Жуанита привезла раненого к себе, перевязала его рану, и хотя он хотел тотчас же бежать отыскивать Марию, цыганка уложила его в свою постель и приказала не вставать, если не хочет остаться хромым. Измученный дорогой, ослабев от потери крови, раненый скоро заснул, а Жуанита побежала отыскивать дом банкира.
Когда она вернулась, Франк уже проснулся и услышал ее слова:
– Я знаю где живет старый грешник.
– Как ты добра, Жуанита, что хлопочешь для меня, – сказал молодой человек, сжимая руки цыганки.
– Нечего говорить об этом, – отвечала она, улыбаясь. – Теперь надо удостовериться, точно ли у него скрыта та, кого вы ищите.
– Но как это сделать?
– Я берусь за все… я пойду к старику.
– Вместе со мной, Жуанита.
– Нет, вы можете все испортить вашей запальчивостью. Притом я одна разузнаю все скорее… я решаюсь на все… для вас, Франк… только для вас… за это дайте мне слово, что вы целый день не выйдете из этой комнаты.
– Это невозможно, Жуанита.
– Нет, вы еще слабы и можете разбередить рану.
– Но вспомни, что Перолио может быть уже в городе, что он увидит Марию.
– Перолио отправился к бурграфу в Амерсфорт, и только на обратном пути заедет сюда… Вы это знаете, стало быть до завтра нечего опасаться; послушайтесь меня, поберегите ваше здоровье.
Надобно было повиноваться, и Франк замолчал.
Прежде чем описывать свидание Берлоти с Жуанитой, скажем, где оно происходило.
Дом ростовщика не был открыт для каждого и походил на крепость, какие строили в то время вельможи и богачи даже в городах. Феодальные владельцы не любили сходиться близко с мещанами и простым народом, но синдики мещанских сословий заставили бургомистров издать запрещение строить укрепленные замки, и вельможи, бунтовавшие против своих государей, не смели ослушаться приказа городских властей и были довольны тем, что не разрушили тех замков, которые были уже построены. Берлоти жил в одном из таких старинных зданий, принадлежащих рыцарю, который остался верен епископу Давиду и уступил свой замок за долги.
Здание это выходило на канал, прорезающий город. Оно было окружено толстыми стенами с бойницами, ворота были железные, за ними решетка, потом каменный свод и, наконец, лестница, ведущая в комнаты. Но и тут была железная дверь с молотком и круглым окошечком.
Правда был другой вход в эту крепость со стороны конюшен, но он вел в пустой переулок.
Отсюда привозили товары и припасы и почти круглый год в переулке была непроходимая грязь.
Старый ростовщик занимал одно обширное здание, и вся прислуга его состояла из старой служанки и приказчика, принимавшего и отпускавшего товары и хранившего разные залоги, которыми был наполнен весь дом. Берлоти был не обыкновенный скупец. Это был особенный тип, не злой, не сердитый, не строгий для себя и других, не умирающий над своими сокровищами. Нет, он был почти всегда весел и любезен, любил все удовольствия, хотя и старался, чтобы, они обходились ему дешевле. Он любил, когда его приглашали на обеду и присылали на дом редкие вина. Когда он обедал дома, то ходил сам на рынок и покупал самые лакомые куски; потом присматривал за служанкой, чтобы она, стряпая, не украла чего, и редко обедал один. Он любил женщин и всегда находил красивых собеседниц. Хорошенькая женщина всегда принималась ласково ростовщиком, но Жуанита, чтобы иметь предлог придти к нему, набрала браслетов и цепочек и явилась в его крепость, будто за деньгами.
Слыша удары молотком в дверь, он пошел сам посмотреть в окошечко, как делал обыкновенно, узнал молоденькую цыганочку и, бросившись ей отворять, привел ее в свою комнату. Ростовщик был не в богатом костюме из бархата и шелка, в котором Жуанита видела его на пиру. Он был в старом халате, подпоясанном ремнем, на котором висела огромная связка ключей. На его лысой голове была надета черная шелковая шапочка и сверху старая шляпа.
В этом виде старый волокита не был привлекателен, но очень любезно поблагодарил Жуаниту за посещение.
– Я пришла продать вам эти вещи, – сказала девушка, показывая то, что принесла.
– А зачем ты продаешь свои наряды? – спросил он нежно.
– Мне нужны деньги.
– А если твой друг откажет в твоей просьбе?
– Я пойду к другому.
– Не торопись, душечка, – говорил Берлоти, смеясь. – Соломон не отказывает тебе решительно, только не хочет взять твоего залога.
– У меня нет ничего Другого.
– Полно, моя красавица, пойми, чего я хочу, и ты будешь сама очень богата.
– Благодарю, – проговорила Жуанита с досадой. – Я не хочу вас слушать, потому что вы говорите одно и тоже всем женщинам.
– Правда, моя милочка, что я иногда говорил это, но уверяю, что сегодня я не лгу, потому что никогда еще не чувствовал того, что испытываю теперь.
– Не верю, вы обманываете меня, как других.
– Приходи сегодня ужинать со мной, и ты удостоверишься, что я действительно люблю тебя.
– Нет, я не хочу, чтобы мне выцарапали глаза.
– Кто осмелится дотронуться до твоих хорошеньких глазок?
–; Да та красавица, которую вы прячете от всех.
– Кто тебе сказал это?
– Вы сами, на пиру у ван Нивельда – разве вы забыли?
– Diavolo! – проговорил богач, почесывая затылок. – Я проболтался. Это дурно!
Помолчав немного, он взял руку Жуаниты и сказал нежно:
– Но ведь ты слышала также, что это родственница моего друга Перолио.
– Это не мешает вам любить ее.
– Ты не понимаешь меня… я говорю родственница, но я уверен, что она гораздо ближе ему.
– А хороша она?
– Не так как ты, – отвечал старик, воспламеняясь и теряя осторожность, – она белокурая, как все здешние женщины.
– Покажите мне ее.
– Не могу. Фрокар просил меня, чтобы никто не подходил к красавице. Она обедает одна, и два солдата Черной Шайки стерегут ее дверь. Если Перолио узнает, что я ослушался его…
– Вы очень боитесь его? – спросила Жуанита.
– Разумеется, боюсь.
– Тем хуже для вас, – сказала цыганка, отдергивая сою руку. – Знайте, синьор Берлоти, что я полюблю только храброго человека.
– Да и я не трус, моя красавица, только не хочу, чтобы меня убили, как собаку. Разве ты не знаешь начальника Черной Шайки?
– Я никогда его не видала, но если встречусь с ним, то ручаюсь, что не испугаюсь его, не опущу даже перед ним глаз.
Соломон был в восторге от красоты и смелости молодой девушки: он опять схватил ее за руку и успел поцеловать ее, вскричав:
– Как ты прекрасна! В твоих жилах течет южная кровь!
– Оставьте меня! – вскричала Жуанита, отталкивая старика. – Я цыганка, уличная плясунья и певица, но не позволяю целовать себя каждому. Я люблю, кого хочу и предупреждаю вас, что ревнива и не потерплю соперниц.
– Разве у тебя могут быть соперницы? – говорил Соломон убедительно, воображая, что в состоянии возбудить любовь молодой девушки.
– А ваша спрятанная красавица? Покажите мне ее, дайте поговорить о ней, и я поверю вам.
Ростовщик не решался, но цыганка видела, что старик не в силах сопротивляться и потому продолжала с поддельным увлечением:
– Вы думаете, синьор Берлоти, что я пришла сюда за тем, чтобы выманить у вас денег? Это был только предлог.
– Я был уверен в этом, – отвечал старик, довольный ее словами.
– Я пришла, – продолжала она нерешительно и опуская глаза, – потому что ваши черты и ваши слова разбудили во мне воспоминания о моем отечестве.
– Ты итальянка? Я был уверен в этом.
– Наконец, я пришла потому, что вы меня пригласили..
– И хорошо сделала, моя ненаглядная! – вскричал старик, обезумев от волнения. – Я одену тебя в шелковые, золотые материи, осыплю тебя драгоценными камнями.
– Мне ничего не надобно, я не торгую моей любовью. Я отдаю ее тому, кого изберу.
Эти слова еще более поразили ростовщика, забывшего свою скупость, свою старость и готового упасть на колени перед уличной комедианткой.
– Но вы знаете, – продолжала хитрая цыганка, – что в любви итальянка хочет владеть всем или ничем!
– Все твое! – вскричал Соломон с жаром. – Ты будешь моей повелительницей.
– Постарайтесь прежде успокоить мою ревность, покажите мне вашу племянницу, если хотите, чтобы я пришла с вами ужинать.
– Это твое условие, капризная красавица? О женщины! Когда вы чего захотите, трудно противиться вам.
Жуанита смотрела так страстно на старика, что он не мог отказать ей ни в чем и сказал, подумав немного:
– Ты увидишь ее, мой хорошенький демон, я исполню твое желание. Только прошу тебя, – продолжал Соломон, – не упоминай перед ней имени Перолио.
– Это отчего? Вы сами сказали, что она его… родственница, или еще ближе.
– Вот видишь, я не уверен в этом. Фрокар так хитер, что, вероятно, обманул меня. Послушай, ты войдешь к ней с дорогим нарядом, который ей предложишь… разумеется, не от меня.
– А от кого же?
– Меня просили предложить ей несколько подарков, чтобы она не очень скучала, но хотя за них платит Перолио – его не надобно называть.
– Хорошо, я буду осторожна.
– Ступай же за мной. Я, как ребенок, повинуюсь тебе.
И подав Жуаните богатые материи и наряды, он повел ее в верхний этаж через длинный, темный коридор в галерею, в конце которой была комната пленницы. Когда ростовщик и цыганка вошли к дочери оружейника, сердце Жуаниты сжалось от горести. Бедняжка Мария сидела в углу в такой грустной задумчивости, что даже не слыхала, как к ней вошли. Только когда Соломон начал говорить с ней, она как будто проснулась, подняла на него свои чудные глаза, наполненные слезами, потом обратила их на цыганку.
– Я привел к вам молодую девушку, – сказал старик, – с подарками от того, который любит вас нежно и составит ваше счастье. Не плачьтесь и взгляните на эти наряды.
– Благодарю вас, мессир! – сказала Мария тихо, но с достоинством. – Мне ничего не нужно. Я вас прошу об одном – отпустите меня домой, к матушке, и я буду молить Бога, чтобы он послал вам покойную старость.