до меня. Я схватила ее руку и почувствовала, что ее облегчение подобно моему.
— Что делать? — прошептала она.
— Возможно, кто-нибудь спасет нас, — сказала я.
Она молчала.
— С вами все в порядке? — спросила я.
— Болит нога. Я рада, что вы здесь. Мне не следовало бы… Но теперь — нас двое.
— Конечно, — сказала я. — Я тоже рада, что вы здесь.
Мы помолчали какое-то время, потом она сказала:
— Это, возможно, для нас конец…
— Не знаю.
— Что может произойти?
— Они спохватятся. Когда вернется Родерик, кто-нибудь придет искать нас. Мы должны стоять спокойно. Нельзя ничего трогать.
— Вы стараетесь меня успокоить.
— И себя тоже.
Мы рассмеялись. Это был невеселый смех, защита от судьбы.
— Странно, — сказала она, — что мы вместе оказались здесь.
— Очень странно.
— Я чувствую себя гораздо лучше сейчас. Я думала, что умру в одиночестве, и очень испугалась.
— Всегда хорошо, чтобы кто-то был рядом, даже здесь, — сказала я.
— Может, стоит покричать? — предложила леди Констанс.
— А нас услышат?
— Если мы услышим их, они смогут услышать нас. Там есть дыра. Вон виден свет.
— Пока он есть, есть и надежда.
— Вы разумная девушка, — сказала она. — Я боюсь, что была не очень добра к вам.
— Нет, все в порядке. Я понимаю…
— Вы имеете в виду Чарли и вашу мать?
— Да.
Мы некоторое время помолчали. Она все еще держала меня за руку. Ее близость успокаивала меня.
Она сказала:
— Давайте поговорим. Я чувствую себя лучше, разговаривая… Я знаю, что случилось с бюстом генерала.
— С бюстом?
— На лестнице. Ведь это Герти разбила его, и вы взяли на себя ее вину.
— Но каким образом?
— Я следила сверху и все видела. Зачем вы это сделали?
— Герти была в ужасе, что ее выгонят. Она посылает деньги своей семье. Она боялась, что вы уволите ее, отказав в рекомендации…
— Понимаю. Вы поступили хорошо.
— Ничего особенного. Ведь я скоро уеду. И полагала, лучше, чтобы вы думали, что это сделала я.
— Откуда вы знаете о семье Герти?
— Мы разговорились, и она рассказала о своей семье.
— Вы часто беседуете со слугами?
— Полагаю, это вас шокирует. Но я воспитана в другой среде, где различия в классах не так важны, как человеческие отношения. Люди в доме были людьми, а не слугами и господами.
— Такова была Дезире?
— Да. Она была дружелюбна ко всем.
И вновь молчание. Я подумала: «Жаль, что разговор о моей маме возник в такой момент».
Леди Констанс все еще держала меня за руку.
Неприятно было молчать. Это как бы делало наше и без того отчаянное положение еще хуже.
— Я не имела понятия, что вы знаете о бюсте, — сказала я.
— Я все время следила…
— За мной?
— Да, за вами!
— Я это ощущала.
— Да? Но не подавали виду. Я не могу передать, как я рада, что вы свалились туда же, куда и я. Я очень эгоистичная женщина.
— Нет, нет. Я все понимаю… И рада, что вы здесь.
Она рассмеялась и подвинулась ко мне поближе.
— Странно, не правда ли? Нам лучше продолжить беседу. Когда разговариваешь, страх, кажется, уменьшается… Но он остается. Я думаю, мы, скорее всего, умрем.
— Полагаю, есть шанс на спасение.
— Вы боитесь умереть? — спросила она.
— Не думала об этом до сегодняшнего дня. Человек рождается с мыслью, что будет жить всегда. Трудно представить мир без себя.
— Это называется эгоцентризм, не правда ли?
— Но мы в таком странном положении узнаем друг друга гораздо лучше, чем смогли бы в безопасности, — грустно улыбнулась я.
— Это потому, что мы оказались перед лицом смерти. Это сближает людей.
— Я все время прислушиваюсь, — сказала я. — Если мы услышим что-нибудь наверху, то должны сразу же кричать, чтобы дать знать, что мы здесь.
— Но все же давайте продолжим разговаривать… Вы нашли мой альбом с рецензиями. Вы разглядывали его с Герти…
— Я сожалею об этом. Она позвала меня в комнату и когда я увидела… Было выше моих сил удержаться.
— Что вы об этом подумали?
— Я подумала, что это очень печально, ведь это говорит о том, что вы чувствовали все эти годы.
— Я знала все пьесы, в которых она играла, что о ней говорили и писали. Я все понимала. Она вскружила ему голову.
— Не ему одному.
— Она, должно быть, была удивительной женщиной.
— Она была самой удивительной женщиной в мире.
— Хорошей матерью, не так ли?