– Отлично, очень хорошо, – говорит Тони. – Если бы тебя попросили оценить этот опыт по шкале от одного до десяти, где один – это ОК, а десять – самое ужасное, что только могло с тобой произойти, сколько баллов ты бы поставила?
– Девять, – говорит Флик.
– А в каком случае ты поставила бы этому случаю десятку?
– Ну… Наверное, если бы я из-за этого умерла?
– Хорошо, – говорит Тони. – Кто следующий?
Руку поднимает Белла.
– Из-за занятий спортом и из-за того, что я плохо питалась, у меня прекратились месячные.
Белла – вице-капитан хоккейной команды. Наверное, постоянно наклоняться и бить по сорнякам длинной палкой[17] – это очень утомительно, но…
– Они у нее и не начинались, – громко шепчет Тиффани.
Таш хихикает, и Доминик бросает на нее уничтожающий взгляд. У него глаза пляжного спасателя, который позволяет утопающим тонуть.
– Как бы ты оценила эту ситуацию по десятибалльной шкале? – спрашивает Тон.
– Тоже на девять, – говорит Белла.
– Может, ты могла бы описать нам какой-то конкретный эпизод, из которого станет понятно, насколько плохо ты себя чувствовала?
– Ну, не знаю. Однажды мне показалось, что у меня начались месячные и все опять нормально, и я вставила тампон, а через восемь часов, когда пора было его вынимать, я не смогла это сделать – пришлось идти к школьной медсестре и просить ее помочь, ну, я понимаю, что это мерзкие подробности, но тампон не выходил, потому что был совершенно сухой, так как крови никакой там не было, и месячные потом еще примерно год не приходили.
Все по очереди рассказывают свои истории. Вот бы Бьянка была здесь… Но ее здесь нет. Если бы она была здесь, ей бы действительно было что рассказать – только она, конечно, ничего рассказывать не стала бы. А это все – набор из скучных, всем известных историй про нарушение питания, распространенных мифов и обычной подростковой херни. Когда доходит до Наташи, она не знает, с чего начать. Есть столько всего, но она хоть что-нибудь чувствует по этому поводу? Ну, в смысле, есть ли ей до этого дело? И вообще, пищевые проблемы – у ее матери, а не у нее.
– Я выбросила коробку шоколадных конфет, – наконец говорит она, пожимая плечами. Она не рассказывает, что это был прощальный подарок от Коли. Что из-за этого она невзлюбила его еще больше. Что не ответила на его последнее письмо. Что он купил ей веганский шоколад, хотя она никакой не веган и он тоже не веган, а просто он мальчик и поэтому, наверное, не прочитал состав на этикетке. Что он ничего не знает про ее отца и про то, что произошло. – Когда летела сюда из Москвы.
– И что ты при этом чувствовала? – спрашивает Тони.
Наташа опять пожимает плечами.
– Не знаю.
– Тебе было нехорошо? – подсказывает Тони.
– Вроде да, – говорит Таш. – Да. Я пожалела, что сделала это.
– Как ты это оценишь по шкале от одного до десяти?
– Ну, наверное, на четыре.
– На четыре. На четыре, – повторяет он и принимается ходить взад-вперед. – Ты уверена?
– Не знаю.
– Сколько конфет ты съела?
– Одну.
– Точно? А может, всю коробку?
– Эм-м…
– Ты съела всю коробку, потому что ты отвратительная жирная сука.
Таш оглядывается на Тиффани, та приложила ко лбу пальцы в форме буквы “L” и указывает этим знаком “лузер” в сторону Тони. Таш хочется рассмеяться, но не получается.
– Я угадал? – спрашивает Тони.
– Нет, – говорит Тиффани. – Потому что она не anorexique.
– Я съела одну конфету, – повторяет Наташа. – А потом выбросила коробку, потому что началась посадка в самолет и я боялась, что не устою перед соблазном съесть много.
– Ага! Соблазн! Почему ты используешь это слово?
– Потому что я нормальный человек. В самолете мне было бы скучно, и от скуки я съела бы больше конфет, чем мне на самом деле хотелось, поэтому я выбросила их, чтобы они не мозолили глаза.
Тони вздыхает.
– Ну что ж, ладно, ты можешь не участвовать в следующем пункте программы, раз ты такая “нормальная”.
В последующие пятнадцать минут Тони заставляет всех пережить заново свои воспоминания, которые они оценили на девять или десять баллов, – сначала в том виде, в котором они хранятся в их памяти, потом – в черно-белом варианте, а потом – как будто они наблюдают это со стороны. Он заставляет их снова и снова прокручивать все эти версии в голове.
Позже, в спальне, девочки затевают игру: заставляют Тиффани произнести “нейролингвистическое программирование”, это безумно смешно, тем более что Тиффани, как обычно голая выше пояса, вместо “лингвистическое” каждый раз говорит “лангустическое”, и всем удается выбросить из головы то, что под конец произошло с Тони и Домиником, и что в этом были виноваты они, девочки. Статическое электричество росло, Эль плакала, переживая эпизод, в котором у нее что-то застряло между зубами, и это увидел мальчик, Син-Джин шепталась с мадам Венсан, и Таш нагнулась, чтобы подержаться за металлическую ножку стула, – хотела снять электричество, и на этот раз ее буквально ударило током – раздался треск, вспыхнули искры, ее прямо-таки обожгло, так что она вскрикнула, и тогда Тиффани хихикнула, и тогда…
– По-вашему, это смешно, да? – воскликнул Доминик, испепеляя их взглядом. – Думаете, это прямо оборжаться как смешно? Думаете, анорексия – это смешно? Ваша подруга умерла, и мы здесь пытаемся спасти вас от смерти. Пытаемся сохранить вам жизнь!
Тишина.
– Даже если вы не умрете от самой анорексии, – продолжал он. – Даже если не умрете от того, что ваше собственное тело начнет пожирать само себя, а потом перестанет, потому что вы его убили, есть тыща других способов умереть. Ты-ща. Вы никогда не видели, как сексуальную рабыню скармливают тигру? Так себе зрелище, можете мне поверить. Жирных девочек не скармливают тиграм, их…
Вот на этом месте Тиффани, Таш, Лисса, Рейчел, Дэниель и даже Доня не выдержали. Жирных девочек не скармливают тиграм??? Это еще что за херня? Их разобрал такой хохот – вот реально до слез! – что они попадали со своих оранжевых стульев, от переизбытка статического электричества, горя и абсурда.
И были немедленно отправлены к директору.
Французность Тиффани – огромная планета с собственной гравитацией. Если тебе хочется нормально с ней поболтать, нужно очень хорошо говорить на французском. Поэтому у них у всех очень хорошо обстоят дела с уроками французского, кроме одной только Тиффани, которая не понимает английские инструкции на бланках с тестами. Казалось бы, мадам Венсан должна быть рада такому рвению учениц, но она совсем не рада. Она презирает этих девочек с торчащими тазовыми костями и ключицами и подвернутыми юбками. Ненавидит, когда они смеются. Ненавидит их зубы.
Она вызывается проследить за выполнением утреннего наказания. Заявляется к ним в спальню в пять пятнадцать утра, ей это в радость, и выводит в бассейн, где они обязаны до завтрака проплыть пятьдесят раз туда-обратно. Полотенцами пользоваться запрещено. В смутном водяном свете они рассматривают сквозь поцарапанные стекла плавательных очков жир друг друга. Принимают холодный душ. Вечером, перед тем как сесть за уроки, они должны пробежать три мили до деревни и назад. На улице темно, они спотыкаются о корни деревьев, цепляются головой за старые паутины, но всем плевать. Принцессе Августе, скорее всего, никогда не доводилось бегать на большие дистанции, но о ней больше никто не говорит.
Пока девочки плавают, мадам Венсан потихоньку приседает – еле-еле, потому что у нее больные колени, а пока они бегут, она вяло отжимается, упершись ладонями в холодный бетонный пол рядом с бассейном. Хотя ей уже пятьдесят шесть и она заведует пансионом в забытой богом дыре, мадам Венсан остается француженкой и по-прежнему мечтает о молодых и страстных любовниках. Не о таких, как доктор Морган, который иногда заваливается к ней в комнату после долгого одинокого воскресенья. Она презирает Тиффани намного больше, чем остальных, потому что Тиффани – француженка, но она никогда не станет похожа на мадам Венсан. У Тиффани всегда будет золотистая кожа и розовые соски. Всегда.
Осенние каникулы. Наташа собирает сумку, надевает все ту же юбку “хэлперн” и доезжает на поезде до Кингс-Кросс, где ее встречает вызванный заранее черный кэб.
Вечер пятницы – Лондон сверкает под дождем, как огромный драгоценный камень. Так много денег, света и красоты сосредоточено в одном месте. На каждой улице – одежды, запахов и тел на миллиарды фунтов. Одежды, запахов, тел, а еще – идей, которые существуют, идей, которые почти существуют, и идей, которых пока еще не существует. Многие мили блокчейнов. Блокчейнов – до Луны. Деньги, коды, голодные тигры. Пар на окнах. Особый вид комаров, который обитает только в лондонском метро, сейчас погружен в спячку или куда там они деваются в это время года. Раскисающие от сырости первые зимние пальто. Коряги и клячи в пуховиках и ботильонах.
Квартира тети Сони окнами выходит на Темзу, и мимо плывут старые речные баржи, прогулочные кораблики и паромы. Драгоценный камень отражается в Темзе. Река приумножает его сияние, придает благородства. Они нужны друг другу, Темза и ее бриллиант. И вечно льнут друг к другу в сверкающей темноте.
Самолеты облетают Эссекс и выстраиваются в очередь, чтобы приземлиться в Хитроу. В них тоже от пола до потолка – сплошь деньги. Деньги, биология и любовь. Есть ли в них что-нибудь еще? В одном из самолетов, кроме пилота и второго пилота, летит лишь один-единственный персидский кот белого цвета. В другом – дворецкий и немного суши. Реактивные следы распадаются на части и сыплются с неба горстью жемчужин, лепестками белых роз, крупинками сахарной пудры, клочками пара.
В кухне тетя Соня разъясняет Таш разработанный ее молодым коллегой алгоритм, который позволяет определить, какой способ связи с наибольшей вероятностью предпочтет человек для совершения чего-то секретного – например, для покупки наркотиков, заведения романа на стороне или совращения ничего не подозревающего подростка. Нужно взять дату и место рождения человека, его пол и к этому прибавить несколько фактов – в основном про то, как он одевается. Носит ли этот человек джинсы? Высокие каблуки? Мужчины старше пятидесяти, которые не носят джинсы, с наибольшей вероятностью воспользуются электронной почтой. Если им за семьдесят, они передадут бумажную записку. А вот мужчины сорока двух – сорока пяти лет, которые при этом носят джинсы, прибегнут к помощи снэпчата. Таш представляет себе Тони и Доминика в снэпчате. Картинка жутковатая, но жизненная. Нормкор.